Анастасия
Хюррем выдали замуж, но счастья это не принесло — даже Махидевран, и та радовалась недолго. Главная наложница падишаха то и дело рыдала в своих покоях. Повелитель был с ней по-прежнему холоден, а теперь рядом с ней не было её главной защитницы — Валиде. Кажется, её положение только ухудшилось. Бунтарки и след простыл, а покой во дворец так и не вернулся. Однажды Махидевран проснулась от суеты в коридоре, слуги один за другим бегали мимо её двери. Наконец она решилась выйти и разузнать, что происходит. — Что случилось? — ухватила она за руку идущего мимо евнуха. — Хатидже Султан… — он на секунду запнулся, думая, стоит ли говорить, а затем прошептал как можно тише: — Выпила яд…***
Султанша присела рядом с Гюльфем. Верная хатун не выпускала из своих ладоней руку Хатидже, лицо её было заплаканным. Махидевран не сразу, но всё же решилась нарушить молчание. — Как она? — прошептала девушка. — Лекари сделали, что могли, — Гюльфем не сразу заметила присутствие матери наследника, — теперь нужно ждать. Но наша госпожа сильная, она справится. Султанша подошла немного ближе и оглядела бледное и на первый взгляд безжизненное тело госпожи, после горестно вздохнула. — О, Аллах! Как удалось этой русской за столь короткий срок просыпать на наши головы столько несчастий, уж её и из дворца увезли, а мы всё пожинаем плоды! — причитала Махидевран, будто пытаясь вовлечь Гюльфем в беседу. — Воздух под этим сводом будто отравлен, но что так повлияло на Хатидже Султан? Иная тайна тяжелее камня на плечах, и в какой-то момент нам становится невыносимо трудно хранить её в одиночку. — Госпожа была влюблена в хранителя покоев, — хатун решила сбросить тяжёлую ношу. — Его свадьба с Хюррем ранила её в самое сердце… — она выдохнула. — Русской теперь нет, и к Вам может вернуться любовь повелителя, а вот ей больше не воссоединиться с возлюбленным. Услышав эту трогательную историю, Махидевран изо всех сил попыталась скрыть улыбку и изобразить сочувствие. Нет, ей, может, и было жаль султаншу, но закон гарема суров: не одолеешь соперницу — она одолеет тебя. Девушке было абсолютно всё равно, кто и чем поплатился, главное, что она снова единственная у султана, и её сын — единственный наследник трона.***
— Дайе, какие новости во дворце? — едва Валиде подали завтрак, пред ней предстала её верная служанка, теперь она — глаза и уши гарема. Но в это утро происходило воистину что-то странное. Дайе молчала, не торопясь отвечать на вопрос своей госпожи. Она попросту не знала, как и с чего начать. Как рассказать вести о Хатидже Султан? — Чего ты молчишь? Случилось что-то плохое? — Хафса Султан нахмурила брови. — Ваша дочка, Хатидже — она пыталась покончить с собой…***
Двери в покои повелителя громко распахнулись без доклада стражников. Султан оторвал взгляд от ювелирного украшения, над которым работал, и посмотрел, у кого же хватило наглости так ворваться в его покои. И это, без сомнения, была его мать. — Валиде, разве я не запретил Вам здесь появляться? — Как ты допустил такое! — султанша решила проигнорировать вопрос сына. — Твоя сестра могла погибнуть, Сулейман! — Мне кажется, это всё допустили Вы! — падишах встал из-за стола. — Вы же знали о её чувствах и пренебрегли ими во имя цели избавиться от Хюррем, так кто виноват, что всё это произошло?! — Вы оба глупы и слепы! — султанша сорвалась на крик. — Вашим разумом управляют чувства, и вы не понимаете, от какой беды я уберегла вас и империю!!! Не дожидаясь реакции султана на свои слова, женщина покинула покои, направившись в комнату дочери. Оставшись один, падишах вновь оказался в омуте тоски. Ему очень не хватало рыжеволосой красавицы, её смеха и блеска изумрудных глаз, и, казалось бы, он здесь закон и может как угодно распоряжаться судьбами других, но даже при абсолютной власти чего-то достичь было невозможно. Он не мог просто вернуть в гарем теперь уже свободную мусульманку, да и как отнять жену у лучшего друга? А если она стала ему дорога? От одной этой мысли Сулейману хотелось крушить всё вокруг и рубить головы с плеч. Он не хотел прощать Ибрагиму то, что он так просто пошёл на этот шаг, но это означало потерять не только женщину, но и лучшего друга — не много ли потерь? Немного поразмыслив, падишах призвал стражника. — Позовите ко мне Ибрагима. — Хранителя покоев нет во дворце, повелитель, — произнёс слуга. — Как нет? — Его жена сильно захворала, утром он присылал за лекарем…***
— Как она? — испуганно спросил Ибрагим, стоило лекарше выйти из комнаты. — У неё сильный жар, но она сильная, я думаю, обойдётся… Проводив лекаря, хранитель покоев вошёл в комнату жены. Она была на себя не похожа — бледная, губы высохли, на лбу проступал пот. — Сулейман… — в бреду она шептала имя падишаха. Ибрагим, сын греческого рыбака, уже и не помнил, каким было его прежнее имя и что оно означало. Он всегда был подле падишаха, но никогда не был ему по-настоящему близок, их всегда разделяли власть и происхождение. И, как бы высоко ни взобрался хранитель покоев, ровней правителю мира ему всё равно было не стать — но как же хотелось испить хоть немного из кубка власти, и чтобы ароматные капли этого пьянящего напитка навсегда застыли на губах… Ибрагим снова посмотрел на жену и вдруг осознал, что она и была той самой толикой власти. Ведь совсем недавно она принадлежала султану, а теперь она его и только… В этот миг хранитель покоев поклялся себе добиться всего, чего жаждала его душа, и первой целью было сердце Хюррем.***
— Мама, папа! Я хочу пойти с вами! Мама… Ибрагим проснулся от криков, что доносились из соседней комнаты. Хюррем снова бредила, это могло означать, что снова поднялся жар. Мужчина вскочил, чтобы послать за лекарем, а после направился к постели жены, и плевать на запреты, уж как-нибудь да усмирит бунтарку. Присел рядом, убрал прядь волос с лица, тронул ладонью лоб — снова вся горит. Хранитель покоев смотрел на неё, и сердце вдруг сжалось от боли. Она напомнила ему самого себя. Десятилетнего напуганного мальчишку, которого силком оторвали от отца с матерью и увезли на чужбину; он так же кричал и плакал, но мольбы были напрасны. С тех пор прошли годы. Время осушает реки и притупляет боль воспоминаний, он уже перевоплотился, а прошлое лишь изредка приходит в его сны. Её боль ещё не утихла, совсем недавно она жила другой жизнью, носила другое имя, а потом её вырвали с корнем из родной почвы. Многие деревья и вовсе погибают, если их вырвало из земли, но она сильная — справится. — Что так долго?! — крикнул Ибрагим, стоило лекарше вновь возникнуть на пороге. — Ей опять хуже! Жар не спадает. Что это вообще такое? В ответ на все эти вопросы женщина просто пожала плечами, она и вправду не знала толком, что происходит. Девушка могла и от тоски заболеть, скольких таких она перевидала во дворце — и не упомнить… Сделав всё необходимое, доктор вновь удалилась, а Ибрагим остался с женой. Он прилёг на постель рядом с ней. Вряд ли сейчас она в силах его прогнать. — Мама… — опять зашептала она. Ибрагим взял её руку в свои ладони. — Здесь только я, Хюррем, но я рядом, спи… — проговорил мужчина и вдруг почувствовал, как её пальцы сжимают руку.***
Сулейман не находил себе места. Сегодня была священная ночь четверга, а его покои пустовали. Махидевран была ему не мила, а Хюррем уже далеко. Но, покинув дворец, рыжеволосая красавица никак не хотела покидать мысли падишаха. Он то и дело думал, как она? Вспомнил, как сам ухаживал за ней после избиения, как часто она просыпалась по ночам от испуга и дрожала в его руках, как воробушек, а теперь рядом Ибрагим. Повелитель мира всё пытался понять, кто во всём виноват? Он сам, что уехал в поход и оставил Ибрагима в столице? Будь он с ним, план Валиде не удался бы. Его мать, которая решила, что ей дозволено слишком много? Или его лучший друг, который не нашёл в себе смелости перечить? Кто виноват? А может, на то воля Всевышнего, и он управил, как было угодно? Быть может, не будь на то благословения свыше, у его матери ничего бы не вышло? От этих мыслей правителя неожиданно отвлёк громкий крик, что раздался где-то неподалёку. — Стража! Слуга уже через секунду стоял перед султаном. — Что там такое? — Новых девушек привезли…***
Нигяр шла по коридору и размышляла о том, воцарятся ли когда-нибудь вновь под этими сводами тишина и покой или же они покинули эти стены навсегда? Хатидже-султан только пришла в себя. Страх за жизнь госпожи отступил, но спокойствия как не было, так и нет. Вот и сейчас из общих покоев гарема доносились вопли, и она торопилась на звук — неужели они опять затеяли драку? — Так! — крикнула калфа. — Что у вас здесь происходит опять? Стоило Нигяр возникнуть на пороге, к ней сразу подбежала какая-то девушка. Длинные белокурые локоны, зелёные глаза, худое лицо… Служанка пару минут пыталась вспомнить, видела ли её раньше, а потом поинтересовалась: — Чего тебе, хатун? — Кто у вас здесь главный, отведите меня к нему! Я не подарок, я человек!!! О, сколько раз она слышала эти слова. Калфа заглянула ей через плечо, и другие наложницы охотно пояснили: — Она новенькая, привезли сегодня утром, — сказала Айше. — Её зовут Анастасия… Русская… — добавила Фатьма. Калфа устало закатила глаза. Только одну русскую увезли из дворца, как другая тут же на их головы свалилась. Ну, что поделать, на всё воля Аллаха. Оставалось лишь молиться, чтобы эта сговорчивей оказалась…