Котёнок

Не скрою, сначала я был в какой-то прострации: ничего не понимал, механически переставлял ноги, ничего не видел и не слышал. Даже когда Жека в лицах рассказал и показал, что было с Демиденко, когда он понял, что все вещи у него в моче. Я его не слушал, теперь в моей голове поселилась одна мысль: «Где взять денег?». По дороге домой меня нагнала знакомая машина, и, как ни странно, с водительской стороны стекло опустилось, и знакомая морда крикнула мне: — Завтра, пацан! И тут же газанул, я лишь успел заметить надпись на дверце: «Мажор — пидар». Ну да, отвёрткой сделали. Дома никого не было, что, в принципе, неудивительно, но сейчас мне было не до этого. Я сбросил рюкзак в прихожей, прошёл в свою комнату, сел на кровать и тупо уставился в стену. Все способы заработка были слишком фантастичны, и я быстро их отбрасывал. Заначка и так была пуста. Продать дома было абсолютно нечего на такую сумму, даже наш старый зомбоящик вряд ли возьмут в ломбард. А если возьмут? Тыща-полторы и мой телефон пятихатка, в лучшем случае — две получится в общем счёте. Не, не вариант. Я стал продумывать планы побега, но бежать некуда, единственная наша родственница — это какая-то двоюродная тётка матери, и то она живёт где-то под Оренбургом. Да и не виделась мама с ней лет семь, наверное. Взять в долг реально не у кого. Жека, конечно, друг, но у него столько нет, да и родаки ему столько не дадут. А если ещё и узнают, что мне надо, тем более. Заработать за полдня столько нереально — от слова совсем и никак. Ограбить некого, да и не гопник я. Бля, ну что делать? Мысли ходили ходуном, но ни одна не была правильной. Я тупо глядел в стену, как раз туда, где у розетки отклеились обои. Пришла мать, что-то стала говорить про работу, про то, что денег не хватает, про отца, который во дворе опять бухает с дядей Наилем, ещё про что-то, но я не слушал. Я скинул многострадальные кроссы и прямо в одежде завалился на кровать, тупо разглядывал потолок с облупившейся штукатуркой, и старался не думать, ЧТО будет дальше. Не знаю, сколько я так пролежал, полчаса или пять, но вдруг затренькала моя NOKIA. Ясно Жека звонит. — Алло, — говорить неохота, вообще ничего неохота, но Жека ведь. — Слышь, Костян, ты как вообще? — Норм, братиш, норм, — бля, надо отключиться. — Я просто, это, хотел сказать… — Да дам я тебе списать, всё, что хочешь, дам. — Да не, я не про это, хотя спасибо, канеш. Я вот про что: ты не против если я ту цитату, ну, которую тебе вчера этот чел в танках написал, себе на стену запостю? — Чё? Какую цитату? Ты чё, Жек? — Ну, эту: «Бороться с очень сильным противником, не имея шансов на победу, но не сдаться, а продолжать сражаться есть Великое Мужество!». — Да делай чё хочешь, Жек. Всё, давай до завтра, — и я отключился. Ну, надо же: «Не имея шансов на победу, но не сдаться». Кое-как встав, я потащился на кухню, нашёл там полкастрюли гречки и молока на стакан, не жуя особо, проглотил, вернулся в комнату, разделся, попробовал сделать домашку, но особо не получалось. Как вдруг я улыбнулся случайно пришедшей мысли. Я, наверное, псих, но это реально был выход. Вот бывает на задачу миллион решений и все такие сложные, мудрёные, а самый простой ответ, как правило, и есть самый верный. Засыпая, я уже знал, что буду делать завтра. Завтра. Не знаю, что испытывают люди, когда идут на эшафот, да и не знаю, что такое эшафот, но поджилки-то у меня тряслись, и очко, конечно, сжималось, вот на самом деле, жим-жим. Но я ж, бля, упёртый. Решив, что перед смертью не надышишься, я прямо после первого урока пошёл искать Вознесенского. Он, как это не удивительно, ошивался рядом с кабинетом директора у окна на втором этаже, в компании двух довольно крепких пацанов, наверное, одноклассники, и трёх размалёванных девчонок. Подхожу я и встаю прям напротив него. Ноль реакции, вообще меня не замечают. — Гхм, — прокашливаюсь. Нехотя так повернулись, смотрят оценочно так, как будто кильку на развес в магазине покупают. Хотя такие, наверное, не ходят сами за килькой, да и вряд ли её едят. Бля, что за мысли посещают мою тупую голову в самый опасный момент моего существования? — Чего-то хотел? — спрашивает крепкий светлый пацан с кривым носом, боксёр, наверное, вон руки какие здоровые. — Это ко мне, Ворона, — говорит Вознесенский. — Принёс? — это уже мне адресовано. — Можем поговорить? Один на один? — красивые брови встают домиком. — Ну, пошли, раз стесняешься. Я проглатываю подколку, и мы идём к лестнице. — Ну так что? Где бабки? — Нет бабок! Нет и не будет! — как будто камень с шеи скинул, говорю я. — И чё мне теперь с тобой делать? — Могу отработать, а можешь отпиздить меня один или с друзьями! Выбирай, — а у меня уже не только поджилки трясутся. Да, по роже я получал в своей короткой жизни очень часто, но я же не мазохист. Да и он, наверное, отпиздит так, что кровью ссать придётся, или и того хуже в больничку попаду. — Отработаешь, говоришь? — его глаза сверлят меня, точнее, прям сканируют от макушки до пяток, а мне страшно, но я всё равно в них смотрю, взгляд не опускаю. Пытаюсь понять в его васильковых озёрах, жить мне или… — Пошли за мной! — коротко бросает он, и я уже мчусь за ним. На стоянке уже знакомая Ауди, за рулём вчерашний тип — охранник. Только я не понял, он что, весь день Вознесенского в машине ждёт? Охренеть работа! — Сергеич, выйди! А ты назад залезай! — коротко бросает мажор. Охранник, больше похожий габаритами на шкаф-купе, вылез, а я устроился на заднем сидении. Голубые глаза впились в меня каким-то странным взглядом так, что мне стало ни хэ не удобно, но наконец он начал: — Значит, смотри сюда: денег ты говоришь нет, но сам предложил отработать, а что можешь? — Ну, — начинаю перечислять, — убираться там в доме, грузилой быть, ну, машину мыть, ну, много чего. — Мне всё это не нужно! — А что нужно? — Минет! — Чё-ёё! — я аж подпрыгнул. — Ну, а что? Будешь сосать у меня периодически! Будешь стараться, через неделю прощу долг, нет — через месяц! Не знаю, что сказать, я весь красный, просто чувствую, прям колотит всего, руки сами сжимаются в кулаки. — Соглашайся! Хорошее предложение! Я кидаюсь на него, стараясь, попасть в нос и одновременно задушить, но он ловко скручивает меня. Сильный всё-таки гад. И тут ужас, он лапать меня начинает, трётся прям об меня. — Давай, котёнок, тебе понравится! Я обещаю! — и голос такой хриплый стал, а сам улыбается, сука. Кое-как я выворачиваюсь, и как бешеный ищу кнопку открывания дверей. Нахожу. Щёлк. Вываливаюсь из салона прямо на асфальт. — Псих! Псих озабоченный! Пидор! Гандон! — я уже не соображаю, что кричу, и бегом отправляюсь в школу. Охранник смотрит на меня с недоумением, но мне плевать. Весь оставшийся учебный день я просидел в классах и не выходил даже на перемены, а если учителя выгоняли стоял прям у запертой двери. Мне вдруг стало казаться, что ещё немного, и меня схватят и тогда всё. После уроков я долго уговаривал Жеку пойти со мной. Он, конечно, сильно удивился. Я же, бля, страха-то не знаю, да и он живёт от школы в двух шагах, считай, а мне идти минут пятнадцать. В итоге, после долгого диспута, Жека дал мне мелочь на проезд и посадил на маршрутку. Ехать мне было всего две остановки, но за это время все восемь человек, что вошли в автобус, показались мне людьми, которых подослал Вознесенский, чтобы похитить меня. Вот так вот и становятся шизофрениками. Дома первое, что я сделал, это закрыл входную дверь на все замки, что на ней были. На все два! Отец и мать о чём-то упорно спорили, и, глянув в зал, я понял, что дело в телевизоре, который был наполовину разобран, а рядом валялись какие-то детали, инструменты, а на столе бутылка и какая-то закуска. Да, у родаков проблемы поважней моих. Я убрался к себе и попытался сосредоточиться на уроках, потом пришёл дядя Наиль. Я уже почти перестал беспокоиться и, кажется, задремал, как вдруг из кухни: — Ты чё, сука, оборзела? — и звон стекла. — Урод конченный! — кажется пощёчина. Бросаю всё, бегу туда, смотрю: у отца рожа красная, глаза тоже, из ноздрей, кажется, дым сейчас повалит, стоит напротив матери в руке нож, мать вся нервная, дёрганная, волосы растрёпанные. Подбегаю, хватаю отца за руки, пытаюсь отобрать нож. Никак. Он иногда, когда бухой, сильный как бык. — Уйди! — кричит он мне и отталкивает. Я держу его и тут раз… Он выхватывает свою левую и бьёт меня по лицу и одновременно толкает. Я не удерживаюсь и падаю прям на мать, по пути сбивая всё на столе. «Где они столько бухла взяли?» — приходит неуместная мысль. Всё летит на меня и мать, бутылки бьются. Я врезаюсь пальцами в осколки, тут же ранюсь. — Нуу, с-сукаа! — орёт отец, и в этот момент в дверь очень громко стучат, а потом она отворяется, и в коридоре появляются наш участковый капитан Селивёрстов, какая-то баба тоже в форме с майорскими погонами. Я её вроде видел — она из ИПДН. И какой-то мужик в костюме. Ну, и мы с мамкой на полу. Я в крови и в водке, а над нами отец с ножом: всё, тушите свет — картина маслом.