Оспа
Анастасия сидела в саду под деревом и думала обо всём, что случилось с ней и обитателями этого дворца за прошедшие два месяца. События развивались так стремительно, что она не поспевала за ними и никак не могла повлиять на их ход. Она боролась, лишалась сил и проигрывала, но не сдавалась — и вот почти оказалась на свободе, до заветной мечты оставался шаг, но…***
В то утро Дайе вошла в покои валиде, и госпожа сразу заметила, что её служанка бледна и как-то слишком обеспокоена. Весь её вид говорил о том, что случилось нечто очень недоброе. Ей сразу стали неинтересны наложницы сына, о которых минуту назад принялся докладывать Ибрагим. — Что стрясалось, Дайе? — спросила султанша. — На тебе лица нет. Что-то с Хатидже? — Госпожа моя, — начала служанка, — вечером Хатидже Султан стало лучше, она поправится. Но к нам пришла другая беда… — Что ещё? — нетерпеливо спросила Хафса Султан. — Оспа, моя госпожа, — на выдохе произнесла Дайе, — её обнаружили у нескольких девушек. — О, Аллах убереги нас! — воскликнула Валиде. — Немедленно примите все необходимые меры! Чёрная смерть проникла во дворец, и что ни предпринимали слуги, лекари и калфы, лучше не становилось — она расползалась по углам, заражённых было всё больше, того и гляди, проникнет в покои падишаха. Анастасия в этот день пребывала в смятении. Сегодня её нашёл новобранец янычарского корпуса австриец Алекс и сказал, что всё случится сегодня ночью. Услышав эту весть, девушка на мгновение засомневалась. Она уже несколько раз бывала в покоях султана. В первый раз они просто говорили ночь напролёт, повелитель оказался начитанным и очень умным, с ним было интересно, но она не жаждала близости с ним, и уж тем более не бредила рождением шехзаде. Повелителя это забавляло, ведь все остальные девушки только об этом и мечтали, и он не настаивал. Всё изменилось за день до того, как во дворец пришла оспа. Алекс передал ей весть о том, что придумал, как Анастасии бежать на родину, и велел в любой момент быть готовой к побегу. Следующей же ночью девушка была близка с повелителем. Она и сама толком не поняла, почему так произошло, но размышлять об этом не стала — какая разница, всё равно она скоро будет дома. Сейчас она смотрела на гарем и сомневалась: а стоит ли ей бежать? Всё ж повелитель оказался не таким уж варваром… Но здесь много девушек, мечтающих занять место фаворитки, а она нужна своей семье — отцу, матери, сестре. Судьба благоволит к ней, сегодня оспой заразился хранитель покоев Ибрагим. Во дворце такая суматоха и паника, что вряд ли кто-то заметит её пропажу, а когда хватятся, она уже будет далеко, глупо не воспользоваться шансом.***
В смятении пребывала и Хюррем. Она никак не могла разобраться в себе и своих чувствах. Хоть это и было для неё странно, но любовь к повелителю таяла, с каждым днём её становилось всё меньше. И если раньше девушке казалось, что без любви к повелителю она и дышать не сможет, то теперь она ощущала лёгкость и свободу. Но волновало её даже не это, а то, кем для неё стал Ибрагим — вот этот вопрос был трудным. Она испытывала к мужу очень тёплые чувства, хотя если бы ей сказали об этом раньше, она бы рассмеялась этому человеку в лицо. Однако эти чувства не были любовью. Хюррем воспринимала его скорее как друга и союзника в игре по завоеванию мира, и ей очень хотелось знать, сможет ли она ещё хоть раз познать истинную любовь? Из раздумий девушку вырвал дворцовый страж, внезапно представший перед ней. — Что случилось, где Ибрагим? — она нахмурилась. Его появление предвещало недобрые вести. — Ибрагим-ага во дворце, Хюррем-ханум… У него оспа.***
— Пустите!!! — под дворцовым сводом раздался пронзительный крик. — Пусти… Валиде, идущая к своим покоям, содрогнулась. Она уверена была, что больше не услышит недовольных криков этой особы, но вот она снова свалилась им на головы — и это в этот момент, когда вне стен дворца, того и гляди, разгорится пламя смуты! В народе уже заговорили о том, что повелитель тоже болен, а его единственный наследник слишком мал. Когда беда подстерегала с любой стороны, явилась Хюррем. Нет сомнений, эта девушка в сговоре с самим шайтаном! — Что здесь происходит? — грозно спросила султанша, видя, как девушка спорит с евнухами гарема. — Меня не пускают к Ибрагиму, госпожа, — поклонилась Хюррем. — Твой муж болен, ты можешь заразиться, — тяжело вдохнула Хафса Султан. Проблем и так было очень много, так ещё и приходится убеждать эту безумную не идти на верную смерть. — А если он умрёт? — расплакалась Хюррем. — Что тогда? Я останусь одна на чужбине… Госпожа не успела ничего ответить — снова кричали, и на сей раз крик был испуганным и нёсся из гарема. Султанша пыталась разглядеть, что происходит, а евнухи побежали к девушке, что упала в обморок. Воспользовавшись моментом, Хюррем юркнула внутрь покоев Ибрагима. Там её уже ждал Азраил. Ну и пусть, терять ей всё равно нечего.***
Айше-Хафса, дочь крымского хана, однажды вошедшая в этот дворец не рабыней, а женой падишаха, могучая Валиде, кажется, не помнит ночи, что была длиннее и темнее этой. В гареме было всё больше заболевших, хворь коснулась даже хранителя покоев — что будет, если заболеет её сын? Власть перейдёт в руки шестилетнего малыша? Каким будет будущее великой Империи? Госпожа стояла на главном балконе и сверху вниз смотрела на гарем, когда вдруг заметила, что Хюррем вышла из покоев Ибрагима. Русская была живой и невредимой. — У неё будто девять жизней, — процедила Махидевран, стоявшая рядом. — Уведите её отсюда! — крикнула Валиде. — Заразу всюду разнесёт! — Она не больна, госпожа, — неожиданно сказала подошедшая лекарша, — признаков болезни нет. Султанша удивлённо посмотрела на лекаршу и только хотела спросить, как такое вообще возможно, как лекарша заговорила снова: — У меня для вас благая весть, госпожа. Русская рабыня, что вчера вечером упала в обморок — она не больна, она беременна… — О, Аллах, благодарю тебя! — госпожа вознесла руки к небу. — Только бы это был шехзаде, дабы пополнить османский род! Султанша была счастлива и не заметила, как потухли искры в глазах Махидевран, а милая улыбка превратилась в оскал.***
Тьма, окутавшая Стамбул, отступала. В то утро пришли только добрые вести. Болезнь покидала стены Топкапы и, по счастью, не коснулась ни повелителя, ни его сына, и даже заболевший Ибрагим шёл на поправку. По дворцу ходили слухи, что это Хюррем его исцелила, раздобыв у неизвестной нищенки лекарство. Как бы там ни было, хранителю покоев было уже намного лучше. — Ну и как тебе это удалось? — спросил Ибрагим, глядя, как жена примеряет одни из своих серёг и смотрит на него через зеркальную гладь. — От этой хвори и лекарства-то нет… — Есть, и оно подняло тебя на ноги! — игриво сказала девушка. — Но, в самом деле, неужели ты думаешь, что я позволила бы тебе умереть?! Мир мы ещё не завоевали! — она в голос рассмеялась. Слушая, как она смеётся, хранитель покоев вдруг осознал, что один её смех способен отпугнуть ангела смерти. В ней, кроме непокорности, жила огромная воля к жизни, она — словно то дерево, что зазеленеет даже на самой засушливой почве, вопреки всем природным законам. — От болезни ты меня исцелила, а что станешь делать, если за мной однажды палачи придут? — спросил Паргалы. Она не ответила. Она сама до конца не знала ответа на этот вопрос. Любовь к повелителю из бушующего моря обратилась мелкой речушкой и скоро совсем иссохнет, но новые чувства всё никак не заполняли её душу, и как сложится дальше, Хюррем угадать не могла.***
Она снова заполнила собой пространство под этим сводом, только на сей раз это был не крик, а заливистый смех — она смеялась, и даже птицы в саду умолкли. Мать падишаха, наблюдая за хранителем покоев и его женой, вдруг задумалась о том, правильный ли выбор она сделала? Она потратила слишком много сил, чтобы Сулейман взошёл на трон, но этого мало, он должен удержаться на нём, и, пока ей позволит Всевышний, она будет рядом и отведёт беду от сына, но что потом? Будет ли Махидевран ему опорой или при первой же возможности посадит на престол Мустафу? Султанша вдруг поняла, что, если бы, не дай Аллах, султан захворал, Махидевран уже примеряла бы на сына кафтан правителя, и уж точно не отправилась бы ночью разыскивать редкое снадобье. Госпожа горько вздохнула. Как бы не вышло, что она допустила ошибку… Через минуту, прогнав от себя все нехорошие мысли, султанша решила, что настало время заняться русской наложницей, что носила под сердцем нового члена династии.***
Анастасия сидела под деревом в саду и думала обо всём, что случилось. Корила себя за глупость, за то, что допустила такую неосторожность — не будь она близка с повелителем, была бы уже дома, а теперь что? Теперь она навеки узница этого дворца. Словно птицы этого сада — они летают в райских кущах, поют по утрам звонкие песни, но уже никогда не взмоют к небу и не улетят прочь. Девушка думала о том, где теперь тот юный янычар, что так и не дождался её той ночью. Бежал ли он или по-прежнему в городе, и увидит ли она его ещё когда-нибудь? Думала о том, что ей завидовал весь гарем, а она не испытывала никаких чувств к своему будущему ребёнку, и даже не хотела привязываться к нему — вдруг он тоже окажется таким же, как его отец, и однажды будет требовать в подарок живых людей? Каким бы милым умным, обходительным не был падишах, эти мысли не давали ей покоя. — Пойдём, тебя ищет Валиде. Кто-то тронул её за плечо, и она встрепенулась, будто ото сна.***
— Как тебя зовут? — спросила госпожа. — Анастасия, — робко ответила та и поцеловала подол господского платья, как того требовал обычай. — В этом дворце беременные живут по особым правилам, с сегодняшнего дня тебе тоже надо их соблюдать, и запомни, — голос султанши стал строже, — этот ребёнок не тебе принадлежит, это дитя великого рода османов! Если с ним что случится, я тебя уничтожу! — После она совершенно спокойно и буднично добавила: — Раз ты будущая мать наследника, тебе полагается новое имя. Пусть тебя зовут Махпейкер.Полгода спустя
— Тужься, хатун! — повитуха рукавом утёрла пот со лба. — Ещё немного, давай, постарайся! Во дворце царила суматоха. У Махпейкер начались роды, и все слуги и лекари суетились вокруг неё, как заведённые бегали по коридорам, каждый час сообщая повелителю и Валиде о её состоянии. Махидевран тоже ходила по своим покоям и не могла остановиться. — Госпожа, присядьте, — уговаривала служанка, — голова ведь закружится! — Не могу, Гюльшах, — у неё тряслись руки и дрожал голос, — если она родит сына, мои спокойные дни закончатся, ведь у Мустафы появится серьёзный соперник. Она обернулась и посмотрела на мальчика. Тот спокойно спал, видел сны и не подозревал, что творится вокруг. Только Махидевран хотела что-то сказать, как раздался крик. Первый крик младенца под этим сводом — всегда особый. Либо миру явился будущий правитель Империи, о котором будут говорить столетия спустя; либо шехзаде, чья участь весьма печальна — ему предстоит быть казнённым в день, когда один из братьев взойдёт на престол; либо это луноликая госпожа, что совсем юной выйдет замуж за одного из Пашей во имя государственных интересов. Удивительно, но все рассказы о счастливой жизни детей повелителя на самом деле просто красивая ложь, счастливый конец ожидает далеко не всех. Никто не может предугадать, что будет дальше, и в этот миг, когда малыш издаёт первый крик, хочется верить, что судьба его будет светлой. Первый крик младенца под этим сводом всегда особый; возможно, этот крик навсегда изменит историю.***
— Тебя зовут Мехмед! Будешь носить имя моего прадеда, великого Мехмед-хана Завоевателя! — после этих слов султан бережно передал мальчика в руки матери и перешёл к молитве. На краткое мгновение взгляды Махидевран, что нехотя явилась на церемонию имянаречения, и Махпейкер столкнулись, и мать старшего наследника содрогнулась — невинность во взгляде соперницы сменилась чем-то недобрым. В это самое мгновение в голове новоиспечённой госпожи рождался план. Раз она не может противостоять порядку Османов, она уничтожит его и построит новое государство, в котором молодым невинным девушка больше не придётся целовать подолы платьев. «Кто правит миром, тому всё под силу», — вспомнила она слова землячки, глядя на новорождённого сына. — Готовьте шербет для роженицы, сдобу для гостей, а в честь шехзаде Мехмеда — золото! — приказала Хафса Султан. Взгляды матерей наследников снова столкнулись, и если бы кто их заметил, то понял бы — мирная жизнь кончилась. Вот только обе они и не догадывались, что спустя годы на поле боя возникнет куда более сильный противник, нежели каждая из них.***
Шербет лился рекой. Смех, танцы, радостные лица — в гареме был настоящий праздник. Едва шехзаде родился, как сообщили о беременности ещё одной хатун, и на радостях Валиде не жалела ни яств, ни золота. — Ты знаешь, — зашептал Ибрагим жене, наблюдая за всеобщим весельем, — мне бы тоже хотелось быть отцом… — На всё воля Аллаха, Ибрагим, — слегка улыбнувшись, ответила Хюррем, — на всё воля Аллаха!