Flashback.
Добираюсь до дома на автопилоте, не смотрю по сторонам, взгляд буквально направлен в пустоту. Щеки все ещё влажные от слез. Я не могу поверить, не могу поверить в то, что уже случилось. Это словно бы растоптало меня. Захожу домой и кое-как прохожу на кухню лишь бы сделать глоток воды. Внутри что-то тянет, ноет, хочет вырваться наружу, а я лишь рвано дышу, практически не моргая даже. Наверное, выгляжу, как человек, которому сообщили о неожиданной смерти близкого. Ровно так же раздавлено я себя и чувствую. Неожиданно на кухню заходит мама, и я так болезненно смотрю на неё. Она была там. На месте преступления и была в суде. Она знает правду и все равно запрещает мне общаться с Джастином, но он же. Он совершенно ни в чем не виноват. У парня просто не было выбора. И, честно, даже не знаю хорошо это или плохо. — Может, ты все-таки расскажешь за что так ненавидишь Джастина? — сорванный голос хрипит, и мама настороженно на меня смотрит, — Хотя, хочешь я расскажу? — усмехаюсь и не понимаю тот поток эмоций, который уносит меня за собой. — Тебе обидно, ты не простила себя за то, что ошиблась, — охает, — но ведь Джастин здесь совершенно не причём, это его отец, — чувствую, как вновь слезы скатываются по щекам, поджимаю губы и смотрю на пронизывающий взгляд мамы, — ты верила, что он сможет выздороветь. Обнадежила его семью, пустила в клинику, а он перестрелял там всех к чертовой матери, — смеюсь. Мое состояние на грани истерики. Я пытаюсь осознать. И где-то в недрах скребется боль о том, что Джастину не мало досталось в этой жизни. Отец издевался над ними — это были первые признаки его сумасшествия. Но никто не поверил, когда ребята обратились за помощью. Никто, кроме моей мамы. Она — единственный человек, который помогал им долгое время. Помогала всем, чем могла. Какую-то крупинку своей души посвятила этой семье. И я хорошо понимаю ее чувства, ведь все, что она сделала, буквально выбросили на помойку. Отвергли и напакостили. Кажется, ей растерзали душу, и она считает, что виновата в этом сама. Однако я презираю ее за то, что эту обиду она перенесла на семью своего пациента. Человек, знающий картину изнутри, не должен был присоединиться к стаду ублюдков, ненавидящих их. А она это сделала. И на этот счёт у меня нет оправданий. — Этот мальчишка заверил меня в том, что его отец идёт на поправку, и я под свою ответственность, уговаривая всю администрацию клиники, разместила его там, в лучшей палате, — она вздыхает и садится за стол, жестом показывая, чтобы я села напротив. Всхлипываю и отодвигаю стул, садясь прямо напротив неё. Она выглядит спокойной, однако подергивающиеся уголки ее губ выдают ее с потрохами. — Но он же не знал, что его отцу окончательно снесет крышу. Если бы ты сама не была уверена, что этот человек стабильный, не подпустила бы к клинике на пушечный выстрел. — усмехается. — Может и так, но ведь всегда проще винить кого-то другого, — пожимает плечами, и я чувствую, как злость разливается по телу. — И ты поддерживаешь тех, кто травит их семью, хотя знаешь, что они пережили? — кивает, и я уже не сдерживаю злобы. — Я не знаю, как ты узнала, но я не могу никого ни винить! — вскрикивает и чуть привстает с места, — Моя жизнь разделилась на до и после из-за этой семьи! Меня лишили места в совете, единогласным голосованием, потому что я, видите ли, способствовала этому массовому убийству. Адриан на фоне всех скандалов забрал себе большую часть собственности. На меня смотрели косо, так и ещё и этот мальчишка, который прикончил своего родного отца! Думаешь, он не способен кого-то убить, уверена, что способен. А я пожалела его и сказала, что вреда он никому не принесёт. Его даже на суде оправдали, и за это меня ненавидели, ведь считают Джастина — убийцей! Ты не представляешь, чего мне стоило отмыться от этого! — она плачет, и я понимаю, что это было для неё адом, однако я не могу позволить ей считать Джастина — убийцей. Ведь, если бы у меня была возможность убить моего отца, который после развода с матерью измывался надо мной, как мог, я бы убила. — За то, что спас свою семью от сумасшедшего, он будет расплачиваться всю свою жизнь, — шепчу, — а он всего-то оказался сильнее любого, кто бы оказался на его месте. Ты должна признать свою вину, ты проморгала прогрессирующую болезнь. — встаю, пытаясь вытереть слезы. — Я не могла, он убедил меня, что с его отцом все в порядке, — плачет, а я останавливаюсь в двери. Чувствуя всю ее боль, однако я всегда считала, что мама — человек, всегда несущий ответственность за свои действия, но, видимо, из-за ненависти к отцу я все это время смотрела на неё через розовые очки. Она такая же лицемерная, как и все вокруг. Она элементарно не замечает того, что творит ее ухажёр. Качаю головой и громко вздыхаю. — Я все равно буду общаться с Джастином, и ты ничего не сможешь с этим поделать.End flashback.
Перед глазами всплывают ужасные картинки, которые я увидела в газете. Зрелище было отвратительным, и я не знаю, как спокойно спят те люди, которые видели это воочию. Меня передергивает только от одной мысли, что трупы буквально лежали друг на друге. И я даже не знаю, что хуже. Отец, издевающийся над тобой, потому что он болен, и это подпитывает его, или же отец, издевающийся над тобой ради эстетического удовольствия. Кожа покрывается мурашками, и я невольно вздрагиваю, когда дверь пассажирского сидения открывается. Блондин по-хозяйски поднимает камеру и усаживается на кожаное сидение салона. Тупо смотрю на него, а он улыбается. Как человек, переживший такое, может улыбаться? Я ни в коем случае не жалею его, мне кажется, я даже восхищаюсь его стойкостью, ведь сама давно сломалась. Я понимаю, что факт убийства не убрать, однако на его месте, имея возможность, я бы поступила так же. Я бы пожертвовала всем ради своей семьи, как это сделал он. — Что-то мне подсказывает, что в последнее время ты избегаешь меня, — пожимает плечами и усмехается, - так ли это? — продолжаю смотреть на него; нигде не написано, как именно отец издевался над ними, но я не думаю, что это было что-то щадящее. Невольно подмечаю несколько шрамов на кисти руки, и мне кажется, что это дело рук его отца. Ох, Джастин. Что творится в твоей душе? Облизываю губы и перевожу взгляд на лобовое стекло. Я не могу ему сказать что-либо, я не знаю точного ответа. Избегала ли я его? Определённо. Хочу ли я избегать его дальше? Нет. Хочу ли узнать его ещё ближе? Да. Черт. Я замечаю, как объект, которого я так ждала, уже сел в свою машину и тронулся с места. — Пристегнись, — бросаю в сторону парня и поворачиваю ключ в зажигании. Минут пятнадцать точно мы едем молча. Меня поражает его стойкость, он не задаёт ни одного вопроса, хотя видит, что я преследую конкретную цель. Просто сидит рядом и смотрит вперёд, словно ни задавал никакого вопроса и словно он прекрасно понимает, что я творю. Я еду довольно медленно, следуя за машиной нового маминого «босса». Моя задница подсказывает, что я что-то да откапаю, в конце концов, не зря же я пожертвовала целый день на этого отморозка. Неожиданно в ряд перестраивается мазда, и мне приходиться пропустить, дабы не создать аварийную ситуацию. Выругиваюсь себе под нос и чувствую, как Джастин усмехается. Мне правда неловко, я чувствую, как некая робость охватила мое тело, и неосознанно начинаю сжимать руль намного сильнее, чем обычно. Так ведут себя девушки, только что получившие права. И я уверена, Бибер потом будет стебаться над моей манерой вождения. Понимаю, что проворонила нужную машину и начинаю озираться по сторонам. — Направо, — проговаривает блондин, и я поворачиваю голову в его сторону, — машина, за которой ты следуешь, повернула направо. — Спасибо. — И я конечно все понимаю, но даже моя бабушка ездит быстрее, чем ты. Прошу заметить, ей восемьдесят, — я закатываю глаза. — Отстань, Бибер, ты вообще тут незваный гость, — не знаю, зачем пререкаюсь с ним, но так мне значительно легче. На самом деле, в глубине души, я до чёртиков рада, что не одна сейчас. — А ты в курсе, что следить за людьми незаконно, детка? — чувствую, как краснею до кончиков ушей, и нервно усмехаюсь. — Я потом все тебе объясню. Мы останавливаемся возле красного дома и наблюдаем за тем, как объект входит внутрь. Благо на соседнем доме есть пожарная лестница и можно карабкаться по ней, заглядывая в чужие окна. Знаю, что это некрасиво, но у меня просто нет другого выбора. Этот ублюдок приехал вовсе не по адресу, где каждый день его ждут жена и двое маленьких детей. Хватаю фотоаппарат и выползаю из машины, уверенно направляясь к лестнице. Светловолосый следует за мной. Мне определённо не хочется, чтобы из-за меня он попадал в передрягу, но, честно, не могу отказаться от факта его присутствия. Не знаю, каким образом он нашёл меня, однако я очень благодарна ему за это. Именно такой поддержки мне давно не хватало. Он просто рядом, и я безгранично ценю это. — Ты же не хочешь лезть наверх, Дэвидсон? — волнительно спрашивает он, оглядывая пошатывающую конструкцию. — Именно это я и собираюсь делать, но если ты — трусишка, Бибер, можешь подождать меня здесь. — вешаю фотоаппарат на шею, а он фыркает. — Еще чего, я полезу первый, и только после меня, ты, — проходит вперёд и действительно начинает карабкаться вверх, я следую за ним. Парень периодически подаёт мне руку и просит, чтобы я была осторожной. Я заглядываю в каждое окно и подмечаю много чего неприличного, однако наконец мы добираемся до нужного места и по желанию вселенной это оказывается самым, мать его, хилым местом. Джастин отнимает у меня фотоаппарат, говорит, что все сделает сам, а меня отправляет вниз, потому как не уверен, что ещё долго лестница выдержит нас обоих. Я честно не знаю, зачем он все это делает, но когда он спускается с потрясающими снимками этого кретина и его любовницы, я готова визжать от радости и крепко обнимаю его, касаясь губами щёк. Парень обнимает меня в ответ, и я чувствую, как по коже пробегают мурашки, когда наши кончики носов касаются друг друга. Рвано выдыхаю и заставляю себя отстраниться. — Ну что же, Дэвидсон, объяснишь?