Имя мое - память

Папская область, 1496 Софи медленно понимала, что сейчас происходило внизу. Она поднялась с постели и остановилась у двери, ощущая, как у нее громко стучит сердце, ударяясь о грудную клетку, отзываясь болью в сердце. Она стала прислушиваться, стараясь различить звуки и понять, что именно сейчас твориться: то ли в их доме поздние и нежданные гости, то ли это все же то самое нападение, о котором говорил ей Энрике. — Мадонна! — Луиза вошла в комнату через потайной проход. — Нам надо уходить отсюда. — Я не могу! Там мой муж, — несмотря на то, что этой ночью она думала об Энрике, Софи все равно понимала, насколько для нее важен Джованни. — Мадонна, если вы сейчас не уйдете, то они придут сюда и убьют вас! — Луиза подошла к своей госпоже, взяв ее за руку. — Вы должны думать о своем ребенке. — Но Джованни… — растерялась Софи. — Уже ничего не сделаешь, я видела, как пятнадцать людей с оружием ворвалось в палаццо и закололи синьора. Софи не верила в это. Она хотела было закричать, побежать вниз, чтобы посмотреть на все своими глазами. Но Луиза быстро закрыла дверь на ключ, чтобы у Софи не было искушения. — Отдай мне ключ! Я тебе приказываю! — громко сказала она. — Мадонна, — служанка мягко закрыла ладонью рот хозяйки. — Мадонна, послушайте меня, сейчас же. Они проводят обыск. Ищут какие-то бумаги вашего мужа. Они говорили, что должны найти вас и убить, потому что… Это из-за сеньора Чезаре. — А при чем здесь он? — Софи отскочила в сторону от Луизы. — Вы отказали ему в прошлому году, когда синьор брал вас собой во дворец. Софи забыла об этом. Ей казалось, что это не имеет никакого значения, пусть и все ей говорили, что Чезаре Борджиа не любит проигрывать. Она не понимала, как вообще можно было устроить это побоище из-за такой глупости. Что такого плохого в том, что она хотела хранить верность своему мужу? Конечно, сын Папы может заполучить кого угодно, стоило только ему захотеть, но зачем ему нужна была именно она? — Да, но… — Софи замерла, услышав шаги по лестнице. — Мы должны уходить. Они быстро сломают двери! — Луиза взяла хозяйку за руку. — Ну же, быстрее! Софи не хотела идти, но все же позволила служанке увести себя. Где-то в глубине души они понимала, как права Луиза, но сейчас все ее мысли были о Джованни. Возможно, он все еще живой и нуждается в помощи. Кто знает, какие удары они нанесли. Она хотела верить в лучшее, но чудо — это такое редкое явление в жизни, не каждый раз Господь благословляет на него. Луиза открыла дверь. Они прошли по винтовой лестнице, надеясь, что на заднем дворе сейчас не было никого, потому что о тайном проходе знали лишь некоторые обитатели дома. Сначала они попали в кладовку, где хранились вина и вяленое мясо, затем вышли на улицу, и когда Софи увидела фигуру вдалеке, то оцепенела. Луиза сжала ладонь своей госпожи. — Не переживайте, это синьор Фьоранте, — спокойно сказала девушка. Это не сразу успокоило Софи, лишь только спустя времени она поняла, что Энрике был прав и хотел ее защитить от бури, что надвигалась на ее дом. Это ее вина, что она не послушала его и не уговорила Джованни уехать из Рима. — Надо поторапливаться, а то они скоро обо всем догадаются. — Куда мы поедем? — На виллу моей матери, а потом уж в Неаполь. Так будет безопасней для вас, — Энрике помог ей сесть на лошадь. — Просто так Чезаре ничего не оставит. Вы и сами это знаете. Скоро начнет светать, а значит, что бежать будет еще трудней. Софи понимала это слишком хорошо. Она не думала, что на вилле будет безопасно: если Чезаре захочет, то он из-под земли её достанет. Они добрались лишь только к следующему вечеру. Приходилось постоянно останавливаться, потому что Софи не здоровилось. Ей все время казалось, что она вот-вот потеряет ребенка. Энрике все понимал, но любое промедление могло стоить им всем жизни, а он очень хотел спасти женщину, которую так давно любил, но не мог получить. На вилле не было никого, кроме смотрителя и его жены. Энрике сказал, что сюда очень давно никто не приезжал. После того, как умерла его мать, у всех пропало желание здесь появляться, потому что все случилось именно здесь. Бьянка скончалась здесь после продолжительной болезни, хотя все врачи твердили, что свежий воздух и тишина ей непременно помогут. Они не знали, что мало что может заставить перестать страдать разбитое утратой сердце женщины. Другие же лекари твердили, что рождение нового ребенка поможет ей все забыть, но беда была в том, что Бьянка никак не могла забеременеть: видно прошлые роды сильно навредили ей. — Пока вы останетесь здесь, — просто сказал Энрике. — Но… — Так будет лучше, а сейчас мне надо будет уехать, — сказал Энрике, стараясь не смотреть на залитую вечерним солнцем Софи. — Останьтесь хоть на эту ночь. В любом случае, это ничего не изменит, — Софи не хотела провести первую ночь в одиночестве, хоть и с Луизой, спасшей ей жизнь. — Хорошо, — быстро согласился Энрике. Он понимал, насколько это опасно, насколько это неправильно, каким это будет для него искушением, быть так рядом с ней и при этом не иметь возможности прикоснуться к ней. Сколько раз он лежал в постели с разными шлюхами и представлял, будто это Софи. Это было аморально, противоестественно, но ничего с собой поделать Энрике не мог. Это стало его наваждением, болью и страхом. Он боялся прожить жизнь, так и не узнав, что это такое — спать с любимой женщиной, вдыхать аромат ее кожи и боготворить. Этот страх был настолько сильным, что Энрике пытался найти хоть одну похожую девушку на Софи, чтобы она стала его женой и любимой женщиной, но пока этого так и не случилось. — Примите ванну, стряхните с себя пыль, — мягко сказал Энрике и пошел прочь. Софи последовала за женой смотрителя. Она не знала, насколько ей можно доверять, поэтому старалась молчать. Да, она знала Бьянку, но этого порой очень мало, чтобы быть верной семье. Люди часто совершают предательства по тем или иным мотивам, порой совсем непонятным. — Даже не думайте об этом, — громко сказала Луиза, когда Софи лежала в ванне. — О чем? — Чтобы его соблазнить. — Сейчас я вдова, — наконец-то признала факт Софи. — И вы беременны, — отрезала девушка. — Это может навредить малышу. Вы должны думать о нем. — Прежде всего, я должна думать о своей жизни! — Да, должны, но не становитесь той, кого вы так презираете! — Как ты разговариваешь со мной? — Я желаю вам всего самого лучшего, мадонна. Будьте благоразумной и осторожной. Вам не нужны лишние потрясения. Софи ничего не стала на это говорить. Она и сама понимала, насколько странны бывают ее желания. Насколько невозможны ее чувства, которые могли стать чем-то большим, чем наваждение. Она покраснела даже от своих мыслей, ощущая стыд. У нее только недавно умер муж, а она уже мечтает о том, чтобы оказаться в объятьях другого мужчины. Так дело точно не пойдет. Она облачилась в платье покойной синьоры, выбрав самое скромное, что скрывало все, что обычно принято показывать красивым женщинам. Софи решила не искушать судьбу. В этот вечер ничего плохого не должно случиться, но и ничего хорошего. Просто ужин и светская беседа, если, конечно, ее желудок будет согласен принять пищу. Она не ощущала себя беременной, скорее всего, только знала об этом. Живот все так же был плоским, а груди еще не успели сильно набухнуть, тошнило ее редко, лишь только днем кружилась голова. Приступы слабости были настолько редки, что все можно было списать на обычные недомогания. Ничего такого особо и не происходило, чтобы можно было думать о ребенке, но оказывается, он уже был. Под ее сердцем. Софи не очень-то разобралась в своих чувствах. Она не совсем понимала, что должна на самом деле испытывать по отношению к своему ребенку. Обожать? Думать о нем? Любить? Что именно? Или же ненавидеть за то, что он так не вовремя появился? Хотя мама всегда говорила, что дети появляются тогда, когда их совсем не ждешь. Софи взглянула на свое отражение в старом венецианском зеркале, ощущая, как волнуется. Выглядела она, и правда, как скорбящая вдова. Но так ли это было на самом деле? Брак с Джованни вовсе не был сказкой, но при этом она всегда ощущала себя рядом с ним защищенной. Пусть он не пускал ее в мир богатых и знатных, не просто же он так делал. Джованни боялся, что с ней случится беда, и тогда он не сможет ее никак защитить. Он переживал за нее, беспокоился постоянно и, как оказалось, совсем не зря. В итоге это его и сгубило. Хотя только ли это? Наверное, еще желание следовать своей дорогой, несмотря ни на что. Порой быть не таким как все, значит подписать себе смертный приговор, конечно, если ты не у власти. Теперь это уже не имеет никакого значения. Остается лишь только вспоминать то хорошее, что было между ними когда-то. Пусть это останется в памяти, и именно это она передаст их ребенку. Софи тяжело вздохнула и только тогда вышла из комнаты. Она прошла через анфиладу, отмечая, какой изысканный вкус был у Бьянке Фьоранте. Она знала толк в хорошей живописи и скульптуре, тканях и мозаике. Жаль, что она так рано покинула этот мир. Женщина прошла в столовую. Энрике уже ждал ее. Он стоял у окна и напряженно смотрел на ночной сад, полный великолепных скульптур и изящных цветов. Пусть и сад был несколько запущенным, это не мешало наслаждаться буйством красок и форм. — О, вы уже пришли, — Энрике улыбнулся. — Надеюсь, что вы себя хорошо чувствуете? — Тело, может быть, а вот душа… Я совсем не знаю, что с ней сейчас происходит, — ответила женщина. — Что ж, как и у нас многих. Надеюсь, что все же кто-то однажды спасет наши души, избавив нас от этих кровавых войн между собой, — он грустно улыбнулся. — Я тоже надеюсь. — Проходите, — он отодвинул для нее стул. Софи села. Энрике был очень галантным. Впрочем, как и положено быть хозяину дома. — Тут нет изысканных блюд Рима, но все же… — он поднял крышку с тарелки. — - Тушеный кролик думаю вполне сойдет для ужина. — Думаю, что да, — согласилась Софи, ощущая, как она сильно хотела есть. Обычный голод проще утолить. Просто съесть нечто сытное, чтобы оно упало в желудок тяжелым камнем. Душевный голод нужно утолить сразу же, не дожидаясь, когда он толкнёт на обжорство. Именно сейчас это чувство больше беспокоило Софи, и она старалась скрывать его за улыбкой. — Что ж, я должен буду съездить в Рим на несколько дней… — Чтобы они и вас убили? — вырвалось у Софи. — Почему вы думаете, что они меня должны убить? — Потому что они это сделали с вашим отцом, а значит и вы ему мешали. — Я? — Энрике засмеялся. — Поверьте, есть вещи куда страшней, чем Чезаре Борджиа. — И что же это? — Иногда юным девушкам лучше оставаться в неведенье. — Но я совсем не юная девушка, — обиделась Софи. — Вы все так же молоды, — сделал комплимент Энрике. — Надеюсь, что в итоге с нечто подобным вы никогда не встретитесь. — Я думаю, что уже столкнулась с этим… — тихо сказала она. — Все же нет, моя дорогая, — Энрике встал из-за стола, чтобы налить своей гостье вина. — Это не то, о чем вы подумали. — Что ж, мне лучше остаться в легком неведении? — Да, — Энрике улыбнулся. — В общем, я знаю, какие ощущения у человека раздавленного и абсолютно уничтоженного, и до чего ужасно чувствовать боль там, где прежде не болело. И совершенно не важны новые подвиги с женщинами и весёлые буйства с друзьями в таверне. Но потом, как бы долго твои переживания ни длились, ты всё равно идешь дальше, и новые люди дают тебе понять, что ты чего-то стоишь, и осколки души снова собираются вместе, и твое наваждение, все эти годы, которые ты потратил впустую, уходят в прошлое и забываются. С вами тоже такое однажды случится. — Я жду ребенка, — зачем-то сказала Софи. — Я знаю, — прошептал он. — Откуда? — Вы светитесь вся, — просто ответил мужчина. — Это так очевидно? — Да. — Что ж, я думаю, что мне надо отдохнуть, — Софи встала. — Я провожу вас. Это было слишком опасно. Но Софи решила, что Энрике совсем не такой, как все. Он не будет пытаться сбить ее с истинного пути, украв все ее добродетели, ввергнув в грех. Она хотела думать, что Бог все же услышит ее молитву и не будет ей посылать искушения в виде страсти. Говорят сердце и тело — две разные вещи. Это ложь. Когда затронуто сердце, тело тоже жаждет прикосновений. А когда так часто прикасаются к телу, сердце тоже хочет любить. Да, ее сердце очень этого хотело, но она не могла. Слишком много всего мешало кинуться в омут страсти с головой. — Что ж, спокойной ночи, — тихо сказала Софи, держа руку на ручке двери. — И вам спокойной ночи. Софи ощущала, что Энрике что-то хотел ей сказать, но сдерживал себя как-то. Она просто опустила глаза, и когда он дотронулся до нее, поднимая лицо за подборок, то ее сердце бешено забилось. Он поцеловал ее, и она даже не стала сопротивляться ему. Она ждала этого и боялась одновременно, и вот это случилось в итоге. Все было, как говорят поэты. Нет, все же намного лучше. — Спокойной ночи, — сказал снова Энрике. — Храни вас Господь. — И вас.