Хулиган

・。・゜★・。・。☆・゜・。 ★・。・。☆・゜・。★・。・。☆・゜・

Незнакомый чуждый ему мир смотрел на него со всех сторон: приценивался, размышлял, насколько слаб Хулиган. Насколько легко будет сломать его. Сам Хулиган же пугливо озирался по сторонам словно щенок. Все мы щенки, подумал он, по крайней мере, для них. Он спросил сам себя: насколько ты хочешь домой по шкале от десяти до десяти? Куда ты хочешь сильнее — домой или домой? Пожалуй, очутиться на Земле будет уже неплохим вариантом. Африка, Австралия, Казахстан — не важно, где и каким образом. Там он сможет пойти в любую сторону и рано или поздно окажется дома, планета ведь круглая. А тут… Хулиган с трудом представлял, что же такое этот всратый Асгард и какие твари в нём обитают. Правда, с одной он уже познакомился — с Тором. Он скромно сидел на жесткой каменной скамье и судорожно вздыхал. Глаза были напряжены и слегка щипали, словно он сидел рядом с морем, и солёный воздух попадал в глаза. На самом деле, ему хотелось заплакать. Он думал о маме. Он смутно припоминал разговоры Локи о том, что время в других мирах идёт по-другому. Тут пройдут часы, но на Земле, быть может, пройдёт много времени. Алан боялся, что ощутит здесь время по-другому. И что мать где-то там, далеко-далеко, без него с ума сойдёт от горя. Сам себя Хулиган назвал маменькиным сынком, но от этого легче не стало. Никогда до этих пор он не испытывал таких чувств. Бывало, он расставался с мамой, когда ездил на школьные экскурсии в другие города на пару дней, когда на лето она отправляла его в соседний штат к какой-то своей очень-сильно-дальней-сестре, когда она уезжала по каким-то делам на неделю. Но теперь был иной случай. Он знал, что когда-нибудь вернётся домой. Это было ясно как-то, что за Локи охотятся. Но когда это случится? В голову лезли неприятные мысли. Он вдруг подумал о том, что мать уже старая, и, быть может, с её образом жизни и лишним весом остаётся ей не так много лет. Подумал о том, как будет жить без неё. Вспомнил, что она — единственный человек, который его любит. И больше никого. Раньше их было двое во всём мире. А теперь он один-одинёшенек в чужом. Матери не было рядом, чтобы защитить его от проблем, замахиваясь скалкой на врагов. Хулиган очень хотел к маме. Словно она могла решить его проблемы. Но она не могла. Не мог и он. Пожалуй, даже Локи не справился бы с этим. Тор оставил Алана в просторном помещении с огромными окнами. Вечерело, и мягкий розоватый свет проникал через лёгкие, словно турецкий шёлк, занавески. Хулиган сидел на симпатичной скамье и водил вспотевшими пальцами по коленям, чтобы руки стали хоть немного суше. Было тоскливо, хотелось захныкать. Когда дворец стих, он даже позволил себе уронить пару слезинок. Правда, сразу вытер их тыльной стороной ладони, но этого было достаточно, чтобы ресницы намокли, а глаза защипало сильнее. Если бы мама была рядом и Хулиган спросил бы, нормально ли плакать сейчас, она сказала бы, что её сын может делать что угодно, только чтобы это не мешало школе. Через некоторое время появился Тор. Он спросил, как Хулиган поживает. Тот рассеянно бросил: — Все мы щенки, да? — О чём ты? — растерялся громовержец. Алан смотрел куда-то сквозь него. — Мы щенки, нас можно утопить. Не зря же я здесь. — Я не собирался тебя топить. — Это метафора, затупок, — огрызнулся мальчишка, но Тор решил не обижаться. — Как так вообще вышло, что Локи такой умный, а ты — это ты? — Я не так плох, каким тебе кажусь, — ответил он, сев рядом, — ты смотришь на меня через призму общения с моим братом. Понимаешь, малыш, ты достоин лучшего. Хулиган ощетинился, его плечи напряглись, словно он действительно был воинственным щенком. Тору было некомфортно. Он видел, как Локи сильно подействовал на мальчика — пожалуй, так сильно, что тот его полюбил и был готов защищать его имя до победного конца. Громовержцу было жаль мидгардское дитя. Такой безобидный мальчонка, с такой короткой жизнью, и теперь в его сердце нет места для правды. Он считает Локи своим другом. Но считает ли сам Локи этого мальчика достойным хотя бы смотреть на него? — Ты, правда, думаешь, что Локи считает тебя своим другом? — давил Тор на больное. Алан что-то пыхтел себе под нос, пытаясь абстрагироваться и не слышать его трёпа. Но у него не получалось. — Брось. Это же глупо. А ты вроде как не глупый парень. — Старк говорил то же самое. И что в итоге он сделал? — зло бросил Хулиган. Тору вновь стало не по себе. Впервые их взгляды встретились, и громовержцу даже показалось, что мальчик чем-то похож с Локи. Они оба упрямые глупцы. — Ты просто ранимый подросток, который не видит правды, вот и всё, — ответил Тор раздражённо. — Мой брат пытался вас уничтожить, припоминаешь? И тебя, и твою мать, и твоих друзей! Всех! И после этого ты считаешь его другом? Хулиган встал и сделал несколько шагов к массивным каменным перилам балкона. Его руки коснулись холодного камня, и он тяжело вздохнул. Ответил он только через несколько секунд: — Ты не знаешь его таким, каким знаю я. — Может, ты тоже не знаешь? Тяжёлые двери из красивого тёмного дерева отворили стражники, которые всё это время делали вид, что их здесь нет, — выполняли свою работу. Вошёл высокий человек — человек ли? Будь они на Земле, Хулиган дал бы ему на глаз лет сорок с лишним, но тут он не стал делать поспешных выводов о его возрасте. Вошедший был похож на придворного советника или мудреца. Гость слегка поклонился Тору, когда тот устало поднялся со скамьи, и что-то тихо сказал. Хулиган мог поклясться, что фраза была «Он ждёт». Кто? Где? Кого? Тогда Тор посмотрел на Хулигана, и было в его взгляде что-то сочувствующее, словно он знал что-то, чего не знал сам Хулиган. Мальчишке стало не по себе. Он как будто ощутил на своих плечах тяжёлый груз быстротечности мидгардского времени.

・。・゜★・。・。☆・゜・。 ★・。・。☆・゜・。★・。・。☆・゜・

Когда я спускался в ад, то не думал, что будет так глубоко. Конечно, по факту, я поднялся куда-то в небо, а потом очутился в Асгарде. Сути это не меняет. Я вновь попытался сбежать, когда странный человек сказал, что всё готово и меня ждут. Тор схватил меня за шиворот. Не уверен, что это выглядит именно так, но Тор бурчал на меня, словно ворчливый папашка на засранца-сынка. Не знаю, отчего он вообразил, что является для меня авторитетом — всего лишь бог из какой-то дыры. Я злился, когда он читал мне нотации. А он читал их ещё задолго до того, как мы очутились во дворце — когда сошли с портала и ждали лошадей. Он говорил, что Локи — самая моя большая ошибка в жизни. Пожалуй, я бы сказал, что ошибкой было в принципе родиться, но лишь бросил на него злобный взгляд. Тор не сдавался. Он держал меня за шиворот, иногда встряхивал, и продолжал говорить, что Локи — дальновидный, спокойный и не сильно упрямится, когда к нему присоединяется активный подросток с шилом в заднице. В нём играет простой расчёт: я помогу ему адаптироваться и не выделяться в чужом мире. Более того, я покрывал главного злодея этой планеты. Ой, как нехорошо! — Ты, правда, думаешь, что твои нотации имеют смысл? — Я тебя сейчас сброшу с радужного моста. Его можно было понять. Тор вообще не питал ко мне даже намёка на симпатию. Наверное, я в его глазах пал также низко, как и его брат. Потом Тор подтолкнул меня к дверям, чтобы я шёл вперёд. Они решили стереть мне память с лучшими фрагментами моей жизни. Тор сказал, что мне не стоит бояться — это совсем не больно. Но я не хочу терять свои воспоминания. Каждое из них дорого мне, тем более с Локи. А вдруг я потеряю какое-нибудь другое важное воспоминание? У меня их очень много — терабайты информации в мозгу. И вот одно из них. Тогда как раз была пасха, когда мой отец решил, что достаточно повидал в этом мире, и помер. Мачеха сообщила мне об этом сразу, но слегка завуалировано. Не то, чтобы совсем помер, а ушёл в мир иной. Я уже тогда был убеждённым атеистом, поэтому «миром иным» был в моём понимании гроб. Такой тесный мирок, личное пространство, тишина, да черви. В тот день я прибежал с улицы — вспотевший и голодный, была на удивление тёплая погода, и беготня с соседскими мальчишками разыграла во мне аппетит. У нашего подъезда стояли скорая и полицейская машина. Я подумал: «Ух, как здорово было бы стать поисейским, когда вырасту». Но я им не стал, или, быть может, просто ещё не дорос. Я поднялся в квартиру мачехи, мы с отцом въехали туда не так давно, но мачеху я уже крепко полюбил — в отличие от отца, она сердечно трепала меня по волосам, кормила и редко била. Она встретила меня со слезами на глазах. Тогда я думал, что она опечалена смертью отца, но сейчас я понимаю, что она волновалась обо мне. Сказала про мир иной. Я некоторое время молчал, что-то выглядывая в тёмном коридоре. А потом попросил меня покормить. Она удивилась, но разогрела мне еду. Уехали полицейские, уехали медики с телом (его одолел сердечный приступ, а не водка, что удивительно), а я с аппетитом поедал ужин. Сказать честно, особой тоски я не испытал. Даже был рад, когда мачеха официально меня усыновила. Наступило лето, и мама сообщила, что мы поедем к её сестре, моей тётке. Она со своим мужем и сыном жила в Нью-Хэмпшире, а это было очень-очень далеко от Чикаго. Я никогда не был в восточной стороне США. Сначала мы прилетели в Бостон и некоторое время бродили по величественному городу. Я восторженно глазел по сторонам и всё время мамкал, прося что-нибудь купить. И мачеха накупила мне игрушек и вкусностей, хотя с деньгами у нас всегда были проблемы — особенно тогда, когда она работала простой поварихой. Вечером мы сели в автобус, где можно было брать бесплатные маленькие бутылочки с водой, и я набрал их целую кучу. Мать сделала вид, что не заметила моего плохого поведения, ведь вода лишней не бывает. Мы приехали в маленький городок Хэмптон-Бич на побережье океана. Тогда он был почти не отстроен, но большие белые чайки и зернистый песок на пляже пришлись мне по душе. Ещё была прохладная погода, да и ночь, наверное, сыграла свою роль, но мать недовольно схватила меня за шиворот, когда я понёсся к воде, чтобы искупаться. Её сестра встретила нас у какого-то памятника. Она была намного моложе моей мачехи, но какая-то замученная и потасканная жизнью. Я подумал, что она напоминает больную курицу или рыбу — тоже больную. Она привела нас в дом. Может, до этого я и бывал в частных домах — таких типично американский крошечных белых домиках, но на тот момент я был уверен, что нет. Он не произвёл на меня сильного впечатления, поскольку даже снаружи выглядел тесным. Небольшой квадрат второго этажа — одна спаленка и ванная — поставлен на чуть больший квадрат второго, где уместились гостиная и кухня. Их жило трое. Точнее, три с половиной. Моя тётка, её толстый муж и отсталый сын с ворчливой собакой. Глава семьи частенько выпивал, я смог сказать это по одному только его лицу, отёкшему, ненормального цвета. Сыну было около двадцати лет, и мне, шестилетнему, он казался взрослым мужиком. У него что-то было с головой, он не говорил, а только издавал странные звуки. Я его боялся особенно сильно, когда он с бездумным видом слонялся от матери к отцу, что-то мыча, а иногда ходил за мной. Псу я сразу не понравился. Когда я протянул руку, чтобы погладить его, он схватил меня за рукав. Я не успел закричать, когда мать опустила ему на голову свою тяжёлую сумку (в будущем она изберёт в качестве любимого оружия скалку). После этого пёс скрылся с наших глаз и больше не пытался меня съесть. Взрослые пили пиво, и даже мама пила с ними. Мне не нравилось, что она пьёт, но я ничего не мог с этим поделать. Она отказалась от алкоголя когда мне исполнилось девять, но мне на тот момент было только шесть. Ближе к утру они уснули, я же выспался ещё в самолёте. Прислушиваясь к тяжёлому храпу взрослых, я выбрался из нашей с мамой крошечной комнатки, которую полностью занимала двуспальная кровать, на которой ми и спали, и спустился вниз, к игрушкам. Этот парень, их больной сын, тоже был внизу. Я почему-то сразу подумал, что о нём никто не позаботился, чтобы уложить спать. Собака зарычала, учуяв меня. Всё-таки мы друг другу не нравились от слова совсем. Парень встрепенулся, уставился на меня своим страшным бездумным взглядом. Иногда он что-то мычал. Я решил поскорее взять мешок с игрушками и подняться наверх, в безопасную комнату с мамой. Но этот парень, кажется, был не так плох. Увидев мои игрушки, он снова что-то замычал. Я предложил ему поиграть со мной, и он согласился. И мы и вправду играли до самого завтрака. А я тогда понял, что внешность бывает обманчива.

・。・゜★・。・。☆・゜・。 ★・。・。☆・゜・。★・。・。☆・゜・

Меня завели в огромную залу, где на троне величественно восседал дед. Косматый, с длинной седой бородой. Он, как я понял, и был тем самым Одином Всеотцом — правителем Асгарда. — Здравствуйте, — брякнул я тихонько. Он обратил на меня усталый взгляд и протянул: — Здравствуй, Алан Пирс. Ты понимаешь, в чём провинился? Я упорно молчал, то боясь, то храбрясь, чтобы вякнуть что-нибудь грубое. Всеотец озвучил мои грехи за меня: — Ты покрывал Локи, зная о его деяниях. За это ты заслуживаешь наказания. Но, приняв во внимание твоё происхождение и то, что тебе семнадцать дней от роду, я принял решение о том, чтобы стереть все ваши совместные воспоминания в твоей памяти. Приведите Локи. У меня замерло сердце. Через несколько мгновений огромные двери отворились, и двое стражников ввели хмуроленя. Несмотря на ситуацию, он глядел на меня и весело улыбался. Конечно, ведь не ему вот-вот сотрут память. Может, это и не так плохо. Без приятных воспоминаний у меня не будет поводов для печали. Наверное. Всеотец продолжил: — Я сделаю это на твоих глазах, Локи. Может, ты сделаешь соответствующие выводы. Он поднялся и взял какой-то жезл. Я глубоко вздохнул. Кажется, была пора расстаться с лучшими воспоминаниями. Как вдруг двери снова распахнулись, и в залу быстрым шагом вошла женщина. Хоть я и видел её только один раз, я понял, что она — мама Локи. Она подошла к трону Всеотца и громко заговорила обо мне. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Точнее, сквозь мраморный пол. Она говорила, что совсем нечестно лишать меня памяти, что я ещё ребёнок, и что лучшим исходом будет вернуть меня обратно домой. Они спорили несколько минут, даже Тор пытался вмешаться, но в итоге победила она. Было решено оставить мою память при мне, чему я невероятно обрадовался. Я подошёл к Локи, чтобы поблагодарить. — Спасибо… я даже не знаю, что сказать. — Я просто попросил маму. Она единственная не усомнилась в моих словах, что ты мой приятель. Помнишь, ты как-то сказал «мамы такие мамы»? Ты был прав. Ты всегда прав. — И что теперь делать? — пролепетал я. Локи вздохнул. — Жить так, как мы жили раньше. Ты вернёшься домой, но память они стирать тебе не будут. — А ты? — прошептал я. — А я останусь здесь. Они уже давно меня поймали. Я просто оттягивал этот момент. И знаешь, это было весело. Короткая экскурсия по Мидгарду в хорошей компании. Спасибо тебе за всё, мальчик. Я судорожно выдохнул — не верилось, что всё закончится именно так. — Но я не хочу, — я почувствовал, как дрожит голос и снова предательски щиплет глаза. Но они все смотрят — плакать нельзя. — Мы же никогда не увидимся, если сдадимся сейчас. — Всё может быть, — ответил он, улыбаясь, и добавил уже тише, только для нас, — но я почему-то уверен, что мы снова встретимся. Очень жаль, что твоя жизнь так коротка. Не упусти её, ладно? Ты не так плох для мирянина. Таких я ещё не встречал. До нас долетел голос Всеотца. Он говорил, что мне пора домой — он и так пошёл на уступки своей жене, которая совсем без причины любит Локи, и согласился не стирать мне память. Я поблагодарил маму Локи за всё, что она сделала для нас. Она мягко улыбнулась и кивнула в ответ, как самая настоящая королева. Мы обнялись с Локи, и его увела стража. А пара других стражников и Тор увели меня из дворца во двор, где мы сели на лошадей и поскакали по радужному мосту. Мне было и горько, и легко. Я не был готов отпустить своего ручного бога, но понимал, что выбора у меня совсем нет. Дальше будет лучше, потому что хуже не бывает. И меня отправили на Землю одного, прямо во двор моего дома на радость ничего не понимающим старушкам и наркоманам за гаражами. Коротко глянул на небо и улыбнулся Хеймдаллу, ведь я знал, что он смотрит на меня оттуда. А потом я неожиданно даже для себя попросил его передать Локи привет и чтобы тот не скучал. Дома меня уже ждала взволнованная мама. — Вернулся, придурок? — поздоровалась она. Я улыбнулся. Она обняла меня. — Вернулся. Но я же твой придурок? — спросил я, обнимая её. — А кому ты ещё нужен, кроме меня? Голодный? Удивительно, как ты там не сдох, целый день тебя не было. Я прикинул, что меня не было с прошлой ночи — а сейчас как раз вечерело. Ничего, она не успела сильно переволноваться. Потом мама сказала привести себя в порядок, пока она разогревает мне суп, а после еды мы вместе сделаем пирожки и печенье, а то на меня совсем тяжко смотреть, кажется, что я вот-вот помру от истощения. Я умылся, переоделся и поел самый лучший в мире суп — мамин. Потом она достала уже готовое тесто, и мы начали лепить пирожки. Мы шутили, комментируя какой-то идиотский сериал, который фоном шёл по телевизору. С улицы играла музыка, ругалась пьянь. Несмотря на печаль, я смеялся, я был дома. Вдруг в дверь кто-то позвонил. Мама пошла открывать, оставив меня выдавливать печенье формочками в виде динозавров. Вскоре она вернулась и сказала, что ко мне пришёл интеллигентный друг. Сердце пропустило несколько ударов. Несколько секунд я убеждал себя, что этого не может быть. Но в кухню вошёл Локи, повесив на лицо самую обаятельную улыбку. А следом за ним зашёл и Тор, тоже с неплохой улыбкой, но до Локи ему было далеко. Они вежливо поздоровались с моей мамой, растопив лёд в её сердце окончательно. — Ну здравствуй, Хулиган. Я рад, что ты не успел состариться, пока мы там спорили. Я бросился его обнимать, то ли плача, то ли смеясь — я до сих пор не верил, что это случилось. Мой ручной асгардский бог был снова здесь, на нашей кухне. Я немного испачкал его свитер с оленем мукой, потому что сам извозился в ней почти полностью. А потом испачкал и Тора, пожав ему руку. — Но как вы здесь оказались? — Мама уговорила Всеотца разрешить нам попрощаться. Сказала, что от него не убудет. К тому же, со мной пришёл Тор. Мама позвала их лепить пирожки вместе с нами, а я продолжил выдавливать симпатичное печенье. Не знаю, как мы уместились на нашей крохотной кухне, но нам было очень весело. Мы болтали и смеялись, все в муке. Потом ждали, пока вкусности испекутся, а после — все вместе пили чай со сладкими пирожками и печеньем, пока совсем не стемнело. После еды гости безукоризненно вежливо попрощались с моей мамой, и мы отправились на такси в Луп. Локи с грустной улыбкой рассматривал ночной Чикаго в окнах такси, а Тор болтал с водителем, который, кажется, практически не говорил по-английски. Мы высадились около самого высокого здания Чикаго. Локи как обычно небрежно махнул рукой перед охраной внизу, и мы поднялись на лифте на самый последний этаж, в ресторан. На несколько мгновений у меня даже заложило уши. Там Локи попросил бармена налить нам чего-нибудь красного полусладкого, и тот услужливо подал нам два бокала и бутылку, даже не спросив мой возраст. Тор взял себе бутылку пива. По служебной лестнице мы поднялись на крышу. Громовержец остался сидеть в стороне, чтобы не мешать нам. А мы с Локи сели у самого края крыши, разлили вино по бокалам и глубоко вздохнули, любуясь ночным Чикаго. Далёкий шум машин и тысячи крошечных огоньков, мелькающих тут и там в бескрайней ночи. Мы много говорили и пили, строили планы на будущее. Он обещал когда-нибудь вернуться в Мидгард, чтобы повидаться. Только у него в запасе лишь несколько дней, пока я не стал совсем старым. Где-то к полуночи, когда бутылка опустела, а моё лицо стало горячим, настала пора прощаться. Мы обнялись в последний раз, и тогда я тихонько захныкал — я всё ещё не был готов отпускать своего ручного бога. — Скоро увидимся, Хулиган, — улыбнулся Локи. — Я обещаю. Ты же доверяешь мне? — Доверяю. Но что-то внутри меня, конечно же, боялось. Подошёл Тор и хлопнул меня по плечу, сказав, что я славный парень. — А кто его отсюда снимет? — спросил хмуролень. Тор отмахнулся. — Я об этом позаботился. С неба ударил столб света, поглотил их фигуры, и они исчезли, словно никогда и не появлялись на Земле. Вдалеке я увидел знакомые огоньки — за мной летел Тони Старк. Сколько взрослых людей хочет мне помогать. А я всё смотрел и смотрел на небо, гадая, что сейчас делает Локи. Садится на лошадь, или ждёт, пока Тор обменяется приветствиями с Хеймдаллем. Локи был очень далеко. Нас разделяли тысячи километров, планет и миров. Нас разделяло происхождение. Он — принц, а я всего лишь хулиган. Но для него я целый Хулиган из странного, но такого славного Чикаго. Не верилось, что это конец. Но надо было жить дальше. Только как — я совершенно не знал.