Новый закон

      Ральф с пониманием относился к страху перед выпуском у своих коллег. Он терпеливо отвечал на все вопросы по нескольку раз, слушал невероятные теории и предположения о предстоящем, но чем ближе была дата выпуска, тем чаще воспитатели впадали в панику и тоску.       Даже результаты прошедшего осмотра недолго занимали умы и беседы педагогического коллектива. Тем более что, к счастью, обсуждать особо было нечего. Беременных и разносчиков венерических заболеваний не оказалось. Так что Акула даже выписал благодарность и премию Шерифу за активное внедрение в учебные массы средств предохранения и защиты. И хотя заслуги воспитателя не было никакой, а только старания Рыжего и забота его о своей любвеобильной пастве, Шериф благодарность принимал с удовольствием.       На удивление от щедрот начальственных перепало и Ральфу за то, что бдит на своём круглосуточном посту, безобразий не допускает. Ну, а всё, что творится в спальнях за закрытыми дверями, то это уж никак не проконтролируешь, увы.       Даже Крёстная вынуждена была согласно кивнуть на расточаемые похвалы Чёрному Ральфу.       Но этой темы хватило ненадолго, и вновь все вернулись к обсасыванию кошмара предстоящего выпуска.       Сегодня дольше обычного Ральф выслушивал стенания директора, потом не сумел увернуться от Шерифа и Ящера, предложивших расслабиться и принять по капельке пивка. Для аромата. Капелька переросла в полноценные пенные реки, и все попытки уйти, сославшись на должностные обязанности, разбивались о железобетонное «расслабься, старина, дай им от тебя отдохнуть».       Вырваться из лап Бахуса и цепких объятий нетрезвых коллег получилось ближе к полуночи. Пиво просилось на выход, а голова под холодную воду, что он незамедлительно и сделал, придя к себе. Сон и хмель сбежали под струями прохладной воды.       Можно почитать что-нибудь для души, а не вгрызаться в специализированные тексты.       — Выключите свет, глазам больно, — на его кровати сидел Стервятник, закутанный в одеяло по самую шею, только горбатый нос торчал наружу.       — Блять, — вслух выругался Ральф, — что на этот раз?       — Жду вас, — Птица махнула краем одеяла, как крылом, продемонстрировав свой абсолютно голый бок.       — А я вот никого сегодня не жду, — сплюнул Ральф, снимая ботинки, — и собираюсь читать книгу. А обнажённые, облезлые личности могут выкатываться отсюда к чёртовой матери.       Ральф включил настенную лампу и улегся на кровать, вынудив Птицу отползти к стенке.       — А как же закон гостеприимства? — проскрежетала фигура в одеяльном коконе.       — Закон не распространяется на назойливых незваных гостей, — проговорил Ральф, сосредоточенно вчитываясь в хитросплетения «Ста лет одиночества» Маркеса. — Ты сюда голым приволокся? Где твоя одежда?       — Ещё как распространяется! — возразил Стервятник, аккуратно подсовывая ступню под ноги Р Первому, чтобы погреться. — Закон гостеприимства свят, потому что никто не знает, кто пришел под видом гостя. Может, оборванец окажется богом, вышедшим проверить, как встречают гостей его чада. Это у всех народов описано: и у скандинавов в сагах, и у греков в мифах, и у римлян. У всех.       — То есть ты сейчас в роли бога выступаешь? С ревизией заявился в мою скромную обитель? Слез с Олимпа, проветриться от копоти очагов Вальхаллы вышел, да?       Парень согласно покивал и подсунул вторую ледяную ногу под бок воспитателю.       — Может, тебе глаз выбить? — спросил Ральф. — Чтобы к Одину поближе, так сказать. Где. Твои. Штаны, — громко и четко разделяя слова, проговорил Чёрный Ральф.       — В Гнезде, — скопировав интонацию, ответил «божественный» гость.       — Выдеру, — взрыкнул воспитатель, захлопывая книгу.       Из одеяльных складок выпросталась рука и протянула на ладони магический тюбик, который всё никак не мог найти себе достойного применения.       — Ремнём, — уточнил Ральф, расстегивая пряжку на брюках.       — Прокляну, — предупредил Стервятник, — я умею, все знают.       Чёрный Ральф глубоко вдохнул и в несколько коротких и ёмких выражениях, восхитивших Папу Птиц, обозначил своё отношение к мистике и эзотерике. В выражениях фигурировали слова: вертел, клал, в душу, имел, а также лысые черти, дети-демоны и другие представители мифологической фауны.       Схватив костистую щиколотку, Ральф рывком подтащил Стервятника к краю кровати, но сам, поскользнувшись на брошенной книге, чуть не упал сверху на спелёнутого вожака третьей. Вынужденно опираясь на локти, Ральф попытался встать, но опять поскользнулся на глянцевой обложке.       Из кокона появилась когтистая лапа, на удивление без колец, отчего пальцы выглядели непривычно худыми и длинными. Лапа вытянулась и провела пальцем по щеке воспитателя.       — Щетина отросла, — вздохнул парень.       — Какая досада, — съязвил Ральф, лёжа нос к носу со своим гостем, — значит, целоваться сегодня не будем.       — Я бы не был так категоричен, — аккуратно заметил Стервятник.       Ральф отшвырнул ногой подлую книгу и встал, Птица тоже принял вертикальное положение, распахнув покрывало на впалой груди.       — А интимные утехи тоже как-то вписываются в закон гостеприимства? — тень Ральфа накрывала наглого визитёра, сидящего в позе лотоса на его кровати.       — Безусловно, — подтвердил Стервятник, — северные народы, например, специально укладывали в постель к гостям своих девушек и женщин. И, если она забеременеет от гостя, это считалось особой милостью богов. И чтобы кровь обновить.       — Ну, нам-то с тобой это не грозит, — рассмеялся Ральф. И, глядя в вопрошающие бесстыжие глаза, пояснил: — Забеременеть. Что ж, обижать богов — последнее дело, — согласился Ральф, — но хотелось бы обозреть товар лицом, что мне тут предлагают. Прошу! — воспитатель широким жестом предложил воспользоваться спальней как подиумом.       Папа Птиц поплотней запахнулся и, изобразив оскорбленную невинность, менторским тоном заявил:       — Во-первых, гость — я. Во-вторых, на правах гостя, это я бы хотел обозреть возможное предложение и, если оно меня не устроит, отказаться. Вежливо.       Ральф молча вышел из спальни. Стервятник, посидев пару минут в одиночестве, слез с кровати и пошел в кабинет, волоча за собой одеяльный хвост, как гейша кимоно.       Р Первый сидел за столом и писал.       — Напомни мне свою дату рождения, — попросил воспитатель, — и намазывайся во всех местах, уши тоже не забудь. Если геля не хватит, там в тумбочке, в верхнем ящике, ещё янусовская мазь есть. Распишись, — Ральф подвинул листок и протянул ручку.       — Зачем это? — подозрительно спросил Стервятник, подходя ближе.       — Раззадорил ты меня, пташечка, тонконогая козявочка-букашечка, — прочувственно с придыханием сказал Ральф, — сейчас мы потешим богов радостями плоти во всех возможных проявлениях. И кровушку разгоним. А тут добровольное согласие, чтобы ко мне утром не было претензий и вопросов, когда я тебя в Могильник изнурённого и, возможно, не совсем целого отнесу на штопку или в реанимацию — это как получится. Тебе же уже есть восемнадцать?       Стервятник стоял на ковре, поджимая под себя пальцы ног, у него уже устали руки держать тяжелое одеяло, но после такого заявления былая решимость дала трещину.       — И, я так полагаю, тебе есть чем меня порадовать, — усмехнулся Ральф, — уроки Рыжего не прошли даром? Я неоднократно невольно слушал восторженные отзывы девушек, курящих на лестнице, о постельных талантах вожака Крыс.       — Не было у нас ничего с Рыжим, — закатил глаза Птица и уселся на диван, — дайте сигаретку?       — Какая на хрен сигаретка, Стервятник, — гаркнул Ральф, стукнув по столу, — я сгораю от желания, а ты курить собрался!       Птица замотался в одеяло с головой и из глубины одеяльного жерла пробубнил:       — Простите, каюсь, был не прав. Но уйти не могу, мне одежду только утром птенцы принесут.       Чёрный Ральф вздохнул и, отложив «нотариальное» согласие, сел рядом и достал сигареты.       — Вы меня в гроб сведёте раньше выпуска, — сказал воспитатель, — ты что, совсем голый?       Стервятник слез с дивана и, встав перед Ральфом, распахнул крылья своего одеяния. Жесточайший приступ кашля, перебиваемый всхлипами хохота, скрутил Р Первого. Он выкашливал сигаретный дым, набирал воздух и опять погружался в беззвучный, изнуряющий ржач, от которого потом болит живот и появляется приятная усталость в теле. Вожак Птиц похлопывал его по спине, предварительно запахнув одеяние, чтобы не провоцировать очередной всплеск истеричного веселья у воспитателя.       — Ох-хо-хо, Рекс, — Ральф оттёр выступившие слёзы, — покажи ещё раз.       Стервятник скрутил острый кукиш, который и продемонстрировал из одеяльных недр.       — Ну пожалуйста, — молил Р Первый, — не будь свиньёй! Я же теперь спать спокойно не смогу, пока не увижу это ещё раз.       Птица был непреклонен, но воспитатель сгрёб в охапку белый кокон и постарался вытряхнуть парня из него. Стервятник мертвой хваткой вцепился в края одеяла, не давая себя развернуть, но силы были неравны.       — Ладно, — прошипел разгорячённый борьбой вожак Птиц, — только один раз. Рыжий — сука!       — Создал же бог такую красоту, — отсмеявшись, стонал Ральф. — Шелк, розы, фасон-то какой затейливый с разрезами! А цвет! Боже, рассветная прелюдия, не иначе.       Взрываясь неконтролируемыми, накатывающими приступами смеха, воспитатель встал и ушел в спальню, по дороге включив чайник. Стервятник остался переживать свой фурор на бугристом диване.       — На вот, надень, — Ральф кинул Птице свою футболку, — а то я боюсь ослепнуть, если увижу это ещё раз.       Футболка оказалась аккурат такой длины, чтобы прикрыть пылкое дезабилье визитёра, но была широка в плечах, и Стервятник болтался в ней как огородное пугало.       — Требую ответной демонстрации, — вскинул острый подбородок Птица и бесстрашно взглянул в глаза воспитателя.       — После твоих красот, Стервятник, — Ральф подал кружку с чаем, — мне даже стыдно раздеваться.       Чай пили в тишине. Стервятник переживал очередной провал тщательно планируемой операции «Соблазнить Ральфа». Ральф разглядывал хмурого вожака Птиц и думал о том, что давно он так не веселился.       — Ладно, иди ложись на кровать, гостюшка, почивай.       — А вы? — Стервятник отвлёкся от своих горестей.       — А я на диване посплю.       Свернувшись в клубок, Стервятник задумчиво грыз палец, мысли его то переползали к плану мести для Рыжего, то прокручивали все произошедшее сегодня в этой спальне, и он невольно улыбался. Заснуть не получалось, так как постель пахла Ральфом. Пахла его кожей, мылом, одеколоном и сигаретами. И весь этот букет запахов заставлял Птицу крутиться на кровати в душевном и телесном возбуждении.       Ральф ещё долго не спал, куря сигарету и попивая чай. Он старался не вспоминать эти чувственные розовые бутоны на бёдрах Большой Птицы, чтобы своим смехом не разбудить спящего парня.       Утром его поднял звонок на завтрак. В кабинете он был один, заботливо укрытый одеялом. Стервятник выпорхнул из его спальни так же незаметно, как и пришёл в неё накануне.       Собираясь на уроки, он взял со стола блеф-согласие, собираясь его выбросить. Внизу листа стояла размашистая, затейливая подпись Стервятника и дата.