Котёнок

Столовая у них была, как, наверное, и всё в этом доме — шикарная. Не, я серьёзно, я вот по телеку видел, как в фильмах там исторических всякие богатеи в столовых ели — в книжках про это читал. Ну, у нас, наверное, такое тоже есть, но одно дело, когда это по телеку, и совсем другое, когда вот сам сидишь в такой. Зал большой и светлый. Ну, правильно, окна-то вон какие. Люстра вон огромная висит, и главное стол — длинный-предлинный и цельный, не раздвижной какой-нибудь, и никак у нас дома — из ДСП. Массивный такой стол, и стулья такие резные и спинки высокие — прям не столовая, а антикварный салон. Женщина в униформе как раз вышла, когда мы зашли. Накрыто было как раз,на двоих. «Ну что ж, попробуем то, чем буржуи питаются!» — да, если честно, я проголодался довольно сильно, всё-таки одной пустой гречкой сыт не будешь. Завтрак на удивление был простой, сам не знаю, почему я решил, что будут какие-то фуа-гра или фондю — стереотипы. На столе было две порции овсянки, бутеры с ветчиной и сыром, тарелка с фруктами, стаканчики с йогуртом, творог в небольших мисках и чайник с чашками, от которого шёл просто непередаваемый аромат. Завтрак мы прикончили довольно быстро. В принципе, что скрывать, ел я жадно и приличия совсем не соблюдал?! Бывает у меня такое, ну правда, меня особо-то и не учили, как оно должно быть. Не, я, конечно, не пердел за столом и не сморкался, но, если б тут лежало ложек и вилок штук по десять, я б точно плюнул на всё и ел самой удобной. Мажорчик посматривал на меня и давил лыбу, но мне было не до него. Выдув чашку чаю залпом и обжёгшись, я всё равно потянулся за второй. Потом почувствовал, что наелся, взял свою тарелку и скинул туда чашку, ложки и встал, собираясь добраться до кухни. Только вот, где она у них? — Ты далеко собрался? — Ну, посуду помыть. А то потом овсянку не отдерёшь. Хотя у вас, наверное, горячая вода всегда есть… — Котёнок, ну ты просто чудо! — мажорчик просто расцвёл и скалился во все тридцать две жемчужины. — А чё такого-то? — Прямо хозяюшка! — Но они ж грязные! — я помахал тарелками, а Вознесенский-младший достал айфон, посмотрел на него так задумчиво, а потом говорит: — Ладно, котёнок, я побежал. Там в комнате я тебе мазь оставлю. Она специальная — от синяков и ран. Китайская, очень хорошая, смажь синяки свои, ладно. — Стой! — встрепенулся я. — А как же ответы на мои вопросы? — Тебе всё объяснят. — Когда? — Очень скоро, — раздался голос за спиной. Тот самый тип прилизанный в костюме и круглых очках. Сейчас я разглядел его получше: ещё не старый, лет сорока — сорока пяти, высокий, плотный, волосы зачёсаны один к одному, наверное, геля уходит много, глаза сквозь очки казались совсем маленькими, но их выражение, да и всего лица, какое-то непонятное. Невыразительное, совсем как маска, или физиономия робота, ни одной эмоции. Ни удивления, ни интереса. Он смотрел на меня так, как будто меня тут вообще нет. И голос с металлическими нотками. — Георгий, я уехал, присмотри тут, — как-то тихо попросил мажорчик. Значит этого дворецкого Георгий зовут. Ладно, запомним. — Не волнуйтесь, Андрей Александрович, — и тут снова посмотрел на меня. — Пойдёмте! Оставив посуду на столе, мы вышли в холл. Я догадывался, куда он меня вёл, но не мешало бы, конечно, спросить, но я почему-то боялся. Не знаю почему. Какие-то биоволны, что ли, шли от этого дворецкого, просто неприятно было. Мы дотопали до второго этажа, и тут он открыл массивную дверь со здоровой такой ручкой и сказал: — Доставлен. И втолкнул меня внутрь. В довольно большой комнате, за немаленьким таким столом сидел мужчина и что-то писал. На вид лет сорок, может чуть старше: светлые волосы волнистые, красиво причёсаны, нос с небольшой горбинкой такой, и вообще выражение лица, хищное, что ли. Смело можно было сказать, что мажорчик — вылитая копия своего отца. А ещё он был на эсэсовца похож, которых в фильмах про войну показывали, прям вот вылитый, только чёрной униформы не хватало. Мужчина продолжал что-то писать, не обращая на меня внимания, а я разглядывал его. — Гхм, — прокашлял я. Мужчина поднял на меня взгляд, осмотрел так с головы до пят, и, по-моему, остался недоволен, а глаза-то у него не как у мажорчика: серые, металлический такой цвет. — Значит, так, — начал он. — Меня зовут Александр Александрович. Будешь ко мне обращаться только так! Мой сын — Андрей, по какой-то причине захотел, чтобы ты жил с нами. А я, — он пристально поглядел мне в глаза, — ради сына пойду на всё! Твои родители лишены опеки над тобой, твой опекун теперь — я! Мне глубоко пох на то, что ты там хочешь, что ты думаешь и так далее. Ты здесь, потому что нужен Андрею. И жить ты будешь здесь, пока ему или мне не надоест. Надеюсь, я понятно объясняю! Да что он такое несёт? Лишены опеки? Андрей хочет, чтобы я жил с ними? — Да чё вы мне втираете? — вскинулся я. — Родаки не лишены прав, я законы знаю! Какая на хрен опека? И вообще вы меня незаконно удерживаете! — Да, похоже Андрей выбрал строптивого, и зачем ему это?! — на меня он даже не посмотрел, зато нажал какую-то кнопку на столе и коротко бросил. — Георгий. Дверь тут же распахнулась, и в комнату вошёл дворецкий и замер в выжидательной позе. Прям вышколенный лакей, бля. — Георгий, молодой человек не хочет слушать старших! — Понял, — лишь кивнул тот, и уже в следующую секунду я валялся на полу на четвереньках, а этот гад накинул мне сзади ремень на горло и стал душить. Да что такое творится-то, одни садисты тут в доме, что ли? Я пытался сопротивляться, но этот здоровый лось, просто встал во весь рост и приподнял меня держа только за ремень, ну я тоже в него вцепился со всей силы, иначе всё — кранты! Воздуха стало отчаянно не хватать, глаза стали прям из орбит вылезать, вся рожа у меня покраснела, но мне не до этого было. Воздуха! Дайте глоточек! Воздуха! — Воздуха! — прохрипел я. Александр Александрович кивнул, и дворецкий чуток разжал ремень на моём горле. — Ещё хочешь поспорить? Или есть что возразить? — спросил отец мажорчика. Я яростно замотал головой, ну его, на хрен, такие споры. Он снова кивнул, и дворецкий совсем отпустил ремень, и я буквально рухнул у его ног. — Вопрос можно? — прохрипел я, потирая горло. — Ну, валяй! — Ваш, сын он это… ну, приставал ко мне. — Не, а чё? Мне жалеть, что ли этого мажорчика озабоченного? Ответом мне стал заливистый и звонкий смех, мужчина смеялся так, как будто я хороший анекдот ему рассказал или прикол вспомнил. Затем он снова пристально посмотрел на меня, подошёл и вдруг сильными пальцами схватил меня за подбородок и притянул к себе. — Мой сын вправе делать с тобой ВСЁ, что он хочет! Ты понял? ВСЁ!!! — Да, — еле пролепетал я. Какие глаза у него злые, как будто двустволку на меня направили и щас шарахнут в упор. — Будешь делать всё, что скажут, — не будет никаких проблем. А будешь упрямиться пожалеешь, а пока… Георгий проведи экскурсию и объясни распорядок. — Будет сделано, — вымолвил тот истукан и поклонился. Экскурсия началась с того, что это дворецкий вывел меня в холл, впился в меня своими невыразительными глазами и сказал: — Вопросы задавать можно в конце экскурсии, во время её проведения — нет. Отвечать на вопросы нужно чётко и коротко. За невыполнение требований наказание. Ты понял? — Какое наказание? — Плюс десять ударов! — Чего? — Двадцать. — Я ж только спросил! — Тридцать! И тут мой мозг сам пнул себя и велел языку заткнуться. Мы вышли из дома и обогнули его вокруг. День был пасмурный и холодный, но воздух после вчерашнего дождя был свеж, и пьянил, поэтому мысли мои были о воле и свободе. Такое часто бывает, когда долго сидишь где-то в четырёх стенах и не можешь выйти, а потом — раз! И глоток свежего воздуха, дышишь полной грудью, а мысленно ты уже там, где небо и облака, деревья, поля и просто простор до самого горизонта. При свете дня особняк оказался ещё больше, к тому же на огроменной территории были дом для обслуги и охраны, гараж на несколько машин и вольеры для собак. Кстати, они все оказались доберманами. Суть правил, которые мне озвучил Георгий в принципе была проста: не надо никому перечить и надо всех слушаться. В моём положении вообще всех, даже самого последнего охранника. Потом он озвучил внутренний распорядок, что-то типа: завтрак-обед-ужин во столько то, гулять только вокруг дома, с охраной и обслугой не разговаривать, без штанов по дому не ходить. Когда мы вернулись в дом, я думал, что на этом всё, однако дворецкий повёл меня в подвал. Мы спустились довольно глубоко вниз и оказались в необычном помещении, где находились какие-то странные предметы. Вон обрубок бревна, в который воткнут топор немаленький такой, вон какие-то перекладины с застёжками, вон какие-то бочки. Мозг уж очень сильно хотел спросить, но я удерживался, хотя этот подвал больше напоминал какой-то музей пыток инквизиции в средние века. — Встань сюда! Руки — вот так! — сказал очкастый направляя меня к ржавой, но прочной сетке. «Ладно, — думаю, — не страшно!». И тут он неуловимым движением приковал меня к этой самой сетке и сверху, и снизу. — Чё вы делаете? — возмутился я. — Экскурсия закончена, теперь пора наказания! — Чего? Тут он стащил с меня штаны с трусами, прям до щиколоток, и задрал олимпийку. Сердце у меня в груди ёкнуло. Что он делать собрался? — Я, я кричать буду! — Кричи, звукоизоляция тут отменная, в доме никто ничего не услышит. Да даже если и услышат. Я попробовал подёргаться — безрезультатно, конечности были прочно прикованы, а сама сетка не давала телу уйти. Потом он снова достал ремень и… Хлясь! — прозвучало в воздухе, и мою правую ягодицу обожгло огнём. Хлясь! — и эту же участь настигла левую. Не стану врать, я кричал, да меня, конечно, пороли в детстве, но то в детстве, а сейчас я уже почти взрослый, тем более пряжка у ремня была металлическая и удары её жгли задницу беспощадно. На десятом ударе я стал орать благим матом, на пятнадцатом — просить, на двадцать пятом — угрожать. Когда мой порщик закончил, я уже не слышал, был какой-то шум в ушах, а слёзы всё текли и текли. Он освободил меня, и я упал на пол. Сил даже подтянуть штаны не было, но на заднице я лежать не мог и скрючился на боку. Дворецкий убрал ремень рывком, поднял меня, подтянул мне штаны, а потом поглядел мне в лицо. Бездна! Ни лучика, ни тучки одна большая пропасть! — вот что было в глазах этого садиста. — Надеюсь, ты понял правила поведения в доме господина Вознесенского! Я лишь кивнул. Проводив меня в комнату, из которой мы вышли с утра с Андреем, он сообщил, что не нужно опаздывать на обед, а пока я могу заняться своими делами. Упав на кровать, я сжался в комочек. Тысячи мыслей были в моей голове, но о самой главной я думал всё время: «Отсюда надо бежать!!!».