Сохрани меня

Опираюсь спиной об маленький заборчик и держу в руках банку энергетика, которую медленно подношу ко рту. Делаю глоток, но ни на секунду не отрываю свой взгляд от парня, который усердно подкручивает что-то в своем мотоцикле. Чувствую шипучую жидкость на языке, однако взглядом продолжаю скользить по светлым прядям, с которыми так маняще заигрывают солнечные лучи, спускаюсь ниже к широкой спине, которую так притягательно обтягивает косуха, и наконец останавливаю взгляд на сексуальной заднице Бибера. Чувствую, как внутри живота собирается тугой узел и невольно облизываю свои пересохшие губы. Мне нравится так бесстыдно рассматривать его, нравится, что он позволяет мне это, но я совсем забываю об осторожности и кажется, скоро просто сойду с ума от мысли насколько на самом деле Бибер выглядит сексуально. Да он — чертов ходячий секс, совру, если скажу, что не хочу его. Хочу и порой чертовски сильно. Правда, он никогда не узнает об этом. — Не надоело рассматривать меня? — он даже не отрывается от своего дела, а я фыркаю, хоть щеки и заливаются румянцем, — Я уверен, что с прошлого раза ничего не изменилось. — Ну, не знаю, мне кажется, твоя задница стала более плоской, — Бибер смотрит на меня через плечо своим недовольным взглядом, а я лишь пожимаю плечами и отворачиваю голову в сторону. Мне нравится то общение, которое есть у нас. Нравится, что я могу его подстебывать и быть открытой настолько, насколько считаю нужным. С ним общаться легче, чем с остальными. Он не пытается узнать все мои секреты, однако готов поддержать в любую минуту. Он не требует от меня невозможного и уважает мой выбор. Например, он все еще терпит то, что я старательно игнорирую его в университете, хоть больше и не провожу времени с элитой. Тот случай с Сильвией раз и навсегда отдалил меня от них, конечно, косвенно я все еще в их шайке, поэтому не хочу приносить лишних проблем, которые обязательно дойдут до моей матери. Слухи в этом городе расползаются чертовски быстро, кажется, еще даже до того момента, как успевают сформироваться окончательно. Вздыхаю и прислушиваюсь к реву моторов других мотоциклов, некоторые гонщики тренируется перед заездом, который состоится буквально через полчаса. В этот раз я выгляжу весьма уместно, во всяком случае, никто не смотрит на меня косо, а в черных джинсах, объемном свитере и косухе я чувствую себя более, чем комфортно. Порыв северного ветра раздувает пряди моих волос, отчего приходится приподнять руку и запустить ее в волосы, дабы они не превратились в мочалку, отчего оголяется часть спины, и я чувствую, как тонкую кожу пронизывает ледяным ветром. Неприятные мурашки пробегают по коже, и я прикрываю глаза. Вздрагиваю, когда чувствую горячие ладони на оголенных участках тела и морщусь, мне не хочется, чтобы Джастин переходил ту невидимую черту дружбы, что уже успела установиться между нами. Безусловно, я чувствую к нему некую симпатию, но, кажется, пока не готова пустить его настолько близко. Он все еще такой же чужой, каким был раньше. Разница лишь в том, что мы признались друг другу, что хотели бы познакомиться поближе, но никто не знает, что из этого выйдет. Я не хочу снова делать кого-то центром своей жизни, особенно Джастина. Ведь я не уверена, что он всегда будет рядом со мной. Мне кажется, стоит появится кому-то на его горизонте интереснее меня, как он сразу помашет мне ручкой, и, пока что, он не убедил меня в обратном. — Ты выглядишь напряженной, — говорит, притягивая меня к себе, и я позволяю себе уткнуться в его грудь и вдохнуть запах чарующего одеколона, — и кажется, немного замерзла. — Я волнуюсь, — выдыхаю, убирая его горячие ладони из-под своего свитера. Признаться, это дается мне тяжко, ведь его прикосновения такие мягкие, такие приятные и не несущие в себе боли. Я долго думала о том, как реагирует мое тело на этого парня, и поняла, что все те неприятные импульсы, которые окутывали меня, на самом деле, были вызваны моими страхами, ведь раньше за мужскими прикосновениями следовала лишь боль, но как только я убедила себя в том, что Джастин — мой друг, это прекратилось, и я смогла в полной мере ощутить, что на самом деле чувствую, находясь рядом с ним. А на самом деле я просто тону в тех приятных импульсах, что окутывают меня стоит Биберу просто появится на горизонте. — Обо мне? — лукаво спрашивает он, и я готова поклясться, что давит из себя лыбу, но не поднимаю взгляда, чтобы проверить. — Размечтался, — фыркаю и с тихим стоном разочарования отстраняюсь, пытаясь прогнать то наваждение, которое медленно захватывает меня в свой плен, — я все еще не поговорила с мамой, — смыкаю губы в тонкую линию и заглядываю в его глаза, они кажутся такими светлыми на солнце, — она сутками пропадает на работе, и теперь это по-настоящему беспокоит меня. — он задумывается, отводя взгляд куда-то в сторону, и я вновь засматриваюсь на него. Такой высокий, стоит передо мной так непринужденно, засунув руки в карманы своих штанов, так нелепо прикусывает свою нижнюю губу и забавно морщится от лучей солнышка, что попадают ему на глаза, но даже сейчас он кажется мне красивым. Разве можно быть равнодушной к такому, как он? Я обману себя, если скажу, что да. Но просто не могу позволить себе влюбиться в него окончательно. — Может, клиника переживает какие-то очень важные изменения? — На протяжении двух недель?! — резко вскрикиваю, от чего Бибер смущается. Кажется, он решил, что я выставила его слова несусветной глупостью, однако это совсем не то, что я имела в виду, — Извини, — осекаюсь и делаю глоток из банки, — просто я не думаю, что реформы могут длиться настолько долго, — он пожимает плечами, кажется моя глупая выходка задела его, но я лишь закатываю глаза. Не мои проблемы, что он обижается на всякую чепуху. Можно мне, пожалуйста, того брутального Бибера, про которого все трындят вокруг? Со мной он правда становится мягче, и я не уверена, что мне нравится это. — Я пойду, хочу сделать несколько пробных заездов, — разворачивается и хочет уйти, однако я хватаю его за локоть, стараясь развернуть его к себе. Мне не хочется, чтобы он уходил вот так. Подхожу к нему ближе, пока он наблюдает за мной, касаюсь ладонью его щеки и ощущаю под пальцами колючую двухдневную щетину, мягко улыбаюсь, а затем привстаю на носочки, дабы поцеловать его. Мои губы касаются кожи его щеки, и этого уже достаточно, чтобы бабочки запорхали в животе, достаточно, чтобы хотеть большего и достаточно, чтобы Бибер уже сам притянул меня к себе и прикрыл глаза от удовольствия. Отстраняюсь и касаюсь щеки кончиком носа, чувствую его рваное дыхание на своей коже, и мне кажется, что я вот-вот утону в нем. Каких усилий мне стоит не прикасаться к его таким манящим алым губам. — Будь осторожен, Джастин, — шепчу, а он усмехается. Наверное, чувствует, как я реагирую на его близость, однако он тоже еле сдерживает себя, чего только стоят его вечно прикрытые глаза. Допиваю энергетик и направляюсь к урне, чтобы выкинуть банку, замечая собирающихся ребят Джастина. Не долго думаю и решаю, что мне все-таки стоит подойти к ним, надеюсь, они уже не сердятся на меня за тот инцидент, который произошёл чуть больше недели назад. — Привет, — стараюсь выглядеть дружелюбно и машу рукой, подходя ближе к ним. Они прерывают беседу и внимательно смотрят в мою сторону, а после Несса заключает меня в свои объятья и пищит от того, что рада видеть меня здесь снова. — Вы помирились с Бибером? — фыркает Джонатан, пытаясь надеть свой шлем. — Мы и не ругались с ним, — пожимаю плечами, это вовсе не касается парня, все, что происходит между мной и Бибером, между нами же и останется. Он бросает на меня колкий взгляд и срывается с места, желая присоединиться к тренирующимся. — Не обращай на него внимания, — шепчет Несса, — давай я лучше чем-нибудь угощу тебя. Когда начинается гонка, толпа вокруг меня словно бы взрывается. Девушки начинают визжать, что есть мочи, и пытаются пробраться к краюшку, чтобы лучше рассмотреть гонщиков. Я смотрю на Джастина и, кажется, даже не замечаю, когда эта атмосфера пропитывает меня насквозь. Я стискиваю зубы, когда Джастин чуть не падает на повороте, и сжимаю ладони в кулаки, когда он вырывается вперёд. Мне так же хочется кричать поддерживающие слова и то, что я верю в него, но какая-то часть моего рассудка все-таки понимает, что это глупо и совершенно бесполезно. И вот финальный момент. Бибер приходит на старт на десять секунд раньше, чем Джонатан, а это значит, что он снова чертов победитель. Прикусываю нижнюю губу и наблюдаю за тем, как толпа девчонок буквально набрасывается на него, повторяя одну единственную фразу, что он их кумир. И мне тоже хочется бурно поздравить его с победой. Прихожу домой с приподнятым настроением, после гонки мы отлично провели время у Нессы дома, ребята, на самом деле, организовывают стоящие вечеринки, на которых алкоголь занимает явно не последнее, но и не первое место. Стараюсь тихо закрыть дверь, надеясь, что мама отдыхает после работы, однако уже в прихожей до меня доносятся возгласы Дэвида. Я невольно морщусь и прохожу вперёд, чтобы понять, что происходит. — Тебе вообще на меня плевать, Мер, когда мы в последний раз проводили время вместе? — рычит мужчина, и я закатываю глаза от такой актерской игры, — Посмотри в кого ты себя превратила, мне смотреть на тебя противно! — у меня перехватывает дыхание и хочется врезать ему. У него нет права так разговаривать с моей матерью. Она всегда выглядит прекрасно, насколько уставшей бы не была. — Значит так, — я слышу всхлип и невольно прохожу вперёд, замечая, как плачет мама, сидя за кухонным столом. Внутри все предательски сжимается, — либо ты что-то сделаешь с этим, либо мы расходимся! — закатываю глаза, но мама заливается крокодильими слезами, и я подбегаю к ней, крепко обнимая и гладя по голове. — Отвали, Дэвид, — бросаю в сторону мужчины и помогаю маме подняться. Она не заслуживает такого отношения. Кто угодно, но только не моя мама. Провожу ее в спальню и буквально умоляю не обращать внимание на слова этого подонка. Говорю, что все будет хорошо, и что мы со всем справимся вместе. Вытираю слезы с ее лица и заплетаю растрепанные волосы в косу, прежде чем укладываю ее в кровать. Она долго сопротивляется, пытаясь мне обьяснить, что она виновата, что забыла о ее женских обязанностях и полностью утонула в работе, но мне совершенно не хочется слушать ее истерические вопли, очень больно видеть ее такой, но после все-таки засыпает. Пытаюсь приструнить свои эмоции, но, собрав всю волю в кулак, направляюсь на кухню, дабы высказать ее бойфренду все, что думаю. Застаю его жующим приготовленную мной курицу и выставляю прямо перед ним руку, облокачиваясь об стол. — У тебя нет никакого права так разговаривать с ней, — выгибает бровь и поднимает на меня взгляд, — ты палец об палец в этом доме не ударил, тебя холят и лелеют, словно не видя, какое ты ничтожество. Да, ты даже сам никогда не платишь за свои развлечения! Поэтому у тебя нет такого права, как раскрывать свой поганый рот в сторону моей матери! — катились бы к черту мои эмоции, но, мне кажется, своим взглядом я уже давно метала молнии. — Это кто тут у нас затявкал, — он откладывает вилку и скрещивает ладони под подбородком, я чувствую, как былой энтузиазм покидает меня, уступая место страху, который скребется в недрах моей души, — может быть, но мне хочется, чтобы меня ублажали и чтобы рядом была достойная женщина, а твоя мать превратила себя в половую тряпку! — прикрикивает он, и я больше не могу контролировать ту злобу, которая комом застряла в горле. — Да как ты смеешь! — мне хочется ударить его, я даже замахиваюсь, однако мужчина резко подрывается со своего места и перехватывает мои руки. Встречаюсь взглядом с ним и понимаю, что своими действиями не просто перегнула палку, а сломала ее пополам. В его потемневших глазах бегают чертята, и я проклинаю чувство беспомощности, которое медленно захватывает мое тело в свой плен. Кожа в местах его прикосновений зудит, и я невольно жмурюсь, пока он подталкивает меня к кухонной столешнице. — Захотела поиграть в героя? — хрипит он, мягко перебирая мои пальцы своими, — Кажется, уже забыла, что бывает, когда мне перечить? — наблюдаю за его движениями и вздрагиваю, когда его два пальца обвивают мой безымянный, — Ну так, я напомню, — хруст, и я вижу, что теперь мой палец вывихнут, однако практически не чувствую ту боль, которую должна. Лишь прикусываю губу и смотрю прямо в глаза этому человеку. В уголках глаз невольно скапливаются слезы, почему? Почему он так просто может заткнуть меня силой? Разве это справедливо? — так-то лучше, а будешь и дальше лезть не в свои дела, вспомнишь начало октября, — злобно ухмыляется и отпускает меня, пока я пытаюсь подавить тот шквал эмоций, который обрушивается на меня, как манна небесная. Мужчина хватает свою куртку и уходит из дома, демонстративно хлопая дверью, а я смотрю на свой вывихнутый палец и все ещё пытаюсь понять, что произошло. Глотаю собственные слезы и вправляю сустав на место, подбегая к раковине и включая холодную воду, чтобы поддержать под ней ладонь, дабы мой палец не распух к чертовой матери. Безусловно, я сама виновата, нужно было просто не вмешиваться, но как же справедливость? Разве ему должно быть все дозволено, если он имеет немного больше силы? Правой рукой пытаюсь вытереть слезы и не подпускаю к себе те воспоминания, которые всплывают в голове. Совру, если скажу, что его угроза не напугала меня. Напугала, очень, ведь в те дни я считала чудом, что все ещё могу просыпаться по утрам. Не знаю, почему он вдруг отступил и перестал издеваться надо мной, но повторения я явно не хочу. Встряхиваю головой и громко сглатываю, опуская куда-то внутрь все то, что так давит меня. Я вновь запираю это внутри, совершенно не задумываясь о последствиях. Кажется, я зря рассчитывала на то, что смогу справиться с этим, преодолеть, показать свой характер. Я ведь на самом деле жалкая, и мне очень страшно, что кто-то вновь посмеет причинить мне боль, я ведь почти поверила в то, что выбралась из этого дерьма. Открываю глаза, когда мама резко вздрагивает и начинает плакать во сне, я всего лишь прилегла к ней на несколько минут, а кажется сама отправилась в царство Морфея. Подвигаюсь к маме ближе и сцепляю наши ладони, приговаривая, что все будет хорошо. Она мычит, хватается за меня, словно кто-то хочет отобрать у неё что-то. Мне становится не по себе, я никогда не видела ее в таком подавленном состоянии. Она всегда излучала уверенность в себе, а вместе с тем ледяное спокойствие. Черт побери, мама ведь хирург, они всегда очень стойкий и чёткие, и всю свою жизнь ее образ соответствовал этому на сто процентов, однако я даже ума не приложу, что же могло довести ее до такого разбитого состояния. Прижимаюсь к ней сильнее и крепко обнимаю, я так виновата перед ней. Виновата, что скрываю истинную личность ее бойфренда, виновата в том, что не показываю свою любовь к ней. Ведь мама — единственный человек в этом мире, который не делал мне больно. Однако где-то внутри меня засело то губительное чувство обиды на неё за то, что она оставила отца. Ведь может, если бы их брак не разрушился, мне бы не пришлось жить в том кошмаре, который окружал меня большую часть моей жизни. Поджимаю губы, чтобы не расплакаться от накативших эмоций, и наблюдаю за тем, как мама медленно открывает глаза. Она смотрит на меня так мягко, но при этом я вижу ту боль, которая пробирается из недр ее души. — Я сделаю твой чай, — с этими словами сползаю с кровати, у меня нет сил смотреть на неё в таком состоянии. Все, что я хочу, чтобы мама была счастлива, но разве возможно это, пока рядом с ней живет такое чудовище? Завариваю ее любимый чай с чабрецом и возвращаюсь в спальню, мама сидит на кровати и смотрит своими стеклянными глазами куда-то в стену, и меня по-настоящему пугает отсутствие эмоций в ее глазах. Хоть она и стойкая, сильная женщина, у неё во взгляде всегда отпечатывалась та радуга, что всегда была внутри у неё. Она принимает горячую кружку из моих рук и осторожно делает маленький глоток, прикрывая глаза, из которых начинают капать слезы. Присаживаюсь рядом с ней и не решаюсь ничего сказать, чувствую себя беспомощным маленьким ребёнком. Боже мой, мама, что с тобой? Но вопрос так и не слетает с моего языка. — Он может забрать у меня клинику, — хрипло шепчет мама, и я распахиваю глаза. Клиника — ее главное детище, она строила ее буквально по кирпичику ещё тогда, когда мы всей семьей жили здесь, когда мы все были счастливы, — этот гребаный недомерок, выкупивший долю Адриана. Он распускает весь персонал, который я подбирала годами, беря на работу каких-то неотесанных ординаторов, твердя, что за ними будущее, а они даже апендикс вырезать не могут. И этот подонок смеет мне угрожать, что вышвырнет меня из моей же клиники на улицу! Я не могу потерять это, черт возьми, не могу! — всхлипывает и прикрывает лицо ладонями, предварительно отставив кружку с чаем. Невольно дергаюсь, потому как на моей телефон начинают приходить сообщения одно за одним, однако это совсем неважно. — Разве у вас не было равной доли управления с Адрианом? Вы же вместе таким трудом воздвигали эту клинику, почему он ушёл? — Потому что он решил, что держать маленькую клинику в каком-то захолустье неперспективно! Почти тринадцать лет наших стараний он выкинул в мусорку, даже не позаботившись в выборе претендента на покупку. Лишь бы свалить побыстрее. — она сглатывает, — Тяжело осознавать, что мне просто вонзили нож в спину. Я стараюсь работать, чтобы этот недомерок не смог найти изъян в моей работе. Стараюсь, как могу, да и работа всех хирургов сейчас держится исключительно на мне и Стюарте, не будет нас, люди просто начнут погибать от рук этих ординаторов. — Это ведь несправедливо, ты жертвующей собой ради других. — Я не могу потерять то, на что потратила большую часть своей жизни. В этой клинике, в этом городе вся моя душа. И нет, Адриан обладал большей властью, — усмехается, — 51/49, кто бы мог подумать, что это все так обернётся для меня. Мама не обсуждает со мной Дэвида, наверное, не хочет, чтобы я излишне беспокоилась, так как просто отмахивается от меня, говоря, что приведет себя в порядок и устроит с мужчиной день-свидания. От этих мыслей у меня сжимается сердце, однако я лишь смыкаю губы. Возможно, ей так легче, может, это человек какое никакое, но маленькое счастье в ее монотонной жизни. Мама пьет чай и рассказывает мне истории некоторых своих пациентов, а я смотрю на нее и не могу поверить, что ей всего лишь хватило поплакать, дабы придти в норму. Но я все равно знаю, что где-то глупо внутри ей дико больно из-за происходящего. Резко хватаю ее ладони и смотрю прямо в глаза, кажется она немного смущается от такого жеста. — Не переживай больше, мам, все будет хорошо, — я уверена, что у каждого есть свои скелеты в шкафу, и я разузнаю какие именно у этого мальчишки. Мама поджимает губы и неуверенно кивает, а после закатывает глаза, ведь мне на телефон вновь приходит сообщение. — Почему ты не отвечаешь? — Я думаю, это Джастин, поэтому смогу ответить позже, — я замечаю смятение на ее лице и чувствую, как сильнее она сжимает мои руки, — он мой приятель, учится вместе со мной. — мнусь, и решаю, что мне следует уточнить, тем более мне давно хотелось поговорить с ней об этом, ведь я не могу вечно прятаться. — Джастин Бибер, — мама тут же распахивает глаза, и меня пугает ее реакция, отчего я смыкаю челюсти и внимательно смотрю на нее. Кажется, буря пробирается из недр ее сознания. — Ты не можешь с ним общаться, — убираю от нее свои руки и чувствую, как обида заполняет меня, я никак не ожидала такой реакции. Я надеялась, что она поймет и поддержит меня. — Почему? — сдавленно шепчу, но понимаю, что мама вновь зарывается в свой ледяной кокон, от меня подальше.  — Я не обязана тебе ничего объяснять, ты просто сделаешь это, и все, — эта отвратная сталь в ее голосе, и я пытаюсь сдержать непрошенные слезы, сдавленно кивая. Тянусь за телефон и встаю с кровати, желая просто убраться от сюда, но когда я практически касаюсь ладонью ручки двери, мама вновь открывает рот, — и если об этом не позаботишься ты, Джи, будь уверена, что об этом позабочусь я, — сдавленно выдыхаю и выхожу из ее команаты, негромко хлопнув дверью. Прижимаюсь к стене и прикрываю рот рукой, чтобы подавить жалостные всхлипы. Я ничего не могу сделать, мне хотелось растормошить ее за плечи, выбить причину такой реакции, но это было бы просто бесполезно, ведь я знаю, что мама была бы непреклонной. Чувствую, как нить безысходности просто связывает мне руки.