Новый закон

      Результаты психологического тестирования привели в ужас представителей службы поддержки и взаимопомощи для детей, окончивших специализированные школы-интернаты. Несчастные потрясали бумагами, пытались добиться у директора ответ на вопрос: «Как вы дошли до жизни такой?» Но Акула, опытный человек, сразу всплыл кверху брюхом и ни на что не реагировал. Психологи попытались воззвать к совести присутствующих воспитателей, но это было всё равно, что искать сочувствие у бронетранспортёра. Но служба не была бы службой, если бы сдавалась так легко. Пошумев, порыдав о бедных неподготовленных к самостоятельной жизни детишках и покидав в воздух бумаги с результатом навязшего в зубах теста, комиссия отсморкалась, утёрла профессиональную слезу и потребовала. Потребовала от мрачно молчавших воспитателей дать развёрнутую письменную характеристику некоторых личностей, которые, по их мнению, могут представлять опасность как обществу, так и себе, и своим родственникам. Списки прилагались. Срок — срочно, ещё вчера.       После отъезда «психиатрички», как выразился негодующий Шериф, и внезапно вернувшегося к жизни Акулы с пожеланием всем погрузиться в работу, мужская половина отбыла в покои Гомера поправить расшалившиеся нервы стаканчиком виски. Нервы были ни к чёрту, поэтому стаканчиком дело не ограничилось.       Ральфу предстояло наваять характеристику на Сфинкса, Слепого, Стервятника, Лэри и Дракона, — это тех, кого надо было ещё вчера, не считая всех остальных. Поэтому упавший было его моральный дух от пары стопок если и подпрыгнул, то не высоко. Алкоголь только усугубил и без того сумрачное настроение.       Он возвращался к себе, когда ещё горел дежурный коридорный свет, мрачно предвкушая бессонную ночь с горьким послевкусием сигарет и кофе.       Ключ в замке провернулся вхолостую, дверь была не заперта. Стервятник. Больше некому.       Вздохнув, Ральф зашел в кабинет, где на диване сидел гость, читая одну из его книг.       — Прекрасный вечер для чая, — приветствовала Большая Птица.       — Нет, — сухо оборвал Ральф, — мне надо работать. Сейчас я иду в душ, а когда выйду, тебя уже здесь нет.       Ральф захлопнул дверь ванной, пресекая любые дальнейшие разговоры, а Стервятник остался сидеть, кусая губы и сжимая набалдашник трости. Вслушиваясь в шум воды за стеной и дробь дождя по подоконнику, он решил рискнуть.       Вздохнув, Стервятник пошёл кипятить воду и готовить свой чай. Совсем не простой чай. Он доставал из холщового мешочка травы и кидал их в заварной чайник, некоторые из этих травок были с другой, изнаночной стороны. А теперь залить водой, но не бурлящей, а такой, которая мутнеет от роя пузырьков, предвещая неминуемое закипание. Помешать три раза посолонь и пять раз против, дунуть, топнуть и накрыть — дать настояться.       — Я неясно выразился? — от неожиданности Стервятник вздрогнул, слишком погрузился в свое ведовство.       — Разрешите остаться, я не помешаю, — всё это Стервятник уже говорил по пути к выходу, куда его тащил Чёрный Ральф, ухватив за локоть, — и у вас сейчас полотенце упадёт.       Сплюнув от раздражения, Ральф вынужден был схватиться за спадающее полотенце и отпустить руку Птицы.       — Тихо сиди, не маячь.       Он планировал провести этот вечер по-домашнему, за работой и не собирался отказываться от своего удобства, даже если бы тут торчали вся третья и четвёртая полным составом. Почему он должен сидеть одетым по всей форме в своем же кабинете, в личное время, когда для всех в Доме уже прозвонил отбой?! Не будет он впихиваться в штаны только потому, что вожак Птиц решил сегодня изводить его своим присутствием. Ральф надел домашние шорты и уселся за стол писать характеристики.       Стервятник затаился в углу дивана, разглядывая сосредоточенно пишущего воспитателя. Если Р Первый не дал пинка под зад сразу, то, значит, он уже отошел и можно попробовать заговорить.       — Что вы пишете?       — Твою характеристику, — Ральф писал быстро. Было видно, что он не задумывается над формулировками. — Хочешь послушать?       Занятый проблемами секущихся кончиков Стервятник промямлил:       — Пожалуй — нет.       — Что так? — удивился Ральф, беря второй лист.       — Неуравновешенная депрессивная личность, склонность к суициду и параноидальным наклонностям.       — Почти угадал, — Ральф продолжал писать, не поднимая головы. — Чай-то где?       Стервятник скинул сапоги и пошуршал греть воду по новой.       — Мог и не разуваться, — хмыкнул Ральф, приступая к личностным качествам Сфинкса, — полы не мыты.       — Чтобы не мешать, — рука с отращенными когтями поставила кружку на стол.       — Новый маникюр?       — Захотелось разнообразия, — улыбнулся Птица, встав за спиной и проведя синими когтями в миллиметре от обнажённой спины воспитателя.       — Стервятник, — протянул Ральф, — у меня зуд начинается только от одной мысли, что ты шаришься по моему кабинету босиком, наливаешь свое зелье под видом чая и думаешь гнусные мыслишки в своей черепушке.       — Почесать? — Стервятник легонько пошкрябал воспитательскую спину. — Выше, ниже, левее?       — Место! — рявкнул Ральф, и Птица, посмеиваясь, упорхнул на диван.       Остался только Слепой, и Ральф, желая поскорей закончить эту бумажную тягомотину, решил быть более кратким и сдержанным в выражениях. Кружка вкусно дымилась на краю стола. Липа, мелисса и апельсин — это то, что он смог разобрать, но был ещё какой-то горьковато-сладкий душок.       — Приворотное зелье? — уточнил он у тёмного силуэта на спинке дивана.       — Не совсем, — рассмеялся его гость, — а вы верите в колдовство?       Ральф как раз описывал, что метод физического воздействия на Слепого не даёт желаемого результата, но зато у него сильно развито чувство ответственности, что предполагает воздействие на объект через дорогих Слепому людей.       — Верю, — Ральф допил чай и сложил свои записи в отдельную папку. — Раздевайся, не будем время терять, а то спать очень хочется.       — В смысле? — опешил Стервятник.       — В прямом, — ответил Ральф, — скидывай свои кожаные портки, — он встал и потянулся, распрямляя суставы от долгого сидения в одной позе.       — Что, вот так вот просто? — не верил своим ушам Стервятник.       — А что тут сложного, — удивился Р Первый, — или ты пришёл на меня полюбоваться?       Стервятник совсем не рассчитывал на такую откровенность и растерялся от столь ультимативного заявления. На какое-то мгновение он впал в лёгкий ступор, не зная, как себя вести дальше. Ральф подошёл к дивану, и Стервятник сполз со спинки, неосознанно загоняя себя в тёмный угол.       Воспитатель навис над окуклившемся парнем.       — Передумал? — саркастически поинтересовался Р Первый.       — А танцы? — беспомощно хрипнул Стервятник.       — Что, нога больше не болит? — продолжал измываться Ральф, вытаскивая Птицу из безопасного угла на середину комнаты. — Что будем танцевать? Вальс, фокстрот, венский вальс?       — Вы обещали танго, — пискнул Стервятник, всерьёз рассматривая возможность, а не хлопнуться ли ему в обморок?       — Канженге или милонегро? — уточнил Ральф. — Для бального места мало.       — Может, вы оденетесь? — беспомощно предложил Стервятник, его мысли стеклянными шариками раскатились по углам и никак не желали собираться в кучу. В его представлениях это он должен был окучивать Чёрного Ральфа, а не жалко трепыхаться, как куропатка в силках.       Хмыкнув, Ральф пошел в спальню за футболкой. Его душил смех, и он держался изо всех сил, чтобы не спалиться. Он задержался у шкафа дольше, чем это было необходимо, давая Стервятнику шанс уйти, но тот так и остался стоять посреди ковра растерянной фигурой.       «Ладно, — подумал Ральф, — продолжаем».       — А музыка? — очнулся от задумчивости вожак Птиц, когда его опять поставили в танцевальную позицию.       — Стервятник, все спят, час ночи, — серьёзно проговорил Р Первый, — это ты тут меня развлекаешь долгими прелюдиями вместо того, чтобы… — он не договорил и глубоко вдохнул. — Ну, поехали, ты с левой ноги шаг на меня.       Паника выдула все мысли из головы Птицы. Он автоматически повторял начальные восемь шагов и разворот, повторяя про себя ритмический счёт, и никак не мог придумать, что делать дальше. Больше всего его смущало то, что Ральфу смешно, хотя тот и не улыбался, а хранил спокойно-отрешенное выражение лица. Только в глазах иногда проскакивали искры подавляемого веселья.       Взгляд на часы показал, что они вышагивают уже тридцать минут, и колено начало угрожающе нагреваться, предупреждая хозяина, что его ждёт боль.       — И на прощанье, — Ральф пропел мотив кумпарситы, принимая на себя основной вес партнёра, — сделаем это так, как когда-то в трущобах Буэнос-Айреса.       Отшагав caminadу из угла в угол и опрокинув Птицу в прогиб, он остановился.       — Это — костяк, всё остальное, по большому счёту, импровизация. Можешь теперь девушек на танцы приглашать.       — Мне пора, — откашлялась Птица, не поднимая глаз выше подбородка Чёрного Ральфа.       — Что? Просто так и уйдешь? — не сдавался Р Первый. — Нечестно, Стервятник, любовный напиток под видом чая я принял, танцам тебя научил, — Птица вяло трепыхалась в его руках, — а ты заявляешь, что банкет окончен?! А во мне уже некоторое душевное томление наблюдается, — Ральф кусал себя за щеку, сдерживая рвущееся наружу веселье, и наблюдал, глядя сверху вниз, поникший нос и переливы цветов на скулах своего подопечного: от серо-белого до бледно-розового. — После нашего чувственного исполнения.       Вырываться было бесполезно, и Стервятник покорно ждал, пока Ральф его отпустит. И в очередной раз думал, что Рыжий, падла, был прав. Без производственной практики ему здесь делать нечего. Не готов. От былой самоуверенности не осталось и следа. Хотелось поскорей уйти с наименьшими потерями для собственного достоинства.       — Колено сильно болит, — тряхнул волосами Стервятник, — не могу остаться, извините.       Ральф выпустил партнёра и отступил на шаг.       — Иди, — подал трость.       Стервятник схватился за палку, как за спасательный круг, и зашагал к выходу, забывая на неё опираться и почти не хромая. Ральф шёл сзади, чтобы закрыть дверь на замок, гарантировав себе спокойный сон до утра.       Подросток замер, положив руку на ручку двери, Ральф терпеливо ждал, глядя в спину с выпирающими лопатками.       «Что же, я так и уйду, — думал Папа Птиц, уткнувшись носом в створку двери, — сам затеял эту игру, а теперь проигрываю Р Первому по всем фронтам. Бледнею и краснею, как курсистка-кокаинистка. Позор всей стаи!»       — Не забывайте опрыскивать орхидею и говорить ей добрые слова, пожалуйста, — Стервятник развернулся и сделал шаг к стоящему позади него мужчине, — а то она завянет.       Без сапогов ему пришлось привстать на цыпочки, чтобы поцеловать Р Первого.       «В душу, мать же, — думал Ральф, — опять?!» — не делая попыток ни обнять, ни облегчить муки Птице в его слишком по-ученически старательном поцелуе.       Обескураженный такой холодностью, Стервятник смотрел на Ральфа, кусая и облизывая губы.       — Стервятник, в поцелуе, как и в танго, нужна страсть, — вздохнул Ральф, прижав дрожащую Птицу к двери, — техника без страсти — ничто.       Подлое колено перестало болеть в тот миг, когда за ним в очередной раз захлопнулась кабинетная дверь в трещинках рассохшейся краски. Пока Стервятник восстанавливал дыхание и проводил ревизию сохранности конечностей, щёлкнул замок, вызвав аритмию в чернильном сердце Большой Птицы.       Дверь выплюнула сапоги.       «По уму, надо бы было дать хорошего пинка наглому юнцу, — думал Чёрный Ральф, прибирая свой рабочий стол, — но почему-то я этого не сделал. В чём-то Крёстная права — я развлекаюсь, но долго так продолжаться не может. Надо завязывать».       По дороге в спальню в ступню кольнуло что-то острое. Подняв в темноте нечто прохладное на ощупь, он включил в спальне свет, чтобы посмотреть.       Вишнёвый тюбик.       — И мне ещё кто-то смеет говорить о моральном облике этих детишек, — в голос рассмеялся Ральф. — В мои-то годы таких облегчающих жизнь средств не было. Надо вернуть владельцу.