Иное солнце
Этим утром над городом будто бы взошло другое солнце — словно ветер, прилетевший с Босфора, принёс с собой перемены. Сегодня утром Валиде, впервые с момента возвращения сына из военного похода, проснулась не в старом дворце, а в своих покоях. И пусть и сын, и дочь всё ещё холодны с ней и даже не заговаривают при встрече, она была уверена, что поступила правильно. Рано или поздно Сулейман и Хатидже это тоже поймут. Она терпелива и подождёт; главное, что ей удалось восстановить в гареме прежний порядок, и под этот свод вернулся покой. Госпожа завтракала и пребывала в прекрасном расположении духа, пока в покои не вошла Дайе и султанша не решила справиться, как обстоят дела. Что произошло за недели её отсутствия, не ожидается ли у Сулеймана наследников? Ведь династия должна расти и крепнуть. Госпожа была очень огорчена, увидев, как её служанка отрицательно качает головой. — Нет, госпожа, — рассказала женщина, — как уехала из дворца Хюррем, так ни одна женщина не переступала порог покоев повелителя… — она замолчала на секунду, видимо, раздумывая, стоит ли вообще сообщать об этом Валиде. — Только вчера он призвал к себе новую девушку, Анастасию… Услышав это, Хафса Султан подняла бровь и нахмурилась; было видно, что она очень недовольна. — Подожди, Дайе. Вчера ведь была священная ночь четверга? — Да, госпожа, — робко согласилась служанка. — И ты хочешь сказать, что мой сын в священную ночь призвал какую-то рабыню, ещё ни разу не проходившую по Золотому пути? — султанша почти теряла самообладание. — Кто такая? — Привезли позапрошлой ночью, — дальше Дайе решила немного помедлить, боясь, что после следующих слов султаншу попросту хватит удар. — Анастасия, русская. Мать падишаха, услышав это, лишь тяжело вздохнула. Как ни пыталась она уберечь сына и династию от краха, всё, кажется, повторяется снова — видно, не избежать предначертанного. «Если суждено, чтобы русская рабыня наслала на нас беду, так тому и быть», — думала султанша, думала и не знала, как в будущем она окажется права. — Но, — снова заговорила Дайе, — девушка быстро покинула покои повелителя, они не были вместе… Одна весть оказывалась печальнее предыдущей. Её сын только-только взошёл на престол, но уже даже смог успешно завершить свой первый военный поход, однако для могущества этого мало, для жизнеспособности династии нужны наследники, не дай Аллах, что-то случится с единственным сыном султана, и кому тогда прикажете передать власть и трон? Нет! Так дело не пойдёт! Она не для того берегла сына даже от его собственного отца, чтобы династия оказалась под угрозой. Полная решимости, она направилась к покоям падишаха.***
— Что вам угодно, матушка? — холодно поинтересовался султан, даже не оторвав глаз от украшения, которое делал, и не посмотрев на мать. — Мне угодно не волноваться за будущее Империи, — решительно произнесла валиде. Подобное заявление заставило султана поднять глаза и заинтересованно посмотреть на свою мать, а та продолжала говорить: — Ты взошёл на престол, и, дабы трон укрепился под тобой, тебе нужны наследники, сыновья. Мустафа прекрасен, но если придёт беда? Султан лишь молча слушал, с каждым словом всё больше хмурясь, а Хафса-султан, напротив, пользуясь тем, что сын ей не перечит, не замолкала. — В гареме десятки красивых девушек, а твои покои пустуют неделями, так и до смуты недалеко! А женский бунт иной раз хуже янычарского. Вот вчера ты, не успев призвать девушку, тут же отослал её обратно… Сулейман встал, подошёл к матери почти вплотную, пристально глядя ей в глаза. — Вам это уже известно? — ухмыльнулся падишах. — Что ж… Я призвал к себе в покои эту девушку потому, что она напомнила мне Хюррем — такая же непокорная бунтарка, но потом я быстро понял, что ошибся. Было в этих девушках одно отличие, хоть они обе из русских земель… Султан медленно прошёлся по комнате. Его мать терпеливо ждала, что он скажет дальше, хотя какая разница, чем отличаются все эти женщины — главное, чтобы они рожали для династии здоровых наследников. — Хюррем любила меня, Валиде, — наконец нарушил молчание падишах, — она смотрела на меня с любовью, а в глазах этой девушки был лишь страх и ужас. А если вас в самом деле так заботило будущее династии, вы бы не выдали замуж женщину, которая могла подарить мне много детей. После этих слов повелитель снова сел за стол и вернулся к кропотливой работе над драгоценным украшением, ясно дав понять, что этот разговор продолжать не намерен.***
Сегодня над Стамбулом взошло совсем иное солнце. Впервые Ибрагим спустился к завтраку со своей женой, и та пребывала в прекрасном расположении духа. Хюррем искренне улыбалась, и Ибрагим, глядя на неё, кажется, понял, чем эта женщина пленила сердце султана — она и его понемногу завлекала в свой омут, того и гляди, с головой утонет. — Я смотрю, ты вполне оправилась, я могу спокойно ехать во дворец — совсем забросил дела, как бы не разгневать повелителя, — сказал мужчина, глядя на её сияющий лик. — А что буду делать я? — она тут же обиженно надула губы. — Мне будет скучно, возьми меня с собой. — Хюррем, — тут же возразил паргалы, — лучше тебе остаться дома. То ли это была ревность, то ли иное чувство, но ему очень не хотелось, чтобы его жена виделась с повелителем. — Ну, пожалуйста, Ибрагим. Я просто прогуляюсь по саду, поболтаю с девушками, а потом вместе поедем домой, а то я так могу снова с тоски заболеть… Мужчина лишь тяжело вздохнул, осознав, как трудно ему придётся. Пожалуй, он раньше не понимал, насколько она опасна и красноречива. Если уж сам Повелитель мира не перечил этой женщине, что о простом хранителе покоев говорить?***
Она шла по одному из коридоров дворца и думала о том, как стремительно менялась её жизнь. Дочь священника, у которой была семья и жених. Затем русская рабыня, мечтавшая сжечь этот дворец дотла, затем наложница-фаворитка, воспылавшая любовью к Повелителю мира, теперь — свободная мусульманка, жена ближайшего к правителю человека; что же будет дальше, что ждёт её за очередным поворотом путаных дворцовых коридоров? И вдруг совершенно неожиданно в мысли Хюррем ворвался мотив до боли знакомой песни на родном языке, слова прерывались всхлипами. Девушка остановилась, пытаясь понять, откуда исходит звук, и тут заметила её. Она сидела под лестницей и напевала русскую песенку, иногда вытирая слёзы. Длинные русые волосы, зелёные глаза и ещё совсем детское личико. Хюррем подошла к ней и, опустившись на корточки, тихо спросила: — Что с тобой, как тебя зовут? Девушка вздрогнула и попятилась, но потом вдруг удивлённо посмотрела на рыжеволосую и тихо прошептала: — Ты говоришь на нашем языке? Кто ты? — Я Александра, — проговорила жена хранителя покоев, и тут же поправила сама себя: — То есть Хюррем. Раньше я была Александра, меня привезли татары из русских земель. — Ты с моей родины? — Анастасия вскочила на ноги и мёртвой хваткой вцепилась в руку Хюррем. — Помоги мне бежать отсюда, я хочу домой! Хюррем, слушая её, улыбнулась и приобняла девушку, она словно смотрела в зеркало и вспоминала себя — она была таким же диким волчонком, когда волны Босфора прибили корабль к берегам Стамбула. Она хотела то бежать, то умереть, то сжечь дворец, то обрушить этот свод на головы его обитателей. Она, признаться, до сих пор пребывала в смятении, сердце ещё изнывало в тоске по падишаху, но Ибрагим уже не казался ей врагом. Кто знает, может, любовь проснётся и в этом мире, и она всё же будет не одна. — Чего ты смеёшься? — голос Анастасии вырвал её из раздумий. — Вспомнила себя, — пояснила Хюррем, — я была такой же, когда только попала сюда. Хотела умереть, бежать, мстить… — Мстить… А как можно отомстить этим варварам? — заинтересованно подняла бровь Анастасия. — Если бы я только могла! Они ведь тираны, для них люди — вещи! Почему они думают, что можно просто взять и подарить живого человека? И снова Хюррем узнала себя в её речах, в каждом слове, и вдруг решила ободрить словами, которые сама услышала, попав во дворец. Конечно, она всё ещё питала чувства к султану, и глупо было помогать другой девушке заполучить его сердце, но у неё теперь совершенно иная судьба — видно, от написанного не уйти. — Как тебя зовут? — повторила она самый первый свой вопрос. — Анастасия, — ответила девушка. — Так вот, послушай — отсюда редко кому удаётся бежать… — А ты кто такая? — перебила русоволосая, осознав, что никогда раньше не видела свою случайную собеседницу. — Меня, как и тебя, привезли сюда в качестве рабыни, — ответила Хюррем. — Сначала я была наложницей повелителя, потом меня выдали замуж за хранителя покоев Ибрагима, и я стала свободной… — Свободной? — вторила Анастасия. — Значит, теперь ты можешь уехать домой? — Здесь много девушек, — говорила Роксолана, будто не услышав предыдущего вопроса, — кто-то зачахнет в стенах гарема, кого-то отдадут замуж, а кому-то посчастливиться родить наследника повелителю, и вот мать наследника и будет править миром. — Да не хочу я миром править! — выкрикнула девушка. — Мне бы хоть письмо родителям отправить, чтобы знали, что я жива, — она показала сжатый в руке клочок бумаги. — Кто миром правит, тому всё под силу, — подмигнула Хюррем, и вдруг предложила: — Давай письмо, я попробую отправить.***
Хюррем шла по коридору и, держа в руках письмо девушки из родных краёв, думала над вопросом, на который отвечать не захотела. Может ли жена хранителя покоев просто сесть на корабль и уплыть — ведь рабство закончилось, так сказала Дайе в день её свадьбы. Но куда ей плыть? Куда унесут её быстрые волны? К выжженной дотла земле? Где ничего не осталось? Всех убили, дом, наверное, сожгли. Стоит ли оно того… Здесь у неё всё есть, а что ждёт её там, куда душа всё ещё стремилась? Возможно ли это и куда человек возвращается? О, сколько раз Ибрагим задавался этим же вопросом, но ответа так и не было. Лишь одно лишало её сна — девушку заботила судьба младшей сестры: где она, да и жива ли? Но, может, Аллах позволит ей ещё хоть раз увидеть её? Опутанная паутиной собственных мыслей, она не сразу заметила, что навстречу ей идёт государь. — Повелитель, — она покорно склонила голову. — Хюррем, — повелителю до дрожи хотелось взглянуть в изумрудные глаза и испить яд алых губ, но, пусть он повелевает миром, с женой друга должен быть сдержан. — Как ты, надеюсь, в добром здравии? — Благодарю, повелитель… Она подняла на него взгляд, и Сулейман вновь был сражён, а сердце девушки трепетно забилось, словно птица в неволе, захотелось броситься в его объятия, и пусть хоть голову с плеч!.. Но что отличало Хюррем от всех, кто когда-либо попадал в эти стены, так это сила духа, и она вновь воспользовалась ею. — Благодарю, повелитель, хворь отступила. Я проведывала подругу, Марию. С вашего позволения, — она склонилась, — Ибрагим ждёт меня. После она пошла дальше по коридору к дверям хранителя покоев. Кажется, мятежница сделала свой выбор, и он неожиданно для неё самой был в пользу сына рыбака, а не правителя. Так суждено; если судьба играет, непокорная Роксолана принимает её правила, но не сдаётся — если они с Ибрагимом не покорят этот мир, значит, их дети сделают это, но, так или иначе, Хюррем впишет своё имя в историю. Глядя ей вслед, Сулейман понял, что даже тому, кто правит миром, не всё под силу, и даже когда сотни женщин хотят пасть к твоим ногам, ты можешь быть одинок. — Повелитель… Султан посмотрел перед собой. Он и не заметил, как перед ним возникли Нигяр и две девушки, Анастасия и Мария, которых она, по всей видимости, куда-то сопровождала. Они выказали почтение и поспешили дальше, а падишах подозвал евнуха и что-то ему шепнул.***
Следующим утром за трапезой Валиде позвала к себе хранителя покоев, чтобы узнать, был ли кто у султана этой ночью, но тут вошла Дайе, чтобы сообщить госпоже новости о её дочери.