Новый закон

      — Димедрол, анальгин, кеторол, тавегил, но-шпа, гутталакс, — читал Мертвец названия на блистерах, перебирая общестайный запас колёс. Он сидел на краю ванной, высыпав весь фармакологический ассортимент в одну из раковин. За тонкой стенкой одной из крысиных уборных второй день мучился жесточайшим поносом Рыжий.       — Слышь, Рыжий, для тебя только уголёк и энтеродез. Что будешь пить?       — Всё, — лаконично ответил страдалец.       Безжалостная диарея настигла его по пути в родную помойку после посиделок в четвёртой. Всё было хорошо, душевно, и даже колченогий Папа Птиц позволил выпить с собой на брудершафт и не возражал против традиционного поцелуя. И уходили они вдвоём. Стервятник разрешил взять себя под локоток, улыбался и кивал нетрезвой болтовне Рыжего. От продолжения вечера тет-а-тет — уклонился.       Рыжий шёл к себе, вычерчивая лучом фонарика световые восьмёрки, когда услышал звук переливающейся воды. Сначала он даже не понял, что этот звук исходит из его живота. Он замер. К журчанию ручейка в его утробе добавилось гудение, бурление и какие-то чавкающие звуки, как если бы во внутренностях вдруг заработала помпа. Приливная волна изнутри шла вниз с неотвратимостью цунами. От фекального позора Рыжего спасло только то, что он был уже у дверей родной спальни. С тех пор из туалета он не выходил.       За двое суток у него было много времени подумать о своих прегрешениях, о вечном и несбывшемся и том, как так вышло, что пили все одно и то же, а дрестун накрыл только его. Индивидуально. Не нужно было быть гением, чтобы сложить два и два и на выходе получить Стервятника.       В приоткрытую створку просунулась рука Мертвеца со стаканом воды и таблетками.       — Позови Птицу, — попросил Рыжий, бессильно опираясь головой о расписанную скабрезностями стенку. — Скажи, умираю, попрощаться хочу.       Очередной спазм скрутил желудочно-кишечный тракт Рыжего, и он издал душераздирающий стон.       Бодрый стук трости и лёгкое пришаркивание он услышал издали.       — Как ты там, крысонька? — ласково спросил Папа Птиц.       — За что? — просипел Рыжий.       Защелки в туалетах второй отсутствовали в принципе, так что ничто не могло помешать остроносому ботинку подцепить дверцу и распахнуть её. Стервятник предстал перед вожаком второй, которой уже сроднился с санфаянсом путём диффузии. В чёрной водолазке и узких джинсах, с надушенным платком, прижатым к характерному носу. Глядя на платок, Рыжий ловил в мозгу слово «батистовый». Хрен его знает почему.       — За что? — переспросил Птица, не отнимая руку с платком от носа. — Я тебе сейчас напомню.       Стервятник отошел к противоположной стене и присел на подоконник.       — Я закурю, ты же не возражаешь? — он затянулся какой-то своей едкой и вонючей самокруткой, дым от которой прекрасно перебивал амбре желудочной болезни, но выжимал слезу из печальных глаз Рыжего. — За издевательства, за липкие, наглые поцелуи, за выжратое вино, которое было куплено не для тебя! И куда, кстати, ты, гад, дел бутылку?       — О-о-о, — провыл Рыжий, на удивление чувствуя какие-то подвижки в организме в сторону укрепления, — в ней моё желание и уговор с богом.       Птица пренебрежительно махнул рукой, отметая любые жалкие оправдания.       — За сальные взгляды, за гнусные советы и консультации, за немытые пальцы, оскорбившие мою спину своим касанием, за гороховые трусы, которые нашли мои детки, придя с осмотра. За клубнику, — каркнул Стервятник и выкинул окурок в раковину, — и за это!       Подцепив отращенным ногтем мизинца, он вытащил из кармана джинсов «розовую мечту» и бросил её на пол.       Рыжий заёрзал на своём фарфоровом троне, но встать не решился.       — Протестую! — неожиданным басом рявкнул обвиняемый. — Это был подарок от всей души с наилучшими пожеланиями. А то, что ваш злыдень-воспитатель его не оценил, моей вины нет.       Птичий вожак опасно сощурил глаза в чёрной, жирной подводке и нервно дернул щекой.       — Ральф оценил, — прошипел Стервятник, — полчаса в истерике по ковру катался.       — Ну, он был у твоих ног, как я и обещал, — отважно заявил тифозник.       Стервятник молчал и размеренно постукивал тростью по выщербленному кафелю, в тишине звук был сравним с щелчками метронома.       — Может, амнистия? — спросил Рыжий.       — Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, — сухим прокурорским голосом проговорил Стервятник. — И Слепой ещё вожак, а Акула — директор.       — И чё? — удивлённо спросил страдалец.       — Через плечо! — пренебрежительно дернул носом Птица. — Амнистию объявляют, когда власть меняется. Элементарные вещи не знаешь. И ты зря жалуешься, — он опять нюхнул надушенный платок, — сначала я хотел запереть тебя в толчке и подпустить туда твоих шуршащих недругов, штук двадцать.       — Жестокий ты человек, Стервятник. Бессердечный, безжалостный. Нет в тебе милосердия и любви к ближнему. Сострадания в тебе ни на грош!       Всю эту обвинительную тираду Рыжий уже выкрикивал в спину уходящего вожака третьей спальни.       — Весь в Ральфа, — горестно вздохнул Рыжий, скрученный очередным болезненным спазмом.       В туалет вернулся Мертвец и оглядел бледного, измождённого Рыжего, который ухитрился задремать, прислонившись щекой к стеночке.       — Вожак из тебя, Рыжий, как из козьей жопы дудка, — пробубнил обладатель синих косиц.       Мертвец сполоснул стакан и, набрав воды прямо из-под крана, принялся капать туда какую-то бурого цвета жидкость из маленькой тёмной бутылочки. Приготовив зелье, он поболтал его черенком чьей-то зубной щётки и громко, левитановским голосом, призвал царство унитазов и раковин.       — Вставай, проклятьем заклеймённый, вставай, на смертный бой!       — Сука, Мертвец, — чуть слышно прошептал Рыжий, — я же только глазок прикрыл.       — Пей, — протянул он стакан умирающему.       Рыжий беспрекословно выпил и вернул стакан. Через несколько минут в животе крысиного вожака послышался магический звук переливаемой по сосудам жидкости. Старшина Крыс подпрыгнул на стульчаке.       — Что ты мне дал, мертвечина проклятая?!       — Живую воду, Рыжик, — закашлялся Мертвец, — Стервятник антидот тебе оставил. Сказал, что через три часа будешь бегать и резвиться как козлёночек.       — И ты взял! Ты поверил?! — задыхался от возмущения Рыжий. — Зови Шерифа, пусть меня в Могильник забирают. Я сейчас сдохну!       — Подождём, — невозмутимо ответил Мертвец, влезая на подоконник и открывая форточку.       Шелковая тряпочка на полу матово переливалась алыми розами.       — Ни слова, — Рыжий наставил дрожащий палец на Мертвеца.       — Могила, — невозмутимо ответил друг и отвернулся к окну.