Часть 28
11 мая 2019 г. в 20:49
В тусклом свете птичьей спальни было тише, чем обычно, потому что сегодня был парикмахерский день. В центре комнаты на стуле покрытый шелковым платком сидел сам вожак, а вокруг, щелкая ножницами и кривляясь в обезьяньих ужимках, мельтешил Дронт, не решаясь начать стрижку.
— Стриги уже, — прикрикнул Стервятник, — на два сантиметра, а не как в прошлый раз!
Птичник нервно посвистывал. Неожиданное явление Слепого в самый разгар процесса спасло бедного парикмахера от провала именно в тот момент, когда Дронт понял, что ровно не получилось, а вся стая опасно притихла. Большая Птица, погрузившись в свои меланхоличные мысли, заметил появление почётного гостя только тогда, когда Слепой коснулся его рукой.
Вздрогнув от неожиданности, он поднял глаза, напоровшись на белёсую незрячую пелену.
— Приходи к нам, Стервятник, — попросил Слепой. За его спиной Дронт утирал трудовую испарину с лица. — Расскажи. А то Табаки нас уже затрахал своими песнями и предположениями.
— О чём? — не понял Птица, подозрительно обводя взглядом своих птенцов, вытянувших шеи в болезненном интересе к происходящему.
— Об искрах страсти, о пылающих сердцах, смятых простынях и расшатанных креплениях, — монотонно перечислял Слепой, улыбаясь.
— Ладно-ладно, — перебил Стервятник поток образных сравнений. — А ты мне ничего не хочешь сказать, Слепой?
— Там нет ничего, — ответил глава Дома непроизвольно, обхватив себя руками, — и меня тоже там нет.
Стервятник хмуро смотрел на неопрятную, в кровавых расчёсах фигуру щуплого Слепого.
— Приходи.
— Вечером, — кивнул Стервятник.
Стая молча наблюдала, как вожак ощупывал и сравнивал длину подстриженных прядей.
— Дронт, даже Сфинкс с протезами меня бы постриг лучше, — устало вздохнул Папа, — никогда вы, собачьи дети, не научитесь. Бесполезно.
Четвёртая находилась на пределе терпения. Все, кто мог, сбежал: Горбач на дуб, Македонский в душ, Лорд уехал с Рыжей, забрав с собой Толстого, Лэри удрал на никому не нужную логовскую разведку, Курильщик истязал Чёрного разговором об искусстве. И только Слепой и Сфинкс с тихой ненавистью смотрели на распевающего соловьиные трели Шакала, которого ничуть не смущала поредевшая публика.
— Он сперва его жарко обнял, — пел и подыгрывал себе на гармошке Табаки, — а потом уложил на кровать и всего принялся целовать.
— Давай задушим его, — шепотом предложил Сфинкс молчащему Слепому, — ещё одна эротическая версия, и я кого-нибудь побью.
— Кровь и слёзы лились рекой, расставались они навсегда, — тоненько выводил певец с умильной мордашкой и блестящими глазами.
— Табаки, — рявкнул взбешенный Сфинкс, — ещё слово, и я позову сюда Чёрного Ральфа, и ты ему лично пропоешь свои баллады! Все сто пятнадцать вариантов!
— Ликовало кругом вороньё, — закончил очередной куплет Шакал и ласково обозрел двоих нервных слушателей. — Понимаю, котик, ты переживаешь, но я нежен и добр с друзьями и лют к врагам. Конечно, без протезов ты теперь не так ловок и мобилен, как мне бы хотелось, но мы что-нибудь придумаем.
Табаки заполз на Мустанга и, весело насвистывая мотивчик бурных ночей, отправился погулять в надежде осчастливить встречных своими стихами.
— Насчёт Р Первого — хорошая идея, — сказал Слепой, выбирая листики и хвоинки из спутанных волос, — он бы закрыл Табаки в Клетке до выпуска, и была бы у нас тишь и гладь.
Спальня пуста, вещи раскиданы и развешены на всех свободных поверхностях, грязные чашки на тумбочках, пепельницы вспухли от окурков. Мак всё время пропадает в ванной, и хлам с грязью накапливается с поразительной быстротой. Особенно там, где привыкли, что за ними кто-то убирает, незаметно и аккуратно.
— Я так и не услышал ответ на свой вопрос, Слепой, — Сфинкс привычно уселся на спинку кровати.
Слепой опёрся рядом на локти, спрятав лицо за путаницей собственных волос.
— Он запихнул меня в машину и долго вёз, потом тащил за руку по ступеням. Сорок шесть ступенек, и налево дверь.
— Он тебя бил?
Слепой молчал в волосяном шалаше. Сфинксу не видно лица, но оно ему и не нужно — он видит руки. Худые, шершавые руки Слепого, длинные, гибкие пальцы все в заусенцах и с темной каймой вокруг обломанных ногтей. Руки нервничают, сплетают пальцы в замки, обхватывают себя за запястья и с сухими щелчками дергают суставы.
— Он ничего не делал. Просто оставил меня одного и ушел. А я сидел на стуле и боялся, что он не вернется и я останусь в нигде, в полном одиночестве, беспомощный, как котёнок.
Если бы Сфинкс мог, он бы сейчас поддержал друга: хлопнул по плечу или, наоборот, пожал ему руку, обнял, пока никто не видит. Но, когда у тебя нет рук и даже их суррогаты-протезы уничтожены вырвавшимся на свободу красным драконом, что ты можешь сделать? Чем утешишь друга, жалкий обрубок? Грозный зеленоглазый кот. Собиратель и хранитель мудрости Дома. Только боднуть лбом чёрный затылок, пахнущий лесом и болотом.
— Когда Ральф вернулся, я уже был в полном отчаянии. Он начал спрашивать меня про Крёстную. И я уже был готов всё рассказать.
— Но тут он потерял осторожность, подойдя ближе, и ты его ударил.
Молчание опять разбросало свои ловушки-паутинки между этими двумя. Слепой может молчать бесконечно, ничуть не тяготясь этим процессом, в отличие от Сфинкса.
— Он сказал, что ты обо мне плохо заботишься, — всё тем же бесстрастным голосом робота-автомата продолжил Бледный, — и, похоже, последний раз я мылся перед его уходом в отпуск.
— Тааак, — угрожающе протянул Сфинкс, спрыгивая со своей жердочки.
Слепой, почуяв мстительный порыв в друге, проворно обежал общую кровать и, наклонив голову к плечу, прислушивался к нарастающему внутреннему клокотанию в Сфинксе.
— Потом Ральф вытряхнул меня из всеми любимого декольтированного свитера и устроил постирушку, — Вожак всея Дома ужом просочился под кроватью, пока кошак ломился поверху.
— Отдраил меня какой-то пемзой, ей-богу! Больно было. И вымыл голову с бальзамом, — друзья опять проскакали кружок по комнате, разделённые общестайным лежбищем. — Расчесал.
— Только отдраил или ещё и отодрал? — вежливо уточнил Сфинкс, подкрадываясь мелкими шажочками.
— Я не в его вкусе, слишком тощий, — Слепой смахнул воображаемую слезинку. — Он предпочитает тонкогубых блондинов.
— Какая боль, — посочувствовал Сфинкс, загоняя друга в пространство между дверью и шкафом.
— И не говори, — Слепой лениво улыбался и поводил мёртвыми глазами, повторяя все перемещения Сфинкса, как будто и правда мог его видеть. — А ещё сказал, что сырое мясо хоть и содержит таурин и витамин А, но зрение мне не вернёт.
— Это он к чему? — удивился Сфинкс, зажимая в угол тщедушного Слепого.
— Про мышей. Вот думаю перейти на улиток. Они и сочные, и полезные, и это, как его…
— Диетические, — подсказал лысый, щуря изумрудный глаз. — Думаешь, в следующий раз, когда старина Ральф даст тебе под дых, ему будет приятнее видеть выблеванных улиток? Рожки-ножки-скорлупа?
Слепой стоял, прижав ладони к стене, и водил пальцами по трещинкам краски. Сфинкс нависал над ним, пережидая собственное раздражение. Два дня шакальих песнопений, и он готов броситься на любого, кто скажет в его адрес какую-нибудь двусмысленность.
— Вы чего тут? — ошарашенно спросил Лорд, въезжая в спальню в компании Рыжей, несущей на закорках спящего Толстого.
— Мы идём мыться, — сурово сказал Сфинкс, не отрывая взгляда от абсолютно спокойного Слепого.
— А ужин? — Лорд тревожно оглянулся на девушку, но та, равнодушно пожав плечами, пошла укладывать толстяка в его коробку.
— Пропустим, — не меняя интонации, ответил зеленоглазый, — а ты нам бутербродов с котлетками привезёшь. Бери больше и добавки попроси.
— Гости будут? — Лорд недоуменно наблюдал, как Сфинкс, пихая Слепого бедром и животом, подгонял в сторону душевых. Слепой волочился медленно, зависая на одном месте, в ожидании, пока конвойный опять пихнет или боднёт его головой. При этом мечтательная улыбка на шершавых губах Слепого сменялась вредно-мстительной.
— Будут, — подтвердил кивком лысый. — Дело в том, Лорд, что наш воспитатель упрекнул нас, что мы плохо кормим вожака.
— Тебя, — тихо поправил Слепой.
— Так он сам не жрёт, — Лорд выискивал чистую рубашку, так как его была залита слюнями Толстого.
Рыжая курила, сидя на подоконнике, думая о своём и не прислушиваясь к диалогу за спиной.
— У нас перед Ральфом должок за твоё возвращение, Лорд, — сурово продолжал Сфинкс. — Не хотелось бы слушать попрёки в том, что Р Первый набил себе синяки о мослы нашего Слепого.
— Бред какой-то, — фыркнул Лорд, натягивая широкую футболку Чёрного — своих чистых рубах не нашлось.
— Котлетки, колбаса, булки, молоко, зелёный горошек — бери всё, — напомнил Сфинкс, глянув через плечо, прежде чем захлопнуть дверь в душевые. — Будем толстеть.
— Ты поняла хоть что-нибудь? — Лорд обернулся к Рыжей.
— Вас вообще невозможно понять иногда, — вздохнула обладательница огненных волос. — Вы говорите и ведёте себя как полные психи. Пошли, звонят на ужин.
За дверью душевой лилась вода и что-то громко бубнил сердитый голос Сфинкса. В его монолог иногда контрапунктом вставлял своё тихое слово Слепой, чтобы быть тут же перебитым шипением большого кота.