Имя мое - память

Амстердам, Голландия, 1635 Он любовался ею в который раз и не мог отвести взгляда. Когда Софи ван Деруик выходила на улицы шумного Амстердама, то все сразу же оборачивались ей в след. На прогулке она всегда одевалась просто: в платье из темного сукна, наверное, чтобы на нем не было видно следов грязи. Говорили, что она была весьма практичной особой. Она была женой торговца тюльпанами, хотя до этого Корнелис ван Дуруик занимался совсем иными делами: он торговал специями и имел большую долю в Ост-Индской компании. Этим делом занимался его отец и дед, но в последние годы Корнелиса увлекла торговля тюльпанами, ставшими модными в одночасье во всей Европе. За редкими сортами велась самая настоящая охота, и порой можно было продать самую маленькую луковицу за целый кошелек звонких монет. Конечно, торговля специями была по-прежнему выгодной торговлей, но уже не такой интересной как раньше. Еще лет сто было столько рисков, войн из-за торговых путей, сейчас же мир стал намного проще, когда стало развиваться мореплаванье. Такие маленькие страны как Голландия, некогда бывшей испанской колонией, могли стать центром мира. Софи ван Деруик вышла замуж за Корнелиса, когда ей было всего лишь шестнадцать. Она была мила и румяна, с тонким станом и бедным приданым. Ее отец невыгодно вложил деньги и свое время в строительство кораблей. В итоге, всё что оставалось семье, так это выдать дочь замуж за мужчину, который был старше ее на двадцать пять лет. Первая жена Корнелиса умерла два года тому назад при родах. И вроде, он не нуждался в повторном браке, но беда заключалась в том, что у него было четыре дочери, и скоро они все вышли бы замуж, а наследника так и не было. Также отец Софи был должен приличную сумму денег Корнелису, и тот предложил брак как решение всех проблем. Да, Софи ван Дерик была очень красивой, и все об этом знали. Иногда Яспер подходил к окну ее дома, надеясь хоть как-то увидеть ее. У голландцев с испанских времен осталась странная привычка: не вешать на окна занавески, словно им так понравилось то, как за ними все наблюдают. Когда Яспер был в Париже, то его удивило совсем иное — там на окнах красивые занавески и портьеры создавали атмосферу загадочности. Но с другой стороны, в этой дурной привычке у голландцев было нечто привлекательное. Яспер был влюблен в Софи, но ни разу не осмелился подойти к ней. Он боялся показаться полным идиотом и того, что она просто посмеется над ним. И вот теперь, когда он снова стоит у нее дома, он совсем не верит, что может зайти в ее дом, ибо ее муж заказал портрет своей супруги. У голландской знати, а она сильно отличалась от любой другой, все определяло не происхождение или титул, а деньги. Человек, что богат мог позволить себе все, человек, что был беден так и оставался никем, но всегда мог разбогатеть. Яспер тоже подумывал об этом: вложить пару монет в весьма выгодное дело и не думать о том, кто в следующий раз все же заметит его талант. Яспер бросил еще один взгляд на дом Софи ван Деруик, ощущая как трепет разливается внутри. Наверное, ему повезло больше, чем остальным, раз он стоит здесь. Он тут же себя одернул, потому что пока картина не окончена и не понравилась клиенту, то и мечтать совсем не о чем. Предстоят долгие дни работы. Он постучал в дверь. Ему открыла дородная служанка в сером чепце, с красным лицо от вечной готовки, стирки и прогулок по улицам города. Безусловно, ее жизнь сильно отличалась от жизни хозяйки, наверное, ей и лет не так уж и много, но время успело оставить следы на ее теле. В этом доме, казалось бы, ничего не менялось: мебель на тех же местах, картины там, где прежде, страница раскрытой Библии на дубовом столе, та же, которую Корнелис читал до выхода на собрания гильдии… Однако если хорошенько присмотреться, то в глаза бросаются свидетельства того, что привычный порядок нарушен. Нетронутая постель Корнелиса, его пустое кресло, его праздно висящая одежда, его набитые сеном башмаки, его очки в футляре. Именно такую картину рисовал Яспер, когда шел сюда. Он представлял всё точно так, возможно, потому что богатые дома чаще всего обставляли именно так. Обычно комнат было немного, и дети спали чуть ли в комнате для прислуги, все вместе и в одной кровати. Спальня совмещалась с какой-нибудь еще комнатой, а запахи с кухни проникали во все части дома, ибо она была очень рядом с гостиной. Во Франции были совсем иные дома. Там было больше света и места, комнаты было принято обставлять богато, особенно у знати, но отец всегда говорил, что так происходит, потому что они католики, а те любят жить на широкую ногу. Богатство в Голландии не выражалось в том, сколько мебели стоит в доме и какая она изящная, а в том, сколько денег у тебя в кармане. — Она сейчас придет, — просто сказала служанка. Софи ван Деруик долго не заставила себя ждать. Яспер бросил на нее внимательный взгляд, когда она появилась в полумраке комнаты: окна тут были небольшие, а следовательно света туда проникало мало. На девушке было синее парчовое платье и чепец с голубыми лентами. Неужели, она думала, что он будет так ее рисовать? — Проходите, — она жестом показала, чтобы Яспер прошел в глубину комнаты. — Здесь мало света, — отметил Яспер. — О, можно пройти на чердак, там очень много света, — ответила девушка. — Что вам нужно? — Стул и больше ничего, — ответил он. Он уже давно фантазировал на тему, как будет рисовать Софи, решив, что посадит ее у окна, словно она будет ждать там кого-то, смотря на улицу. Софи позвала служанку, дала указания, а сама села в большое кресло. Она казалась какой-то отстраненной, словно ощущала себя не в своей тарелке. Яспер же наоборот был воодушевлен. Спустя минут десять молчания. Софи позвала Яспера за собой. Он обрадовался тому, что, наконец-то, сможет остаться с ней наедине и при свете яркого солнца рассмотреть черты ее лица. Яспер был влюблен в нее уже очень давно, поэтому для него тот момент, когда он начал рисовать ее, стал мигом откровения. Он все же смог до нее дотронуться. Яспер аккуратно помог ей принять нужную ему форму, и когда это случилось, то его словно укололо чем-то. Он не ощущал такой эйфории ни с одной французской или голландской проституткой, хотя он даже не принялся раздевать Софи. — Почему я должна сидеть именно так? — спросила она. — Словно вы ждёте кого-то, — просто ответил Яспер. — Я думала, что мой муж хочет нечто более серьезное, как все эти дамы на темном фоне, строго смотрящие на художника, будто им на самом деле очень много лет, или же за работой, свойственной моему положению в обществе, — объяснила девушка. — Мне, кажется, что ему хотелось нечто подобное. — О, нет, госпожа, он хотел то, чтобы отразило ваши красоту, и когда в вашем доме были бы гости, то они бы завидовали ему, — Яспер улыбнулся. — Чему им завидовать? — она пожала плечами. — Кажется, все не так, как со стороны видится другим. — Иногда мы прячем истинную натуру за разными масками, — изрек Яспер, продолжая делать набросок. Так началась их работа. Обычно они молчали, пока он ее рисовал. Девушка старалась быть отстраненной, делать вид, что ее ничего не волнует. Но он замечал, как ее щеки начинают краснеть в его присутствии, как меняется выражение ее глаз. Однажды они все же заговорили, словно статуя ожила и произнесла то, что давно надо было сказать. Софи была немногословна, она старалась все так же создать дистанцию между ними, но чем больше они проводили время вместе, тем больше становилось понятно, что их на самом деле связывает друг с другом. Это было влечение, которые с каждым днем было почти не остановить, и отъезд Конелиса лишь только способствовал этому. Софи считала дни, когда муж уедет, хоть и понимала, что в доме есть четыре падчерицы, которые при удобном случае заложат ее мужу, тем самым отомстив за все неудобства, что она им принесла в течение стольких лет. Но сдерживать себя становилось все сложнее. Яспер лишь только целовал ее, они ничего не делали дальше этого, потому что боялись быть пойманными, и боялись, что правда может открыться для всех. Яспер уважал ее, и считал, что сможет уложить Софи в постель только тогда, когда она станет его женой. Это было очень сложно и почти невозможно, но всегда были несчастные случаи при которых трагически Корнелис мог погибнуть, и тогда бы Софи смогла бы принадлежать ему. А чтобы в каждом доме Амстердама никто не судачил, то следует уехать отсюда, к примеру в протестантскую Англию, где будет уютно, несмотря на то, что англичане сильно отличались от них по вере. Это все были мечты. Иллюзии, которые себе построил Яспер, желая быть со своей возлюбленной. Он так хотел ее, что считал, что можно будет заняться каким-нибудь грязным делом, чтобы быть с ней рядом, и никто его не остановит. У Яспера был целый план. Он знал, что ему нужно было сделать, чтобы осуществить задуманное, но для этого придется ждать, и надеяться, и верить в удачу, ведь в торговле тюльпанами всегда играла именно удача. Осталось лишь только найти «Semper Augustus», но это было очень сложно, да и на биржу торговцев тюльпанами просто так не попадешь. Но все же был один способ, ради Софи Яспер был готов на все. — Что с нами будет? — часто спрашивала у него Софи. — Что будет дальше? Я не могу без тебя. Не хочу даже минуту дышать без тебя. — Софи… — он и не знал, как с ней поделиться всем тем, что так волнует его уже много месяцев. — Скажи, что мы будем вместе, — потребовала она. — Мы будем вместе, — сказал он то, что она так страстно хотела услышать. — Я не смогу без тебя, — прошептала она, прижимаясь к нему. У них остался всего лишь десять минут работы, иначе домашние начнут подозревать, и не дай Бог хоть кто-нибудь застанет их вместе, то все пропало. Софи неохотно поднялась с импровизированного ложа. Пора было приниматься за свои домашние дела. Яспер не мог объяснить то, что он сейчас переживал. Ему было совершенно трудно подобрать слова, которые описали бы все его ощущения и чувства. Он понимал, что Софи не испытывает все то, что полыхает в нем каждый раз, как они оказывались в импровизированной мастерской. Он ощущал в Софи родственную душу, словно он знал ее задолго до этой встречи. Знал тогда, когда они были совсем другими, но как трудно было объяснить это ощущение, сказать, что Софи его истинная пара, его спутница по жизни, ведь перед лицом Бога она чужая жена, и это никак не изменить. Только убийство сможет ему помочь. Корнелис вернулся раньше на две недели, и их рай окончился. Теперь они перестали обниматься, а Яспер работал над портретом Софи чаще всего в одиночестве. Однажды он слышал, как скрипит кровать в комнате, как пыхтит Корнелис, и он непроизвольно сжимал кулаки. Конечно, он ничего не мог с этим сделать, ведь она чужая жена. Он решился на кражу ради нее. Яспер все же смог раздобыть луковицу, которая принесла бы ему немалое состояние. Он вытащил ее у одного торговца, и, кажется, никто не заметил, раз в течение месяца к нему так и не пришел. Яспер верил, что у него все получилось, а значит, у него есть возможность немало заработать. Благодаря своим малочисленным связям среди купцов, Яспер нашел одного покупателя, который купил у него большую луковицу тюльпана, за нее он получил немало, ведь это был редкий сорт. Яспер знал, на что потратит деньги — на наемных убийц. Он жаждал убить Корнелиса, чтобы так освободить Софи от мужа. Убийство виделось ему решением всех проблем, иного выхода из сложившейся ситуации он просто не находил. — Я нашел способ спасти нас, — радостно сообщил Яспер Софи, когда они оказались на улице. Сегодня впервые за много дней, она вышла погулять. Несмотря на то, что за ней семенила служанка, они все равно увиделись. — Нашел способ, как нам с тобой все провернуть. — Что же это? — голос Софи почему-то печально дрогнул. — Я убью его! Она поднесла ладонь ко рту. Софи совсем не ожидала этого услышать, она и не думала, что Яспер будет думать о таком. Убийство — это тяжкий грех, еще хуже, чем прелюбодейство. Как же они будут после всего этого жить дальше? А что будет с дочерьми Корнелиса? Да, может быть, он чудовище, может быть, он бесчувственный и совсем не знает, что такое любовь и понимание, но все же он не сделал ей ничего дурного, кроме того, что был женат на ней. Неужели нет совсем иного способа выйти из этого порочного круга. — Яспер, не надо… — тихо прошептала она. — Почему же? — возмутился он. — Я не хочу так, — прошептала она. — Ты будешь свободной только так, я хочу быть с тобой, я совсем не хочу быть твоим любовником, — холодно произнес Яспер. — Я не могу. Не могу, кажется, быть с тобой… — ее голос тонул в суете города. — Ты отказываешься от нашей любви? — в нем начинала закипать злость. — Дело не в этом. Дело совсем в ином, — прошептала она. Софи взяла его за руку. — Прости, но я беременна от Корнелиса. Яспер отошел от нее, как будто она была прокаженной. Он был зол и уязвлен. Ради нее он был готов пойти на все, был готов сделать так, чтобы она вечно была с ним, но в итоге, она просто бросила его. Он ушел и ничего не сказал ей, это было выше его сил. Яспер долгое время ничего не слышал о Софи, но продолжал о ней мечтать. Он делал это холодными вечерами, лежа на узкой постели, укрываясь не очень теплым одеялом. Он думал о ней, и порой ему казалось, что начал забывать черты ее лица. Яспер все так же ходил теми же улицами, чтобы увидеть ее, подходил к ее дому, но Софи нигде не появлялась. Говорили, что былая красавица подурнела, стала толстой и совсем неповоротливой, но Яспер совсем не хотел верить в слухи. Новость о ее смерти застала его неожиданно в церкви. Сам того не ведая, он пришел на ее похороны. Софи была такой красивой, но такой несчастной. Ребенок убил ее и умер сам. Доктор, что принимал у нее роды, говорил, что она бредила в последние дни перед смертью и звала некого Яспера. Конечно, Корнелиус догадался обо всем. Наверное, стоило бы подумать о себе. Надо было бы бежать из Голландии, но почему-то Яспер не смог. Его нашли мертвым в канале. Труп уже успели объесть рыбы, но его узнала одна торговка селедкой по кольцу на пальце. Наверное, поэтому с тех пор эта душа так невзлюбила селедку.