Ствол в руке, дурь в башке

      Иваизуми уже несколько дней не разговаривал с Ойкавой. Даже видел его лишь мельком. Казалось, друг ловко его избегает, что было совсем не в стиле обычно прилипчивого Ойкавы. Но все эти дни он провел с Кагеямой, натаскивая счастливого до одури от такого внимания новичка. По рассказам Бокуто, который иногда вместе с Хинатой присоединялся к тренировкам, Ойкава хоть морально и издевался над пацаном, но учил хорошо, сделав акцент на практику. Бой два на два Бокуто с Хинатой проиграли, но поединком все остались довольны. Новобранцы восторженно орали, делясь впечатлениями, и наперебой рассказывали друг другу, как круто работать в паре. Когда кто-то сильный, кому ты доверяешь, прикрывает твою спину.       Иваизуми эти ощущения были привычны. Они с Ойкавой всегда работали в связке, где каждый досконально знал сильные и слабые стороны другого. Это позволяло им обоим выкладываться на максимум. Вот только последние дни для «Аму» не было заданий. И пока Ойкава развлекался с Кагеямой, не только тренируя, но и выходя с ним в «поле», Иваизуми скучал. Проводил по несколько часов в качалке, вытаскивал каждого желающего в тренировочные комнаты, оттачивая технику ближнего боя. Даже в тир зачастил, но все равно было скучно. Без Ойкавы хреново. Иваизуми прекрасно это понимал, но намеренно не искал встреч. Мог бы присоединиться к тренировкам Ойкавы с Кагеямой, но не делал этого. Он все еще был зол на напарника. Осознавал, что не имеет права беситься, но когда Иваизуми увидел, как Ойкава целуется с Ушиджимой, его взгляд буквально зашторило кровавой пеленой. Вспоминая, как его трясло от ярости, он удивлялся, что не прибил сначала Ойкаву, а потом и Ушиджиму. Иваизуми вообще не должен был вмешиваться, уйти, давая Ойкаве возможность наладить личную жизнь. Только слепой не замечал, как Ушиджима голодно смотрит на Ойкаву. Возможно, он бы дал ему то, чего не давал Иваизуми. Вот только он не смог пройти мимо. Не тогда, когда трогали, целовали его Ойкаву. Он еще помнил, каким был страстным и нереально вкусным их первый и единственный поцелуй. Каким Ойкава был горячим, и как он смотрел. Иваизуми эгоистично не желал отдавать все это кому-то другому. Поэтому влез. Отодрал Ойкаву от бесячего Ушиджимы и еще сдержался, чтоб не ударить. Хотелось крепким ударом по раскрасневшемуся лицу вставить Ойкаве мозги на место. Чтобы он даже подумать не смел зажиматься с Ушиджимой. Или с кем-то другим.       Это было эгоистично, Иваизуми знал, но ничего не мог поделать со своими чувствами. Лишь выплеснул злость, смахнувшись с Ушиджимой в тренировочном зале. Они тогда даже правила не обговорили. Кинулись друг на друга и дрались до тех пор, пока оба не рухнули на маты от усталости. Ушиджима тоже был зол, это ощущалось в каждом его ударе, каждом взгляде. Разошлись они молча, все было понятно без слов. Каждый безмолвно требовал «слиться». Иваизуми не был готов отдать Ойкаву, даже несмотря на то, что сам не подтверждал принадлежность того ему.       Именно после того случая Ойкава его избегал. Обиделся, что ему не дали трахнуться с раздражающим человеком? Или злился на эгоизм Иваизуми? Он не знал. И не был уверен, что хочет услышать ответ из уст Ойкавы. Ждал, когда тот отойдет и вернется. Хотел, чтобы все было по-прежнему. Но что-то подсказывало — как раньше уже не будет.       Иваизуми находился в общей комнате с Бокуто и Куроо, которые бросили ему вызов на состязание в армреслинге. Никто из бро-тандема еще ни разу не выигрывал, но оба продолжали упорно пытаться. Это забавляло Иваизуми, никогда не отказывавшего и из раза в раз побеждавшего.       — Ксо, чувак! Ну просто блять! — поверженный Бокуто громко возмущался под смех Куроо, который разминал руку после очередной неудачной попытки.       — Ничего, бро. Мы обязательно его сделаем, — Куроо хорошенько хлопнул друга по спине, заставляя вздрогнуть и вынырнуть из пучины печали.       — Ну-ну. Я готов в любое время, — ухмыляясь, Иваизуми откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.       Когда дверь в комнату приоткрылась, обернулись все, с неприкрытым удивлением смотря на топчущегося на пороге Ханамаки.       — Оя-оя…       — Оя-оя-оя… Не кажется ли мне?       — Не, бро. Я тоже это вижу.       — Сам Ханамаки снизошел до нас! — Куроо приложил ладонь к груди, туда, где, по идее, у него должно быть сердце. И трагическим шепотом проговорил: — Потоп?       — Землетрясение? — Бокуто сразу же подхватил, делая из визита Ханамаки целое представление.       — Нет, бро. Вторжение инопланетян? — Иваизуми криво усмехнулся, не участвуя в этом балагане. Да, Ханамаки был здесь редким гостем. Очень редким. Вот только таким поведением Бокуто с Куроо, которые точно хотели подружиться с оружейником, отбивали у того желание выбираться из технического отдела.       Ханамаки на подначки не реагировал, только глаза закатил, услышав про инопланетян. Он дождался паузы и заговорил, ни к кому конкретному не обращаясь:       — Вы не знаете, где Ойкава? Его телефон выключен.       — Вот, значит, как? Ради Ойкавы ты проделал этот путь, а с нами даже общаться не хочешь? — Бокуто нахмурился и отвернулся, что не произвело никакого эффекта.       — Мы ему не нравимся, бро, — Куроо шумно вздохнул и понуро опустил голову.       — Он на задании с мелкими, — Иваизуми ответил на вопрос, пожалев Ханамаки, который не собирался переубеждать бро-дуэт в их предположениях. — А зачем он тебе?       — Я проапгрейдил его ствол. Нужно проверить его в тире, — Ханамаки, держащий в руках небольшой кейс, отвернулся, потоптался на месте и снова посмотрел на Иваизуми. Было видно, что он на что-то решается. Даже Бокуто с Куроо перестали нудить, выжидающе пялясь на оружейника. — Может, ты мне поможешь?       Иваизуми хоть и удивился, но не подал вида. Коротко кивнул и встал с места.       — Не вопрос. Пойдем.       За всю дорогу до тира Ханамаки не проронил ни слова, прижимая к себе кейс, будто пытался спрятаться за ним. Иваизуми тоже не спешил нарушать тишину. В отличие от Ойкавы, который нашел общий язык с членами технического отдела, он общался с ними только по делу. И понятия не имел, что они за люди, почему ведут такой обособленный образ жизни. Иваизуми знал за собой привычку горячиться и переть напролом в разговорах, так что сейчас он ничего не спрашивал, не желая показаться бестактным.       Когда они вошли в просторное помещение, Иваизуми включил свет и пошел к стойке. Ханамаки закрыл дверь и замер. Иваизуми тоже остановился на середине пути, обернулся и вопросительно посмотрел на парня.       — Давай ствол, проверим.       — Я подгонял рукоятку под ладонь Ойкавы. Только он будет тестировать пистолет.       Иваизуми нахмурился, поворачиваясь к оружейнику всем корпусом. Он ни хера не понимал. Ханамаки же сам попросил о помощи.       — Какого черта? — получилось грубее, чем хотелось, но Ханамаки не был барышней, чтобы с ним церемониться.       — Я хотел поговорить. Наедине, — было заметно, что оружейник нервничает. Взвешивает каждое слово. И это Иваизуми чертовски напрягало. Невольно сильнее нахмурившись и скрестив руки на груди, он тяжелым взглядом уставился на Ханамаки.       — Говори.       Ханамаки глубоко вздохнул, подобрался весь и, смело смотря в глаза, решительно выдал:       — Хватит издеваться над Ойкавой. Отпусти его, ты его мучаешь, садист ты эгоистичный, — Иваизуми опустил руки вдоль тела и сжал кулаки. Ярость начала затапливать, взгляд стал стальным, но Ханамаки не затыкался: — Или пошли его жестко, четко, чтоб он понял, что не нужен тебе. Или не будь трусом и дай то, чего он так хочет.       Иваизуми чуть ли зубами не скрежетал, тяжело смотря на оружейника, который прицельно бил по больному. Он и так знал, что ведет себя как эгоистичный мудак, но он же об Ойкаве заботился. Разве нет?       — Тебе не кажется, что ты лезешь не в свое дело? — он не говорил — рычал, но на Ханамаки это не произвело никакого впечатления.       — Я знаю, что Ойкава, когда узнает, что я влез, прибьет меня. Возможно, больше никогда не будет со мной общаться. Но я его друг. Не могу смотреть, что ты с ним делаешь.       — Я забочусь о нем, — нужно было просто уйти, не оправдываться, но Иваизуми не сдвинулся с места.       — Хреново заботишься. Если хочешь быть ему только другом, то скажи. Прямо, без уверток. Не давай ему даже повода думать, что у тебя к нему что-то большее.       Иваизуми не знал, какого черта стоял и слушал все это. Почему позволял Ханамаки лезть в их с Ойкавой взаимоотношения. После случая с Ушиджимой он понял, что нужно принять решение, покончить с этой выжирающей изнутри их обоих неопределенностью. Понял, но не смог, раздираемый противоречивыми чувствами. А теперь Ханамаки требовал от него подумать об Ойкаве, будто он мало думал. Будто не хотел самого лучшего для него.       — Не знаю, за что он любит тебя так сильно, Иваизуми. Но если ты, как утверждаешь, заботишься о нем — прими решение.       Ханамаки не стал ждать ответа, открыл дверь и тихо вышел. У Иваизуми не было слов. Его всего трясло от нервяка. Он не привык, когда ему указывают, что делать. Это не задание, где нужно следовать приказам, это его личная жизнь. Этот разговор оставил неприятный осадок, заставил гонять по кругу одни и те же мысли, зацикленные на Ойкаве. Хотелось его увидеть, ощутить его рядом с собой. Убедиться — у них все хорошо. Но хорошо уже не было.       На следующий день Иваизуми снова сидел в общей комнате. После утренней тренировки в тренажерке он пришел на завтрак и завис с Дайчи, вернувшимся ночью с одиночной миссии. С Дайчи он ладил хорошо и был единственным, кто знал о его чувствах к Сугаваре. Дайчи убеждал, что Суга видит в нем только друга, поэтому не делал никаких попыток сблизиться. Иваизуми никогда ничего не советовал, лишь давал возможность выговориться, за что товарищ из раза в раз благодарил его. В этот раз разговор шел не о Сугаваре, Дайчи рассказывал, как прошло его задание. Иваизуми тоже хотел получить работу, но пока ничего не было ни для «Аму», ни для него лично.       Они сначала услышали восторженные вопли, а потом увидели ворвавшихся в комнату Кагеяму с Хинатой. Те были еще в экипировке, грязные, покоцанные, но нереально довольные. Громко обсуждали прошедшую миссию, лучась восторгом. И прервались лишь на пару секунд, чтобы поздороваться со старшими товарищами.       — … а он такой вжууух, воооу!       — Ойкава-сан крутой. Видел, как он того мужика?       — Да-да! Я только успел обернуться, а тот уже был повержен.       — А как он заметил того противника. …       — Бац! Бамс! Две секунды, не больше.       Иваизуми ошарашенно смотрел на мелких, удивляясь, как Ойкава их таких шумных не прибил. Как у него только терпения хватило выносить такое. Иваизуми перевел охреневший взгляд на Дайчи. Тот тихо смеялся, прекрасно понимая, что Иваизуми мысленно пытается до него донести.       Нужно было прекращать все это. Иваизуми казалось, еще немного — и у него взорвется голова от чужих мыслей. Он кашлянул и громким, хорошо поставленным голосом проговорил:       — Новички, — те сразу же заткнулись, перевели взгляды на Иваизуми, смотря настороженно. — Где Ойкава?       — Ойкава-сан в мед. отсеке, — первым заговорил Хината, широко улыбнулся и ярко заблестел глазами. — Он такой крутой. Он спас Кагеяму.       Кагеяма активно закивал и начал что-то взволнованно говорить, но Иваизуми его не слышал. Его затопило беспокойство. Ойкава ранен. Иваизуми сразу же попытался себя успокоить, думая, если было бы что-то серьезное, то мелкие не радовались бы так. Помогало это хреново. Необходимо было увидеть Ойкаву, удостовериться, что с ним все в порядке.       — … а потом семпай меня оттолкнул, подставляясь под пулю, предназначающуюся мне. Но не потерял концентрацию. Разворачиваясь лицом к противнику, он с двух рук отстреливался, — рассказывая это, Кагеяма захлебывался эмоциями, а Хината чуть ли не подпрыгивал на месте, постоянно поддакивая.       Иваизуми моргнул, переваривая услышанное, и чуть ли не зарычал, не понимая, как эти глупые дети могут радоваться чужому ранению. Да, до них еще не дошло, что кто-то из них мог не вернуться, но такой фонтан эмоций был неуместен, когда их старший товарищ ранен. Ощутив осторожное касание к плечу, он перевел тяжелый взгляд на Дайчи, одними губами проговорившего «Иди».       Кивнув, Иваизуми встал со своего места, окатил новобранцев яростным взглядом, что заставило их заткнуться, и пошел на выход. Скорее к Ойкаве, коснуться его, убедиться, что ничего плохого, непоправимого не случилось. Без стука ворвавшись в мед. отсек, перепугав Асахи, Иваизуми осмотрелся, не находя Ойкаву.       — Он только вышел. У него ничего серьезного, Иваизуми, — медик поспешил успокоить взволнованного Иваизуми. Улыбнулся ему и продолжил наводить порядок после пациента. — У Ойкавы касательное ранение на шее и небольшой ожог. Я наложил два шва, чтобы ускорить заживление и скорее вернуть его в строй.       Иваизуми протяжно выдохнул, немного расслабился, поблагодарил такого понятливого Асахи и покинул мед. отсек. Нужно было нагнать Ойкаву. Увидеть его хотелось до мелкой дрожи во всем теле. Это было не первое ранение напарника, далеко не первое, но впервые Иваизуми не был рядом. Это нервировало. Невозможность всегда быть вместе и защищать — бесила.       Иваизуми догнал Ойкаву, когда тому оставалось пару метров до комнаты. Напарник в руках нес бронежилет, водолазка отсутствовала вовсе. Левое плечо и верхняя часть спины были в разводах крови, а шею обхватывала стерильная повязка.       — Ойкава, — окликнув друга севшим голосом, Иваизуми кашлянул, прочищая забитое горечью горло. — Помощь нужна?       Ойкава замер, но не сразу повернулся. Иваизуми видел, как напряглись чужие плечи, услышал чужой вздох и остановился в метре от напарника, почему-то не решаясь подойти ближе. Ойкава медленно к нему повернулся, скривил губы в подобии улыбки и чуть слышно ответил:       — Нет, Ива-чан, я сам справлюсь.       — Ты же не можешь нормально двигаться, — Иваизуми нахмурился, злясь на упрямца, который продолжал его бойкотировать даже сейчас. Ему же будет неудобно расшнуровывать берцы, избавляться от ремней и штанов. С помывкой тоже нужна помощь, Ойкава не сможет себя тщательно обтереть мокрым полотенцем. Он знал это, они оба знали, но друг, видимо, не собирался позволять Иваизуми помогать.       — Все хорошо. Если не смогу с чем-то справиться — позову.       — Не позовешь ведь, — зло прорычав, стискивая руки в кулаки, не получая разрешения прикоснуться, Иваизуми одинаково сильно хотелось ударить и обнять Ойкаву.       — Не позову, — напарник не стал отпираться. Горько улыбнулся и с долей насмешки проговорил: — Я уже большой мальчик и могу о себе позаботиться.       Иваизуми хрипло выдохнул, подаваясь вперед, практически вжимаясь в замершего Ойкаву, который пах потом, порохом и кровью. Смотря в его усталые глаза, он не знал, что ему сделать, чтобы выбить все глупости из чужой головы. Ойкава будто мысли его прочитал, усмехнулся недобро и с вызовом произнес:       — Ну, давай, ударь, Ива-чан. Ты же этого хочешь.       Иваизуми будто ледяной водой окатило, он глубоко вдохнул и отступил на шаг, более миролюбиво говоря:       — Не дури, Ойкава. Пойдем в комнату, я помогу тебе раздеться.       — Оу, Ива-чан, ты решился на такой важный шаг? — с неприкрытым ядом цедя слова, Ойкава сам подошел, добивая жесткими нотами в голосе: — Я же сказал, что справлюсь.       Такой Ойкава был непривычен. Друг же всегда сам лип, навязывался, просил о помощи даже тогда, когда сам мог справиться. А сейчас обдавал холодным взглядом и бил словами. Неужели Иваизуми своим эгоизмом похерил их дружбу? Он так грузанулся, что пришел в себя, когда хлопнула дверь в комнату. Ойкава отгородился от него. И это совсем не устраивало Иваизуми, который снова разозлился. Если Ойкава подумал, что сможет избавиться от него так легко, то он ошибся. Иваизуми решил дать напарнику несколько дней, чтобы залечить рану, после чего вернет этого засранца себе.