Наследник трона
1541 год
Года летели, словно быстрокрылые птицы. Будто те чайки, что кружат над Босфором, а потом исчезают за горизонтом. Вот были, а через мгновение их нет. Любимая жена Сулеймана с каждым днём становилась всё краше — уже не та юная девочка, которую никто не воспринимал всерьёз, но по-прежнему молода и красива, по-прежнему единственная опора Повелителя мира, островок спокойствия в бушующем море. Лишь в её объятиях султан находил утешение, а дочь Хюмашах, что подарила ему дражайшая супруга, была больше всех им любима, и падишах даже не скрывал этого. Во дворце даже шутили, что если у Михримах не будет сыновей, то её дочь положит начало женскому султанату и однажды станет править страной. Матери наследников подобные высказывания не слушали. Этому не бывать, никогда великой империей не будет править женщина; гораздо больше их тревожило другое — то, что ребёнок которого носит под сердцем молодая султанша, мог быть шехзаде. Одни боялись рождения у Михримах сына, другие молились об этом. Сулейман просил Аллаха ниспослать ему эту радость в такие тяжёлые для империи времена. Дни и вправду настали трудные. Очередной поход на восток не увенчался успехом. Войско Тахмаспа совершенно неожиданно оказалось сильнее. Видимо, хитрый шах усвоил урок из прошлых набегов турок. В этот раз Османы несли огромные потери и вынуждены были обратиться в бегство. Народ и янычары были недовольны, они считали, что действующий султан слишком стар для трона и желали видеть на престоле Мустафу. Да ещё и доверие к Ибрагиму было окончательно подорвано. Повелитель сам слышал, как визирь делился с Матракчи, что мечтает построить в персидских землях своё государство и быть в нём правителем. Сулейман понимал, дальше он не может этого не замечать, пора сделать, что должно — то, что защитит Империю и, возможно, навсегда разобьёт сердце его луноликой госпожи. Сулейман слишком устал. Падишах уже много лет чувствовал эту усталость, ощущал, как бремя власти гнёт его к земле, но никогда она не была такой сильной, как теперь, и он действительно задумывался о том, что пора бы назначить наследника престола. Но кто из его сыновей в самом деле достоин, а главное, кто выдержит бремя власти? Пока Михримах сладко спала, падишах не мог глаз сомкнуть. Поняв, что самому ему ответа не найти, он решил вновь обратиться к мудрому Эбусууду Эфенди. Своими советами он не раз его выручал.***
Едва над проливом вознеслось жаркое солнце, старик уже стоял в покоях властелина, покорно склоняя голову. — Вы хотели меня видеть, повелитель? — Проходи, Ходжа Челеби, — султан рукой указал на тахту, предлагая Кадию сесть рядом с собой, — мне нужна твоя фетва, но об этом позже, сначала мне нужен твой совет. Старик присел и, внимательно вглядевшись в глубину очей властелина, на мгновение подумав о том, сколько людей на их дне ежедневно видят свою смерть, стал внимательно его слушать. — Ты знаешь, что каждому Аллах отмерил свой срок, не вечен и я. Старец пока ничего не ответил властелину, а лишь молча кивнул. — Пора подумать о том, кто после меня займёт трон. Кто из моих сыновей должен взойти на престол? Старший или достойный? И кого же из них счесть достойным? Старик почесал бороду, готовясь дать падишаху ответ. — Повелитель, трон обычно наследовал либо старший наследник, либо тот, кто остался в живых, ведь у вашего отца было много сыновей, но только вы уцелели… — Кадий Эфенди ненадолго замолчал. — Но когда вы сочетались законным браком, этот порядок был нарушен. Сулейман был растерян, он искренне не понимал, как никах мог повлиять на порядок престолонаследия, но через мгновение Эбусууд Эфенди всё ему объяснил. — Теперь только сыновья, рождённые от Михримах Султан, вашей законной супруги, а не рабыни, будут иметь законное право на трон, и только если у неё не будет наследников, престол перейдёт к другому шехзаде. Сулейману вдруг всё стало ясно, он даже и уточнять ничего не стал, сразу приняв решение о наследнике. Лишь бы Аллах его услышал и Михримах, которая вот-вот должна разрешиться от бремени, подарила ему сына! Беда была в том, что в тот миг ясность наступила не только для Сулеймана. Хранитель покоев слышал этот разговор и сейчас размышлял о том, стоит ли передавать его Махпейкер Султан?***
Искандера не зря мучали сомнения. Огонь в его груди давно погас, угли, и те уже остыли. Султанша ему больше не снилась, и теперь он уже был не уверен, стоит ли так преданно служить ей, ведь ему никогда не добиться большего — а впрочем, он уже и не желал этого. И в его жизнь неожиданно вошли перемены. Все мысли хранителя покоев и его сны уже полгода заняты были дочерью сестры султана — Эсмахан Султан. Шах Султан, прибывшая в столицу четыре года назад, так и осталась здесь вместе с дочерью. Юная госпожа была ровесницей жены султана и его старшей дочери Акиле. Для хранителя покоев каждая из них так и оставалась ребёнком, хотя он никому бы и не признался, что видит в каждой из госпожей лишь дитя — особенно это касалось супруги правителя, ведь во всей империи не было женщины могущественней, упаси Аллах относиться к ней несерьезно. Но однажды во время конной прогулки лошадь Эсмахан взбесилась, едва не сбросив хозяйку с седла. Искандер был первым, кто пришёл султанше на помощь. Он снял её с лошади и какое-то время крепко обнимал, чтобы госпожа успокоилась, ибо девушка была напугана и дрожала, как маленький воробушек. Отпуская её из своих рук, он на краткое мгновение позволил себе посмотреть на султаншу. Румяные щёки, чёрные глаза, длинные ресницы, милая улыбка и еле заметные ямочки. Это был уже не ребёнок, а очень красивая юная девушка. Много лет пленённый холодным взглядом Махпейкер, он и забыл, что женщинам присущи страх и слабость. Она тоже была госпожой, но для неё он стал героем, спасшим её, а не безропотным слугой.***
С тех самых пор они каждый вечер убегали друг к другу и прятались от посторонних глаз в тени садовых деревьев, оставляя на страже молчаливых служанок. Каждый раз возвращаясь во дворец после таких встреч, Искандер думал о том, что Хатидже и Ибрагим так же тайно встречались в саду, но вместе им быть не пришлось, хотя вряд ли визирь жалеет об этом, но всё же сути это не меняло. Он слуга — она госпожа. Каким бы сказочным они не рисовали своё будущее, мечтам не суждено будет сбыться. Конец предрешён; она выйдет за того, кого выберут для неё, и это точно не будет он. Конец предрешён, но пока они, вечерами встречаясь в саду, позволяли себе забыть о том, кто они, и что как бы ни сроднились их души и как бы ни крепки были чувства, меж ними всегда будет пропасть. И вот в один из таких вечеров, когда на город уже опустилась ночная тьма, надёжно укрывшая их от посторонних глаз, Искандер, грея ладони Эсмахан в своих, и не подозревал о том, что у их сказки будет другой финал, что перемены уже грядут и что именно сейчас до смерти перепуганная Нигяр-калфа всюду его ищет…***
Как оказалось, во время ужина с повелителем беременной султанше вдруг стало плохо. Сначала она согнулась в диком приступе боли, на мгновение решив, что начались роды, но уже минуту спустя у госпожи потемнело в глазах и, упав на руки повелителю, она потеряла сознание. Гарем тут же стал напоминать пчелиный улей. Все бегали мимо друг друга, суетились, тут же послали за лекаршей, а вот хранитель покоев на зов повелителя так и не явился. Лишь спустя время Нигяр, обегав всю округу, чудом нашла его на одной из тропинок дворцового сада. Когда Искандер вбежал в покои властелина, его взору открылась следующая картина: любимица султана лежала на кровати, её посиневшие губы были чуть приоткрыты, кожа бледна, на лбу мокрый компресс, а вокруг по-прежнему суетились лекари. Сулейман стоял у кровати и, сложив руки за спиной, наблюдал за происходящим. Даже не видя его лица, можно было понять — он разгневан и напуган. — Повелитель, — негромко произнёс хранитель покоев, готовясь к тому, что на него сейчас обрушится весь гнев султана. Так и вышло. Падишах обернулся и смерил его очень недовольным взглядом. — Где ты ходишь, Искандер?! Я умру — ты не узнаешь! — Вы были заняты, и я вышел в сад подышать. Что произошло? Султан взял слугу за локоть и увёл в дальний угол комнаты. — В тарелке моей жены был яд! Я требую казни виновного! — Но кто мог на такое осмелиться?! Может, она просто съела что-то не то? — Нет! — крикнул султан, давая понять, что больше возражений не потерпит. — Это был яд! И я мог вкусить его! Найди того, кто пытался нас убить. Меня, мою жену и ребёнка! Кто бы это ни был, мне нужна его голова! Хранитель покоев только хотел что-то сказать, как вдруг из другого конца просторной комнаты донёсся шёпот: — Мама, папа… Я умерла. Всё внимание султана в это же мгновение переключилось на жену. Он тут же подбежал к кровати. — Всё хорошо, Михримах! — он принялся уговаривать её, даже не зная, слышит ли она. — Ты справишься и будешь жить! Я тебя не отдам, ты моя госпожа.***
Искандер шёл по тихому коридору. Султанше стало немного лучше. Суета почти улеглась, но мысли хранителя покоев были тяжелы и мрачны. Пытаясь успокоить султана, он и сам не очень-то верил в то, что это было совпадение. Если кто-то сумел прознать о разговоре повелителя с Кадием, то, конечно, попытается избавиться от ребёнка ещё во чреве матери. И это одинаково выгодно любой из наложниц властелина. И как вычислить подлого предателя? Как понять, кто и как мог прознать об этом? Если он не говорил Махпейкер, мог ли кто-то другой передать эту весть? Конечно, легче всего обвинить во всём Махфирузе, она к сопернице сейчас ближе всего, но не стоит забывать о том, что мать шехзаде Мехмеда, сына Мустафы — племянница персидского шаха. Несколько лет назад она была подослана во дворец в Манисе с целью однажды уничтожить шехзаде Мустафу. Да и Махпейкер могла изыскать способ отравить соперницу, даже находясь в Амасье. Пока Искандер понимал только одно — игра вокруг престола уже началась, и выиграет в ней только один. Размышляя обо всём этом, хранитель покоев и не заметил, как перед ним возник, словно вырос из-под земли, верный слуга Шах Султан.***
В комнате царил полумрак. Горело лишь несколько свечей. Госпожа сидела, откинувшись на спинку тахты, и держала в руках стакан. Тихо, никаких звуков — кажется, Искандер слышал биение собственного сердца. Он мало чего боялся, но сейчас его сковывал ужас. И более он опасался за жизнь Эсмахан. — Госпожа, вы хотели меня видеть? Он поклонился и старался держаться спокойно, ничем не выдавая страха. Султанша молча смотрела на него, не торопясь отвечать, на губах подрагивала еле заметная улыбка. Ей нравилось наблюдать, как с каждой секундой страх одолевает его всё больше. Она родилась в семье султана и не забывала пользоваться этим и время от времени упиваться властью. — Мне всё известно, Искандер, — наконец заговорила женщина, решив, что молчаливой пытки с него довольно, — о тебе и моей дочери. Хранитель покоев вдруг ощутил верёвку палача на своей шее. Хотел было что-то сказать и вдруг понял, что ни единого слова не помнит, все будто стёрлись из памяти, словно он никогда разговаривать не умел. Пока он пытался произнести хоть один звук, Шах Султан вновь заговорила, и сказанное ею оказалось для него совсем неожиданным откровением. — Я поговорила с Эсмахан, и оказалось, что чувства взаимны, — она решила больше не томить его и перейти к сути. — Я отдам за тебя свою дочь, но с одним условием… Невидимая петля на шее Искандера ослабла. Он снова мог делать вдохи и говорить, но вот поверить в удачу не мог, как и представить, что может попросить госпожа. Впрочем, это для него было уже и неважно. Главное, им с Эсмахан больше не нужно будет прятаться и бояться, так не всё ли равно, какова цена? — Михримах Султан вот-вот родит второго ребёнка, — султанша заговорила, казалось, на совсем отвлечённую тему, — и если родится мальчик, ты сделаешь всё, чтобы именно его посадить на трон османов. Ты уничтожишь всех его соперников, и если придётся даже действующего султана… — Но, госпожа… — начал было говорить хранитель покоев и замолк, не зная, какой из тысячи вопросов стоит задать. Но неожиданно госпожа сама дала ответы на непрозвучавшие вопросы. — Повелитель получил фетву на казнь Ибрагима. Михримах слишком предана мужу и не станет мстить за смерть отца, а Хюррем не пойдёт против дочери, но смерть Паргалы, пусть даже годы спустя, не должна остаться неотомщённой. А как месть свершится, трон его внук займёт, ибо престол его по праву рождения…***
Пока его сестра рассуждала о мести, Сулейман сидел в своих покоях и держал в руках лист пергамента. В комнате было темно, свечи не горели. Султану хотелось погрузиться в темноту и тишину, хоть ненадолго отречься от всего мира и сбросить с плеч бремя власти, которое он уже не мог выносить. Свиток в его руках — фетва на казнь. Завтра он скажет Ибрагиму о том, что через семь дней он будет казнён. И каждый из этих семи дней Сулейман будет ждать его к ужину. И либо визирь сумеет бежать из страны и спастись, либо даже теперь останется верным и * придёт к ужину ровно семь раз…