Имя мое - память

Наши дни, Лондон

Дома, как всегда, никто ее не ждал. Впрочем, она к этому давно уже привыкла. Софи прошла в холл, кидая ключи от дома на тумбочку у зеркала. Она зажгла свет, замечая, как ночные тени стали постепенно рассеиваться. Софи сняла синее пальто, повесив его на вешалку. Она так устала на самом деле, что предпочитала просто лечь в холле и заснуть. Но ее сдерживала мысль: вдруг в дом залезет преступник и увидит ее. Наверное, это будет не самая лучшая картина. Женщина открыла дверь гостиной. Она решила выпить перед сном, чтобы потом крепко спать. В последнее время она стала плохо засыпать, а по ночам снились какие-то странные ожившие картинки, словно из прошлой жизни в других эпохах. На утро она лишь вспоминала о романах, где часто девушки попадали в иные эпохи и пытались там жить. Признаться, Софи хотелось смеяться над такими романами, ей почему-то всегда казалось несколько фальшивым поведение этих несчастных женщин. Она плеснула себе в бокал на высокой ножке немного вина. Фифи, как часто ее любили звать друзья на французский лад, вдохнула аромат вина, ощущая нотки лета и луговых трав. Как жаль, что отпуск теперь не скоро. Стоит надеяться, что директор театра все же сжалится и отпустит, проводя сезон без нее, а то долго ей не жить. Да, она была актрисой, и, возможно, неплохой. Может быть, поэтому ей всегда казались искусственными романы про попаданцев, ведь она столько раз вживалась в образ дамы из прошлой эпохи, что, кажется, уже успела срастись с теми образами, которые проживала на сцене. Иногда Софи ловила себя на мысли, что она дама из другого времени, ведь ей так часто говорили, что у нее боттичеллевская красота, словно она сошла со старых полотен. Сама Софи слабо в это верила, да и как-то не очень получалось. Все же она родилась в двадцатом веке - не имеет значения, на кого она похожа. Она отпила вина, ощущая, на языке сладкую горечь. Женщина откинулась на зеленом диване, прикрывая глаза. Нет, ей определенно нужно отказаться от следующего сезона в театре и поехать куда-нибудь в Италию. Она так любила Италию… Софи прекрасно знала симптомы, говорившие о том, что она находится сейчас на грани. С ней это было не впервые. Сложно было забыть прошлые два раза, когда она сорвалась, словно в бездну. В двадцать лет Софи, чтобы впечатлить своего преподавателя, в которого, ей казалось, она была безумно влюблена, для проекта записывала то, как глотала таблетки, и скорая приезжала к ней домой, пытаясь откачать. Она играла со смертью. Но ей так нравилось это делать. Нравилось ощущать, как она медленно подбирается к ней. За миг до забытья перед глазами мелькали пестрые картины. Софи почти все забыла из этого, кроме одного — того, как она стоит на холме Палладин, и как внизу Рим тонет в крови и дыме. Софи делала целое представление для записи пленки. Она наносила безумный макияж, придавая какое-то необычное выражение лица, пила вино, потом танцевала, словно была древней жрицей в греческом храме. Потом глотала таблетки и звонила скорой. У нее все было четко рассчитано, правда, одного Софи все же так и не учла — проблем с законом. Она попала в больницу, кажется, после четвертой пленки. Это было необычно оказаться в психиатрической больнице, среди безумцев, страдающих от всяких разных заболеваний. Трудно понять, почему в тот момент решила, что она Прозерпина [1]. Доктор Янсон лишь только улыбался на это, говоря, что все происходящее от усталости. Но Фифи прекрасно знала, что нисколько не устала, просто она немного запуталась и потерялась. Она вышла из больницы через несколько месяцев. Профессор Ридд уволился из-за скандала, связанного с Софи, да и сама девушка доучивалась без всякого энтузиазма. Для того, чтобы что-то делать хорошо, ей обязательно нужно было гореть работой, страстно любить то, что она cовершала. Однако, запал Софи угас, а родители начали уже подозревать, будто ей все равно. Так оно и было, наверное. От депрессии ее спасла поездка в Италию. Она подолгу бродила по древним развалинам, почему-то все время представляя, как они выглядели до того, как сюда пришли варвары и все разрушили. Вечный город не был похож на тот образ, что Фифи нарисовала в своем воображении. Тогда она исцелилась, даже быстрей, чем думала. В Лондон она вернулась с единственным желанием, как можно быстрее пройти прослушивание в театре и заполучить какую-нибудь роль, ведь она была согласна на все, лишь бы не сидеть дома без дела, ощущая косые взгляды родителей на себе. Во второй раз Софи сорвалась два года тому назад. Кажется, она переусердствовала, когда играла Марту из «Кто боится Вирджинию Вульф?» [2]. Тогда у нее был нервный срыв. Никто не ожидал от нее, что она будет резать себе вены в гримерке. Однако, она сделала это. Теперь Софи снова находилась на грани. Снова ощущала, что еще чуть-чуть и упадет в пропасть. Наверное, все же стоит сегодня развеяться, а не сидеть дома, жалея себя. Она быстро переоделась и привела себя в порядок, чтобы выглядеть более или менее прилично. Софи решила отправиться в новый ресторан. Открытие чего-то нового всегда было хорошим способом отвлечься от всех проблем. «Сладкая горечь» открылась совсем недавно. Кажется, несколько дней назад. Софи часто проезжала мимо красивой вывески и каждый раз хотела зайти внутрь, но почему-то постоянно отговаривала себя от этого. Софи припарковала машину. Посмотрела на свое отражение в зеркале, поправляя пару прядей светлых волос, выбившихся из прически. Что ж, все равно идет не на свидание, а просто поужинать, если в «Сладкой горечи» есть хорошая еда и вино. Женщина потянула на себя дверь, проходя во внутрь. Она ощутила, как сердце громко бьется у нее в груди. Странное какое-то ощущение, не похожее совсем ни на что. Хотя нет, что-то такое схожее она переживала, когда выходила на сцену каждый день. Она заняла свободный столик, присаживаясь у окна, чтобы наблюдать за тем, как город суетится поздно вечером. Софи не сразу открыла меню. Для начала она решила осмотреться, понять, какой стиль преобладал в интерьере ресторана. Что-то было от Средиземноморья, что-то от древней Греции, немного от Италии эпохи Возрождения. Такая сборная солянка могла показаться странной и безвкусицей, но Софи так не думала. Ей нравилось, как был сделан деревянный потолок, как колонны увиты простыми цветами, как плитка на полах напоминала древние храмы. Она была такой же истертой, словно по ней прошло несколько миллионов человек за последнюю тысячу лет. Ей определенно нравилось все в «Сладкой горечи». Осмотревшись, женщина только тогда смогла открыть меню. Хозяин ресторана явно разбирался в искусстве. Меню было изысканным и хотелось попробовать все и сразу. Но Софи решила остановиться на теплом салате с яйцами, бараньем жаркое и нежном торте с фруктами. Рискованно наедаться так вечером, но поделать Софи ничего с собой не могла. Можно легко остаться без роли в итоге, лишь только потому, что не влез в очередное историческое платье. Ведь Офелия должна быть звонкой и стройной, а не большой как дирижабль. — Вас снедает одиночество, — услышала она приятный голос с хрипотцой. — Не хотите выпить вина? Прежде чем отказать, а именно это Софи и собиралась сделать, она подняла глаза на мужчину. За годы своей работы в театре она привыкла к повышенному вниманию публики. Привыкла, что мужчины заваливали ее гримерную цветами, а женщины слали письма с угрозами, потому что их мужья совсем забывали дарить им цветы. Все это Софи знала и прекрасно помнила, с чего начинается попытка познакомиться с нею. Нельзя сказать, что она всего этого сторонилась, будто для нее это не имело никакого значения вовсе. Просто все это повышенное внимание, игра «кошки-мышки» временами ее утомляли. Она не считала себя роковой красавицей вовсе, у нее не было столько романов, что можно было бы написать целую книгу. Нет, у Софи всего этого совсем не было. Она считала себя обыкновенной, такой же как та девушка, что сидела сейчас в углу ресторана, прячась за объемными одеждами. Вот, поэтому и сейчас она хотела отказать мужчине. Она медленно подняла на него глаза, ощущая, как у нее снова бьется сердце, а пальцы вспотели, от чего она чуть не уронила бокал с лимонной водой. Наверное, перед ней стоял бог, или просто она так сама решила, просто преувеличив все внешние качества мужчины. С ней такое часто случалось, порой она могла найти красивое в уродливом, быстрее, чем многие другие, и все преподаватели в колледже поражались ее умению. Фифи, словно видела свет в людях, и это придавало ей столько сил, как никому другому. Мужчина был высоким, с темными кудрявыми волосами, зачесанными назад и тщательно намазанные гелем, чтобы кудри не растрепались. В голубых глазах не читалось того, что обычно толкало Софи продолжить знакомство. В них не было того огня и задора, заставляющего делать столько глупостей ее. В них скорее всего была пустота, которая говорила не об упадке сил или нечто подобном, а скорее о том, что человек одинок в этом мире, и нет того, кто бы понимал его. — Нет, — выдохнула она. — Не думаю, что вы этого хотите на самом деле, — он улыбнулся. Вот черт, все же понял, что она бы не прочь выпить вина, но как всегда решила вести себя осторожно с представителями мужского племени. — Вы бы хотели выпить хорошего итальянского вина, чтобы насладиться воспоминаниями о той стране. — Откуда вы узнали, что я люблю Италию? — прошептала Софи, даже не собираясь возражать по тому поводу, что мужчина без ее одобрения сел за один с ней столик. — Ну вы бы вряд ли пришли в «Сладкую горечь», если бы все было как-то иначе, — отметил он. — Люди сюда приходят по каким-то своим внутренним причинам, они здесь находят то, что хотят. — Вы недавно открылись! — напомнила она, хотя ей показалось, что мужчина говорил так, словно его заведение существовало не одну сотню лет. — Что верно, то верно, — он отпил вина, тем самым призывая Софи тоже отведать алкоголь. — Напиток богов. — Греки вино разбавляли, потому что оно было крепким, горьким и густым, — зачем-то сказала женщина. — Какое-то не почтительное отношение к напитку богов. — Это один из мифов. Естественный градус для вина — это четырнадцать-шестнадцать градусов. Повысить градус можно с помощью разных добавок, например, спирта. Но, вроде бы, в древней Греции спирта не было, — мужчина улыбнулся, и Софи снова ощутила себя неловко. — Во многих стихах прямо указывается на сладкий вкус вина. Например, уже в «Одиссее» можно прочитать о «медвяном» вине, от которого невозможно было удержаться. Если бы его хоть раз попробовали, то поняли, о чем я сейчас говорю. — О, у вас очень глубокие познания, — воскликнула Софи. — Я много где был и много чего видел. Нам не хватит и жизни, чтобы все поведать, — он еще подлил им вина. — Так, а что вы скажите о третьем мифе? — Фифи уже начала увлекать эта игра, а может быть именно вино раззадорило ее. — Греческие вина действительно густели со временем. Однако лет должно было пройти немало, чтобы возникла потребность их разбавлять. К тому же греки столько времени упражнялись в изготовлении чаш и амфор для жидкого напитка, что трудно предположить, что вино было густым. На это уйдут долгие годы. Знаете, когда нашли один дом, то там сохранились все вина, оно было такое густое, словно стало желе. Но греков или римлян просто не было столько времени, — принесли их заказ, и Софи уже свыклась с мыслью, что этот вечер она проведет не в одиночестве. — Тогда почему они так относились к своей амброзии? — снова поинтересовалась Софи. — Вином обеззараживали воду. Этим методом до сих пор пользуются туристы, а тогда он был распространен повсеместно. Например, солдаты носили с собой фляжки с вином или винным уксусом. Вино добавляли в воду и постепенно уменьшали его количество, чтобы солдаты постепенно привыкли к местной воде. Все это делалось из соображений практичности. Наверное, знаете, что вода в Европе всегда была не самого лучшего качества. Она была часто источником заразы, а вино уж точно не могло служить таковым. Пьешь и не пьянеешь, и при этом утоляешь жажду. — Он замолчал, словно позволяя ей все обдумать самой. Софи заслушалась, да и ей очень нравилось, как мужчина орудовал ножом и вилкой. В этом на самом деле не было ничего необычного, но он так напоминал ей охотника, при этом в его движениях не было грубости. — Думаю, что дело было в чем-то еще, — вдруг сказала она, опуская в рот кусочек баранины. — Конечно, — он быстро посмотрел на нее, продолжая разделывать кусок мяса у себя в тарелке. — Греческая педагогика предписывала молодым людям умеренное отношение к вину и, вообще, скромное поведение. Вино рекомендуется смешивать, во-первых, с водой, во-вторых, с мудрой беседой. Вода позволит наслаждаться вкусом и поддерживать себя в приподнятом настроении. Мудрая беседа — это второй, не менее важный компонент вина. Греки, да и римляне любили собраться за умной беседой. А о чем тогда только не говорили! И ведь все эти вечные беседы о бесконечном никуда не делись. Думаю, что вам это знакомо, — Софи не совсем поняла о чем, сейчас говорил мужчина. — Думаю, что все же не понимаю вас, — тихо сказала она, совсем не ощущая себя глупой дурочкой. — На трезвую голову говорить о таких вещах трудно. Но и пьяный человек вряд ли сможет высказаться об этом разумно. Поэтому разбавленное водой вино идеально поддерживало неспешную и умную беседу. — Без бутылки не разберешься, — женщина тихо рассмеялась. — Я всегда думала, к чему это говорят. — Думаю, что теперь вы это знаете, — он опять улыбнулся ей, и у Софи все замерло внутри. — Еще вина? — Да, конечно, — согласилась Софи, и где-то в глубине души она ругала себе за этот вечер и этот разговор. Не стоит все же, но кажется, что ее оборонительная стена дала сейчас трещину. — За знакомство, — он поднял бокал, произнеся это на латыни. — За знакомство!