Имя мое - память

Неаполь, 1496 Они приехали на виллу Соларе, когда на город опустились сумерки. Софи сильно устала с дороги, и если бы не Луиза, то давно бы опустила руки, сказав, что пусть с ней делают, что хотят люди Папы. Энрике ехал рядом с ней, внимательно смотря по сторонам, явно ожидая засады. Но дорога была чистой и безопасной. Софи спрыгнула с лошади, Энрике подхватил ее и на миг задержал руки на ее талии. Софи опустила глаза. Вся ситуация была несколько неправильной, но все же она вдова и может выйти замуж, ее ребенку нужна защита. Софи отстранилась от Энрике. Он ничего не сказал, просто пошел с лошадьми в конюшню. Софи же с Луизой направились к дому, где их уже ждал высокий мужчина, облаченный в черное. Энрике по дороге рассказал, что совсем недавно умерла дочь хозяев виллы. Не смогла оправиться после родов и смерти ребенка. Софи тоже бросило в путы страха, ведь она так же ждала ребенка и боялась, что ее, как и многих, постигнет такая же участь. Луиза, заметившая скорбь и сомнения на лице хозяйки, сразу же поспешила утешить ее, сказав, что этот ребенок благословение небес, и с ней не случиться ничего плохого. В Соларе жили друзья Энрике, чета Джелалио. Дом был небольшим, но очень уютным, а еще море находилось совсем рядом. Несколько минут пешей прогулки, и уже на белом песке у голубого моря. Сама Софи не ходила к морю, но зато видела его из окон своей небольшой комнаты, особенно по утрам, когда поднималась с постели и шла к умывальнику. Ее жизнь на вилле была вполне обычной. Никто не читал ей нотации, хотя порой ее беспокоила излишняя опека. Софи, конечно, понимала, почему все проявляют столько заботы по отношению к ней, но все же она не хотела, чтобы ее все считали беспомощной. Впервые после смерти Джованни она ощутила себя свободной от многих цепей, что держали ее с рождения. Хозяева виллы оказались очень милыми людьми. Синьор был купцом, он торговал специями и поэтому был так богат. Синьора являлась очень набожной и кроткой женщиной, но при этом практичной и очень доброй. Он торговал, а она занималась тем, что помогала беднякам. В Неаполе они считались образцовой семьей, и, конечно, знать и жены купцов часто слетались в Соларе, чтобы помочь Джулии. Софи тоже старалась быть полезной, чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений по поводу ее пребывания. Пьетро всегда говорил всем, что Софи их родственница из Рима. Всех это устраивало и никто не задавал вопросов, чтобы вытащить как можно больше информации из Софии. Здесь, и правда, было безопасно: Энрике не соврал. Энрике Софи видела очень редко. Он приезжал раз в месяц всего лишь на пять дней и снова уезжал. Как ни уговаривали его Пьетро и Джулия, он не задерживался ни на один день. Понятное было дело, что в Риме у Энрике были дела, и он не мог все бросить. Все же любое дело нуждается в присутствии хозяина. Однако Софи со страхом ждала новостей из бывшего дома, ожидая, что когда-нибудь люди Папы все же доберутся до Энрике. Когда Софи была на пятом месяце, только тогда она поняла, почему Энрике все это время был так холоден с ней. Он женился, и это совсем выбило почву из-под ног Софи. Она была почему-то зла на весь свет, словно Энрике принадлежал ей, и кто-то забрал то, что являлось ее собственностью. — Не думала, что вы женитесь, — иронично сказала она, поджав губы, ощущая, как к ней подкатывает волна гнева. — Я должен это сделать, иначе моя смерть будет не минуемая, — ответил спокойно он. — Так вы выбрали себе выгодную партию? — возмутилась Софи. — Повели себя как трус, спасая свою шкуру?! — Никто не хочет умирать, мадонна, — просто произнес. — Все хотят жить. — Она хоть красивая? — Софи обернулась к Энрике. — Не такая, как вы, — и Софи зарделась. Возможно, это была лесть, чтобы задушить ее гнев на корню, но Софи было приятно, что он это сказал. — Вы все равно красивей, мадонна. Вы подобны весне: такая же свежая и юная. — Вы… — и у Софи не нашлось колкостей. — И знаете, она совсем безразлична ко всему плотскому, — она не знала, зачем он это сказал, но Софи снова покраснела. — В ней нет страсти. — А во мне она есть? — сорвалось с ее губ. Это было жутко неправильно. Так не должно было происходить, однако остановиться Софи уже не могла. — Есть, — прошептал мужчина, беря ее за руки и прижимая их груди. — Что ж, я вас прощаю за этот поступок, — строго сказала Софи, напоминая, что именно она важна для него. — Я рад быть прощеным вами, — прошептал он, целуя ее руки. — Большего мне и не надо. Софи думала о том, чтобы стать любовницей Энрике, но пока она была беременной, то и речи об этом вовсе нет. Все, что им было доступно — это редкие встречи да письма на латыни. Большего им было просто не дано. Софи иногда строила планы по возвращению в Рим, то как она поселиться в доме мужа, что будет там растить их ребенка и сможет иногда открывать двери дома для Энрике. Но все это были всего лишь планы, в итоге она приходила к мысли о том, что ничего из этого невозможно, пока Борджиа находиться у власти. — Ты всегда расцветаешь, когда Энрике сюда приезжает, — начала как-то Джулия. Она была красивой женщиной с милым овалом лица, правильным носом и пухлыми губами, поскольку Джулия приехала из Венеции, то она привезла с собой способ по осветлению волос. Никто и не догадывался, что на самом деле Джулия родилась темноволосой. — Просто он единственная моя ниточка с прошлым миром. Больше у меня никого не осталось, — ответила Софи, продолжая вышивать. Он, и правда, был единственным человеком, который был связан со всем, что когда-то было дорого ее сердцу. Он был для нее смыслом просыпаться по утрам, и когда он не мог приехать, то это становилось для нее трагедией. Все самое ужасное случилось за месяц до рождения ребенка. Хотя, может быть, и ничего такого не произошло. Софи просто накручивала себя. Просто Энрике не приехал, когда обещал, а еще не прислал письма. Софи постоянно подходила к окну, открывающим вид на пыльную дорогу. Она нервничала и срывалась на Луизе. Та устала ей твердить, что ей нельзя сейчас волноваться, иначе ребенок родится раньше времени, и он может оказаться больным. Но даже это не останавливало Софи. Она безумно переживала за Энрике. Сколько уже было таких случаев, когда, вроде бы, мужчины доказали свою верность Борджиа, и все равно против них устраивали заговоры сразу же, как они переставали быть нужными. — Софи, там к тебе гости. Синьор говорит, что он прибыл с посланием от Энрике, — сказал Пьетро. Если бы ей не было так тяжело бегать, то Софи бы слетела по каменной лестнице. Гость ждал ее в саду. Это был мужчина в черном: высокий, широкоплечий с длинным носом. Наверное, у него специально был такой вид, чтобы проще было бороться с бандитами. — Вы прибыли ко мне от Энрике? — спросила, ощущая, как дрожит от страха ее голос. — Да, — мужчина снял шляпу и отвесил ей поклон. — Скажите, что с ним? — вырвалось у женщины. — Ничего страшного не произошло, — мужчина улыбнулся. — Но тогда, зачем ему присылать вас, когда он мог приехать сам? — недоумевала Софи. — Или хотя бы прислать простую записку. — Тут очень деликатное дело, — начал издалека мужчина. — Понимаете, если бы мой господин прислал бы просто записку, то это было бы как-то не по-мужски. — Ближе к делу! — потребовала Софи. — Он сказал, что больше не приедет сюда, поскольку делать ему тут больше нечего. Его жена ждет ребенка, и вы сами понимаете, в какое неловкое положение вы ставите его. — Что… — она растерялась. — Думаю, вы и сами это понимаете. — Вы… — она хотела сказать, что он врет ей. Энрике никак не мог такое придумать. Не ее Энрике. Она кинулась все же к странному мужчине. Он схватил ее больно за плечи, отшвырнув от себя. Софи упала на траву. — Кто вы? — прошептала она. — Вы точно не слуга Энрике! — Да, я не слуга Энрике. Я твоя погибель. Давай так: я спасу тебя и даже твоего ребенка, если ты подаришь мне свою бессмертную душу. — Ты дьявол… — выдохнула Софи. — Ты Лукавый… — Ну что ты, моя дорогая, — он склонился над ней. — Я совсем не дьявол. И я никакого отношения не имею к нему. Я намного древней его, существовал еще до того, как вы себе придумали бога. — Ты… — Софи не могла подобрать верных слов. — Ты была обещана мне. Не он, а именно ты. Ты часть древней сделки, — прошептал он, проводя пальцем по ее щеке. — Какой еще сделки? — Софи совсем перестала понимать. — Когда Рим пал, то твоя мать продала тебя не за бессмертие, а чтобы ты не была со своим мужем. Она смирилась с тем, что умрет вместе со старым городом. Но Аид этого не хотел. Медея опередила меня, стоило хоть кому-то из вас умереть, как вы рождались в другой стране и другом городе. Но все же я исполняю часть сделки, не давая вам быть вместе. Но мне нужно больше — твоя душа. Да, я обманул Дементру, но с другой стороны, она должна была понимать, на что идет на самом деле. — Кто ты такой? — выдавила из себя Софи. — Я демон. Старый, как мир ненавистных язычников, — прошептал мужчина. — Я Пифон. — Я не отдам свою душу, — отрезала женщина. — Ты можешь вырвать у меня ее насильно, но сама я не отдам ее тебе. — Моя дорогая, ты должна это сделать по доброй воле, но ничего. Однажды я вернусь за тобой. Сделаю все, чтобы ты захотела это сделать. Он вытащил нож и ударил прямо в грудь Софи. Она улыбалась, когда лезвие вонзалось между ребер, ощущая свое некое торжество над мрачным демоном. Софи умерла только к ночи. Ее ребенок тоже погиб. Джулия хоть и заставила вызвать еврейского врача, но он ничего уже не смог сделать, сказав, что Софи потеряла слишком много жизненных сил. Ее похоронили в Неаполе в фамильном склепе Джалалио. Энрике смог приехать лишь только через неделю. Его горе не знало границ. Он думал, что сможет уберечь Софи от людей Папы, но в итоге они, как лисы, пробрались в «чужой курятник». Теперь для него все было решено: он не прекратит борьбу с Борджиа. — Как это случилось? — спросил Энрике у Джулии. — Ее закололи, сказали, что пришло послание от вас. До того, как она потеряла сознание, вечно твердила что-то о Пифоне. Мы все решили, что от ран, ведь кто вообще вспомнит в добром здравие о древнем демоне, — Джулия стерла слезу. — Пифон? — уточнил Энрике. — Да, именно так. Сначала он не поверил в это. Все это время Энрике казалось, что он никогда не встретиться со своим злейшим врагом, потому что не пронюхал ничего. Однако все же почувствовал, где искать Софи. Энрике жаждал мести и злился на себя за то, что не смог понять, откуда на самом деле исходить настоящая опасность. Он просчитался, и ему совсем нет прощения. Осталось лишь только умереть, прежде чем он сможет встретиться с Софи снова. Он нашел Пифона. Он как и всегда был предсказуем. Утопал в вине между делами. Будь проклят этот собиратель душ, который служил не Сатане, а самому себе. Он был древним злом, и запереть его в подземелье было подвластно лишь только самому властителю, но сейчас в человеческой оболочке он был, словно со связанными руками. — Что уже узнал все? — усмехнулся демон. — Ты выбрал не ту эпоху, чтобы прикупать души! — грозно сказал Энрике. — От чего же? Какая разница, когда я это сделаю? — От того, что для этих людей Бог еще что-то значит, — Энрике схватил Пифона за шиворот белой рубашки. — Она же не смогла отдать тебе часть себя. — Ничего, получится все в следующий раз, — зло сказал Пифон. К ним уже спешило пару амбалов. Энрике отпустил Пифона. — Не будь глупым, — начал демон. — Ты можешь только в одном случае избавиться от меня, и ты не хуже меня знаешь это. Но ты же не сможешь. Ты слабак. Ты так и будешь обрекать ее и себя на вечную смерть, надеясь, что вот в следующий раз все будет совсем по-другому. Но это самообман. — Обман — это ты, — выплюнул Энрике. — Только ты занимаешься тем, что обманываешь других. — Что ж, это твое право, но помни, что ты можешь все это остановить. Поверь, как ты вкусишь ее плоти, то у тебя просто не останется иного выхода. Только так и никак иначе. — Я все сделаю, ради ее безопасности, но ты врешь! — прошипел Энрике. — В глубине души ты прекрасно знаешь, что я не вру, — он улыбнулся. — Я буду посылать знаки, как все это начнется. Жасмин, миндаль и розы… Может быть, они станут ее могильными цветами. Кто знает? — Когда-нибудь я тебя уничтожу! — зло бросил Гадес. — Если найдешь Медею, но она что-то давно в этом мире не появлялась. Наверное, с людьми ей скучно, а может быть, ты ей не нужен? — в его голосе была слышна издевка. — Сам знаешь, какая она коварная женщина. Хотя люди как и всегда все поняли неверно. — Ты жалкий ублюдок! — Энрике снова схватил его за шиворот. — Помни, у тебя есть еще шесть лет, а потом никогда не получишь свою Персефону, — и он скрипучи рассмеялся. — Но я думаю, что у тебя ничего не выйдет. — Мы это еще посмотрим. Энрике снова вернулся к своей супруге. У него не было выбора. Можно было искать смерть, как он делал до этого, а можно было продолжать дальше жить вопреки всему. Чем меньше противоестественных смертей на его душе, тем лучше для него самого. Пусть Пифон и дальше думает, что он самый умный, а Дементра… если однажды он ее встретит, то убьет ее без лишних слов. Именно она запутала эти узлы. Именно ее упрямство и нежелание принять выбор дочери привели к этому всему. Теперь они с Персефоной пленники временных петель, насильственно запертые в человеческом теле.