Новый закон

      Конь влетел в родную спальню с раззявленной варежкой, но, увидев вожака за протиранием листочков любимого плюща, прикрыл пасть и бочком прошёл к своей кровати. Посидев и поковыряв в носу, он с деланым равнодушием сообщил:       — Ральф уезжает.       Тихий пересвист и щебет в ветвях затих так внезапно, как, наверное, в лесу замолкают птицы при появлении беркута.       Уточняющих вопросов не последовало, но оттого, как Стервятник начал обрывать листья у своего воскового любимца, Конь поспешил пояснить:       — Он взял сумку с вещами, кабинет не закрыл, а на столе оставил листок с заявлением.       Стервятник повернулся, глянув через плечо полуприкрытым глазом.       — Правда-правда, — нервно закивал лог, — Лэри быстренько сбегал, посмотрел.       — Где? — сипло спросил Большая Птица.       — Ушёл с вещами на третий, к Акуле, наверное.       Не сказав ни слова, вожак Птиц бросил тряпку на пол и вышел из комнаты.       К моменту, когда злющий, как цепной пёс, Стервятник дошёл до воспитательского кабинета, Ральф уже снова был на месте, опустошенный и недоумевающий от разговора с директором и Крёстной.       Саданув набалдашником трости в дверь так, что из неё чуть стекло не выпало, Птица влетел в кабинет с огромным желанием выжечь напалмом всё живое в этом помещении.       — Это как же, вашу мать, надо это понимать?!       Ральф молча смотрел на рассвирепевшего вожака, который сжимал свою трость побелевшими руками и сверкал на него очами, словно берсерк перед армадой врагов.       — А вот так, — неожиданно для себя ответил Р Первый, — задолбали вы все меня.       — Кто эти все, позвольте узнать? — прошипел Стервятник, выстукивая хабанеру каблуком ботинка.       — Ты, хитрозадый Сфинкс, Слепой, блюющий мышами у меня на ковре, тупой Акула, Рыжий со своими дворцовыми переворотами, пальцем деланный Лорд и его гонор, плюс старая кляча Крёстная с хрен знает каким турецким гамбитом.       — Да при чём здесь Рыжий и Лорд! — уже не сдерживаясь, во всё горло заорал Стервятник.       — Да, бля, при том, что у вас потрахушки, а у меня геморрой и сплошное нагибание от начальства, — рявкнул Ральф, тоже не особо стараясь снизить звук своего голоса.       Количество налипших на дверь любопытных ушей со стороны коридора увеличивалось со скоростью снежной лавины. Но эти двое в кабинете орали так, что можно было спокойно слушать и не приникая к щелям в косяках. Публика уже делала ставки: на кто кого. Но проходящие мимо Сфинкс и Табаки разогнали спонтанный тотализатор приговором, что милые бранятся — только тешатся.       — Какие такие потрахушки? — подбоченился Папа Птиц.       — Ой всё, Стервятник, иди к себе, — махнул рукой Ральф, — я когда на тебя смотрю, у меня голова болеть начинает и руки чешутся.       — Нет уж, сказали «а» — скажите и «б», — парень подошел вплотную к воспитателю, который стоял, опираясь о стол. — Когда это у меня что было с Лордом?       — То есть Рыжего ты не отрицаешь? — сощурил глаза Ральф.       — Ревнуете? — лучезарно улыбнулся Стервятник и повёл плечом.       — Вот именно поэтому я и увольняюсь, — Ральф скрестил руки на груди, по-прежнему не отводя взгляда от злящегося вожака Птиц. — Из-за всех этих ваших игрулек и загадок. За-дол-ба-ли.       Стервятник сцапал заявление с непривычно пустого стола и порвал.       — Чёрта с два вы сбежите в этот раз, — прошипел он, с вызовом глядя на воспитателя.       — И кто же мне помешает? — утихшая было злость после схватки с Крёстной опять начала раскручивать свою тёмную воронку.       — Дом не то место, где можно ходить туда-сюда-обратно, когда заблагорассудится, — как можно спокойнее проговорил Птица, хотя его самого потряхивало: то ли от злости, то ли от желания залепить Р Первому пощечину и тут же впиться поцелуем в презрительно дернувшийся уголок рта.       — Да неужели? — Ральф отвернулся к окну. — А мне обратно не надо, только отсюда, на выход.       В обычном своём состоянии Стервятник никогда бы так не поступил. Выдержка, вежливость и умение разрешать любой конфликт ещё в зародыше — всё это были те качества, которыми славился вожак Птиц. Только сегодня был плохой день. День, который мог обернуться очередной невосполнимой потерей. Слишком много дыр для души одной немощной птички, слишком много.       Он ударил Ральфа тростью. Нет. Не так. Попытался ударить, вложив в этот удар всю свою злость, отчаяние и страх.       Палку Ральф поймал здоровой рукой, рука же в перчатке схватила Птицу за горло.       — Забыл своё место? — градус голоса воспитателя стремился к абсолютному нулю.       — Вас никто не отпускал, — бесшабашно ответил Стервятник и сглотнул, оцарапав кадык о кожу перчатки.       Сжав чёрные пальцы так, что теперь парень дышал со свистом и всхлипом, проталкивая кислород сквозь смятую трахею, Ральф подтащил к себе Стервятника, отбросив трость.       — И у кого же мне нужно спросить разрешения? Может быть, у тебя? — слишком спокойно уточнил Р Первый. — Или Слепой со Сфинксом мне вольную подписать должны?       В другое время Стервятник бы не рискнул вставлять какие-то комментарии и тем более провоцировать воспитателя, но сегодня он был зол не меньше Р Первого, а может даже и больше.       — Я вас не отпускаю, слышите?! — прохрипела желтоглазая Птица в чёрном оперении и оскалила кривые зубы. — Вы нужны здесь!       Ральф смотрел в эти расширенные зрачки, которые, казалось, пульсировали отчаянным бешенством, и снова и снова через тонкий профиль Рекса видел скривленное в улыбке лицо Хромого. Напоминание о кровавом финале.       — Вон пошел, — он с силой оттолкнул птичьего папу.       Парень, крутанувшись на каблуках и окрылившись собственной яростью, быстро вышел из кабинета. Уже на пороге вне зоны досягаемости Чёрного Ральфа он выкрикнул:       — Мы ещё не закончили с тобой, Р Первый!       Трость просвистела мимо головы Стервятника, чуть не убив Сфинкса, который вместе с Табаки ожидал конца семейного скандала. Удар наконечника выбил кусок краски из борта шхуны, промышляющей ловлей сисястых морских дев.       Стервятник подобрал свою палку, кивнул друзьям из четвёртой и ухромал в сторону родных джунглей.       — Хана Ральфу, — глубокомысленно изрёк Сфинкс, провожая глазами фигуру в чёрном.       — Не согласен, — захихикал Шакал, — Ральф разделает Птицу как бог черепаху. Спорим?       Заключить пари друзья не успели, так как из кабинета вышел Р Первый и, мрачно оглядев стоящих у двери, процедил сквозь зубы:       — Вам здесь чего надо?       — Судно дало течь, — серьёзно сообщил Табаки, перебирая пальцами какие-то зубчатые колёсики разных размеров на тонком шнурке, — тонут сиськи — беда.       Воспитатель закрыл глаза и глубоко вдохнул, досчитал до десяти на выдохе и открыл глаза.       — Нас уже нет, — Сфинкс всё понял и быстренько покатил Табаки домой, по дороге шепча в кудлатую макушку: — Ни слова, Табаки, молчи — или мы очнёмся в Могильнике.       Ральф даже не стал оглядываться вслед своим воспитанникам, потому что ему очень хотелось всадить кулак в стену, а лучше в чьи-нибудь зубы, но такие реакции не подобают взрослым людям. Он невидящим взором смотрел на стену, украшенную коллективным творчеством. Прошло несколько минут, прежде чем он осознал увиденное.       — Ё-моё, — неожиданно улыбнулся Р Первый, — надо спасать «Сиськи», как же мы без них.       Для помощи терпящим бедствие на водах пришлось сходить в кабинет за маркером. И волны с новой силой забурлили под форштевнем судна.       Четвёртая находилась в состоянии послеобеденной сиесты, и появление фонтанирующего новостями Шакала Табаки ничего, кроме раздражения, у окружающих не вызвало. Оглядев полусонных состайников, Шакал пренебрежительно фыркнул и, выкопав мешочек с табаком, принялся набивать свою трубку.       — Так что, Сфинкс, спорим?       — На что? — безрукий уселся на пол у кровати Чёрного, на которой сухой змеиной шкуркой лежал Слепой.       — На пёрышко, — невнятно отвечал Табаки, держа мундштук губами.       — И за каким лешим мне какое-то перо? — удивился Сфинкс, отрицательно мотнув головой на предложение чая от Мака.       — Вы только послушайте его?! — клубилась дымом щупленькая фигурка. — Это очень важное перо, дорогуша, уж поверь мне. Эксклюзив, приоритет из всех возможных приоритетов так-то!       — Бля, Табаки, ты такой мелкий, а от тебя столько крика, — простонал Лорд, выдернутый из сладкой дрёмы, — от Чёрного меньше шума было, чем от тебя.       Шакал закидал недовольного Лорда подушками, заодно потревожив и Курильщика.       — О чём спор? — тихо спросил Слепой.       — Ральф хотел уволиться, но вроде пока остался, — отозвался Сфинкс.       Табаки, приосанившись, оглядел состайников хитрыми сияющими глазёнками, в ожидании охов-ахов и дальнейших расспросов, но все молчали, и в комнате опять повисла сонная тишина.       — А Стервятник пошёл и сказал, что так делать нехорошо, — не вытерпев равнодушия одногруппников, проворковал Шакал, — и что у него есть ещё пара вопросов, которые ему надо срочно обсудить с Р Первым.       — Срочно? — переспросил Слепой.       — Кровь из носу как срочно, — закивал Табаки. — Наедине, с глазу на глаз, тет-а-тет, без свидетелей, вдвоём.       — Мы поняли, Табаки, — прошелестел Бледный.       Комната опять замолкла, и Курильщик, наблюдая невыносимые муки от лезущих наружу слов у Табаки, решился помочь.       — А Ральф что ответил?       — О-о, он ответил, — Шакал демонстративно отвернулся от подлых и равнодушных. Подполз к Курильщику, чтобы осуществлять радиовещание напрямую абоненту, но достаточно громко, чтобы слышали все присутствующие: — Р Первый сказал, что он не в настроении обсуждать что-либо, устал, хочет покоя, и все в сад.       — Проорал, — внёс уточняющие поправки Сфинкс.       Табаки грустно покивал в притворном сочувствии к переживаниям воспитателя.       — И, кстати, обвинил Стервятника в измене с Лордом, — торжествующим взглядом Табаки обвёл спальню.       — Пиздёж, — промычал из-под подушек Лорд.       — Как сказать, — задумчиво сказал Сфинкс, — на той неделе ты вернулся от Стервятника в носках и чужих трусах в синий горошек.       — Мы играли на раздевание, — светлоголовый выкопался из-под завала.       — Птица так примерно и ответил — согласился Табаки, — что он, джентльмен, не мог тебя отпустить только в носках. Это был бы моветон и ты мог фраппировать своим видом встречных лэди.       — Потом наш воспитатель пожаловался на геморрой, давление, язву и головные боли, в метафизическом плане, конечно же, — уточнил Табаки, наблюдая изумлённые глаза Курильщика, который никак не мог себе представить ни одну из этих болезней у Чёрного Ральфа, — а ещё на чесотку от папашиных блошиных перьев. И выгнал Птицу, на прощание метнув копьё, как Ахилл в сына Геракла, но не попал. Перенервничал.       — А Стервятник что? — включился в обсуждение Горбач, поняв, что сна сегодня не будет.       — Ах, Папа сказал, что у него есть отличное лекарство от всех ральфовых болячек и недугов и он непременно смажет бедненького Р Первого вечерком после работы. Споёт колыбельную, накапает волшебных настоек от расшатанных нервов, прижмёт буйную головушку к своим скромным грудям.       Стая обернулась на Сфинкса, ожидая его пояснений, очень сомневаясь, что Стервятник мог так сказать.       — Это читалось между строк и букв, которые орал Стервятник, — уточнил лысый.       — Матом? — изумленно вздохнул Курильщик.       Сфинкс мигнул, подтверждая, что Папа Птиц употребил несколько непарламентских выражений в беседе с воспитателем.       — Так, а спор-то в чём? — вернул всех в начало Слепой.       — Всё, не сегодня завтра дожмёт желтоглаз Р Первого, — озвучил свою позицию Сфинкс, — не мытьём, так катаньем уложит его на лопатки.       — Чёрта лысого, — выкрикнул малыш Табаки, — это Ральф пообломает Птице крылья и перья из задницы повыщипывает с добровольного согласия последнего.       — Ставлю на Ральфа, — заявил Слепой, обшаривая Сфинкса в поисках сигарет и зажигалки.       — Почему это? — удивился кошак и куснул вожака за палец, подразумевая, что раз так — кури свои, ибо нефиг.       — Опыт, — рассмеялся Слепой и чмокнул лысый затылок, — у Р Первого есть опыт, а его, как известно, не прокуришь, не пропьёшь.       — Точно, — поддержал Вожака довольный Табаки, — и не проспишь.       Дискуссия была прервана Рыжим, вошедшим в спальню и вежливо приподнявшим котелок в приветствии.       — Милейшие, — обратился гость к публике, — я бы хотел получить своё добро.       — Какое? — вежливо спросил Шакал, так как все остальные хранили молчание.       — Трусы неземной красоты, — улыбнулся Рыжий, плюхаясь на общую кровать и закидывая руку на нежно алеющего Курильщика. — Мне Стервятник сказал, что они у вас.       — А поподробнее, — Табаки подполз ближе, успевая корчить упреждающие гримасы Македонскому, чтобы тот не спешил отдавать искомое. — Цвет, рисунок, фасон.       — Цвета молодой листвы в упругий синий горох, — Рыжий бесцеремонно листал альбом Курильщика, абсолютно не интересуясь его мнением на этот счёт.       — Да, есть у нас такие, — подтвердил Шакал, — но в них Лорд соблазнял Рыжую, и не знаю, вернёт ли он их тебе.       Лорд, бледный от злости на Табаки, вырвал труселя из рук Македонского и, подъехав, протянул Рыжему, стараясь не смотреть в лицо.       — Прости, я не знал, что они твои.       Рыжий встряхнул небесным горохом в листве, осмотрел на наличие повреждений и потёртостей, но полководец заверил, что они выстираны и выглажены.       — Я бы тебе их подарил, Лорд, — искренне заверил крысиный вожак, — но они дороги мне как память.       Присутствующие выразили свою солидарность и понимание к тёплым воспоминаниям Рыжего путём наливания веселящих напитков, дружескими объятиями и хоровым завыванием под гитару.