Котёнок

На следующий день появился Жека. Выглядел он, как ни странно, не лучше, чем до этого. Пришёл к третьему уроку и все сорок пять минут вёл себя, как сомнамбула. Ни тебе вопросов-ответов, ни подколок-подъёбов в шутку, просто пацан-зомби. Мы перекинулись парой фраз и я, дурак, решил, что лучше не мучить друга, не вспоминать тридцать седьмой год и не выпытывать у него, что да как. Маринка, Светка и Танька стояли у окна и обсуждали свои женские дела. Ну или очередной сериал, или шмотки, что ещё там обычно обсуждают девчонки. А вот парней не было. Я не знал, куда делся Мажорчик, но, на всякий случай, занял позицию рядом с этими «королевишнами» всея школы. Внезапно вся троица замолкла, забыв про своё, и дружно двинулась ко мне. — Слушай, тебя ведь Коля зовут? — Костя, вообще-то! — А-а, ну вот ты же — с Андреем родственник и живёшь с ним в одном доме? — Ну да, — чего хотят эти размалёванные? — Нам очень понравилось, как ты спел тогда. — Спасибо, — я немного смущаюсь. Не привык, что меня кто-то из посторонних хвалит. — Знаешь, у меня день рождение завтра, и Андрей предложил отпраздновать у вас, поэтому, может быть, ты что-нибудь споёшь? «Ну, нихуя себе!» — подумал я. — Извини, — говорю, — но я не певец. Меня англичанка наша принудила выступить. — Да ладно, не скромничай, и нам очень понравилось. Мы даже на телефоне видео подружкам показали, они тоже оценили. — Какое видео? — вмиг побледнел я, подумав о том, что показывал Андрей. — Вот все парни такие тупые! — разочарованно протянула блондинка. — Выступление твоё. — Так что выбора у тебя нет! — и Светка берёт меня за руку. Я одёргиваю, как ошпаренный, а они смеются. — Выбор есть всегда! — говорю я. Девчонки хотели было разразиться длинной тирадой по поводу что и как я должен, но тут подошла их классная и позвала всю троицу. — Ну, чё, Котёнок, нравятся цыпочки? — неожиданно подкрался ко мне Мажорчик. — Ты же знаешь… — начал я. — Да, пох. Короче, в выходные я тусу устраиваю у себя, ну, у нас. Будет как раз днюха Маринкина, поэтому я очень надеюсь, что ты… — Меня уже вон обрадовали, — киваю на них. — Ну и хорошо. Возьмёшь себе Светку или Таньку, или какую-нибудь другую… — он, как кот, облизнулся. — А можно, я лучше в комнате посижу? — Нет. — Ну, пожалуйста! Мне там неуютно будет. — Расслабься, девчонки уже класса с восьмого не целки, так что тебе легче будет! Я покраснел так, что прям со стороны увидел, как моё лицо превратилось в помидор. — Ты что? — Ну, я не хочу? — Погоди! — его глаза округлились. — Котёнок, ты что девственник? — Благодаря тебе — нет! — хмурюсь я. — Да я про баб, дурачок! — Ну… — Серьёзно?! Охренеть! Тогда тем более на нашей тусе тебе быть необходимо. — Я не хочу, Андрей! — и поражаясь собственной дерзости говорю. — И я не хочу, чтобы ты трахался с этой Маринкой! Он аж проморгался раз двадцать и рот от удивления немножко открыл. — Котёнок, не забывай, кто я! — А разговоры у реки? — Я имею право трахать, кого хочу: любовь — это другое! — Для меня — нет! — Кароч, не читай нотаций и помни, что у меня есть интересное видео! — Сука ты! — Как давно я это не слышал, — он мрачно улыбается и продолжает: — На тусу ты пойдёшь, и это не обсуждается. Для тебя же, дурак, стараюсь! А теперь метнись-ка мне за минералочкой, — и протянул мне деньги. И я, злобно зыркнув на него, пошёл в магазин. Мы сидели в столовке все вместе за одним столом. Хотя у нас всегда вроде так складывалось, что каждый должен обедать со своим классом. Но я ж теперь с Мажорчиком и с его компанией. Так-то за стол помещалось восемь человек, но эта банда всегда сидела вшестером. Сегодня вот к ним прибился я. Девчонки почти ничего не ели, только попивали йогурт из бутылочек и перебрасывались мелкими фразами, просматривая свои Инстаграммы. Наверное, приглашали друзей и подружек на днюху. Парни лениво жевали салат, а также хрустели чипсами, которые принёс Гарик. Вознесенский им что-то втолковывал, а я, не обращая на это внимания, сметал свою порцию. Не в моих привычках отказываться от халявной еды, особенно, когда живот урчит. — Смотрите, чё ща будет! — заговорщицки произнёс Гарик и, встав из-за стола, направился к соседнему. Там сидели восьмиклассники, стол был уже почти пустой, но кто-то оставил там свою нетронутую порцию. Я перестал жевать, ещё не понимая, что он хочет сделать, но на душе стало как-то погано. Гарик быстро огляделся по сторонам и, убедившись, что в его сторону смотрит, только наша компания, смачно сморкнулся и харкнул прямо в суп. Я видел, как эта зелёно-белесая масса, как пятно, плавало на поверхности, и я не понимал, зачем. Зачем он это сделал? Пацан снова вернулся к нам. — Щас ржач будет! Ворона камеру включай! И тут я увидел, что от раздатки к столу идёт Жека. Мой Жека. Я не видел его на перемене, и выглядел он сейчас не очень. «Что ж ты, бе­дола­га, со все­ми на­шими не сел? Или пораньше не поел?» — пронеслось у меня в мозгу. А он тем временем сел и положил ложку в суп. Всё остальное происходило будто бы Slow Mo. Я вижу, как Жека немного мешает суп ложкой, потом немного черпает, и поднимает, а я ужом выскальзываю из-за стола и с криком: — Не ешь! — бью его в плечо. Ложка звякнула об пол. На нас стали поглядывать из-за соседних столов. — Какого хуя ты делаешь? — Жека был явно недоволен. Глаза вон с мешками, голос какой-то низкий, наверное, не выздоровел ещё, а я его сегодня даже не спросил, как он, ещё и друг называюсь. — Не ешь! — Почему? — Потому! Хватаю тарелку с Жекиным супом, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Мои смотрят негодующе, а я… А что я? Подхожу к Гарику и выливаю этот суп ему на голову. — Сам жри эти помои! Кажется, громкость моих слов и моего поступка услышала вся столовка. Тихо стало так, что я слышал, как пришла SMS-ка на чей-то телефон в углу зала. — Ты — труп! Бах! И пустая тарелка разлетелась об пол. Секунда — и он уже стоял напротив меня. Девчонки, и наши, и за соседним столиком, синхронно взвизгнули, а большая часть школьной массы потянулась за телефонами. Гарик был пацаном здоровым и крепким, наверное, таким же, как Мажорчик, ну, или чуть слабее, но явно превосходил меня. Первый удар пришелся в голову, но я пригнулся, схватил со стола свой поднос и с размаху въебал ему. Это только в кино злодеи от такого удара сразу в нокауте, в жизни же Гарик даже не ойкнул. Кровь только сплюнул. — Пизда тебе, сучоныш! Он ударил левой — я этого не ожидал, да ещё и в живот, хорошо, я «не поплыл» и ответил правой в челюсть, и тут же его сзади обхватили мощные руки. Вознесенский и Ворона спешили на помощь. Скрутили они его довольно быстро, ну да, конечно, Ворона ему вон под рёбра сунул. А Мажорчик подскочил ко мне, схватил двумя пальцами за подбородок, притянул лицо к себе и говорит: — Ты чё, совсем охуел? — в глазах не васильки — айсберги и ледники. Того и гляди заморозит всё на своём пути. — Никто не имеет права унижать моих друзей! — стараюсь говорить твёрдо. — Это был просто прикол! Мы бы его остановили и сказали! — Это — охуевшесть зажравшихся мажоров! — я вырываюсь и иду вон. Он догоняет меня в коридоре, пока школота не видит быстро, толкает под лестницу на первом этаже. Руки опять стальные и захват выполнен идеально, тихонько придушивает меня, глядя в глаза. — Забыл? Забыл, котёнок, как со мной нужно разговаривать? А? Удар. Я лежу. — Встать! — снова этот металлический голосок, но я всё-таки встаю. Удар. Я снова на полу. Он пинает меня в живот. Раз, два, три. — Встать! Я лежу. Из глаз брызнули слёзы, а дышать стало почти невозможно, но я всё же проблеял: — А ты не забыл? Я готов драться за своё. А ты? Глаза его словно погасли, и он отошёл от меня. Сидя на полу, откашливаюсь. — Гхм, что ж ты перестал? Кхе-кхе. Отмудохали бы меня втроём! Чё, прикол бы был! — поднимаю на него взгляд. — Если бы этот приколист хуев сделал такое с тобой, то я бы также уебал его! А ты реши, на чьей стороне! — и отряхивая рубашку, направляюсь на урок. Вечером дом Мажорчика представлял собой театр «Долби», где вручают американский «Оскар». Разве что в миниатюре, да и красной ковровой дорожки не хватало, а так было всё. Ну, или почти всё. Девчонки, девушки и женщины, пожалуй, никогда не смогу правильно определять их возраст, особенно, когда они в своём «боевом» макияже. Их было ну очень много, хотя для дома Вознесенских это было не проблемой, да и для их бюджета, похоже, тоже. Парней пришло гораздо меньше, но тоже хватало. Я искренне не понимал, чего все так заморачивались? Ну, день рождения, и чего? Нахрен столько народу? Пригласила бы эта Маринка только родных и близких и нормально было бы! А тут? Человек тридцать-сорок. Вот у меня на днюху только Жека приходил, правда, не всегда, да и поздравлял не всегда, но всё же, на мой взгляд, лучше, когда в этот день с тобой только те люди, которые тебе небезразличны и которых ты сам хочешь видеть. А эта? Заявила тут ещё: для подарков отдельная зона. Ну, хотя да, подарков набралось немало, прям гора. Мажорчик, как обычно, был в центре внимания. Ещё бы, он, как маяк посреди ночного океана, к которому так стремятся корабли, чтобы не налететь на скалы. Именинница, конечно же, рядом. Они всюду прогуливаются вместе, чуть ли не под ручку, а я сижу на диване в самом уголке и прожигаю их взглядом. Вот что со мной творится? Неужели я ревную? Но тогда на берегу, он мне не врал! Я, я чувствовал это. Рядом плюхается какая-то девица, максимум «штукатурки» — минимум одежды. — А ты и есть троюродный брат Андрея? — Да, — сквозь зубы проговариваю я. — А меня Даша зовут, — и она внезапно кладёт руку мне на плечо, потом на шею, затылок. «А она ничего так! — выскакивает мысль. — Да, бля, она — красавица!». Длинные каштановые волосы, спадающие с плеч, и доходящие до середины спины, открытое и чистое лицо, глаза карие и такие глубокие, что, наверное, не один бедолага утонул в них. Милый носик, чуть румяные щёчки и, как ни странно, довольно пухлые губки. Мы секунду смотрим друг на друга. И тут она встаёт, берёт меня за руку и ведёт за собой. Я не сопротивляюсь, хотя надо бы. Повсюду уже празднуют, музыка гремит вовсю, молодёжь накачивается спиртным, которого тут в избытке. Интересно, а Вознесенский-старший одобрил бы такие гулянки? Мажорчик с Маринкой уже в кругу гостей, кажется, он толкает тост. Мы с Дашей проходим мимо, он замечает нас и подмигивает, а я смотрю на него волком. Мы оказываемся в небольшой спаленке на первом этаже, хорошо, тут никого нет, а то пьяная молодёжь скоро начнёт разбредаться по всему дому. Даша толкает меня на кровать, сама садится ко мне на колени. Её руки обвивают мою шею, расстёгивают ворот рубашки, а губы тянутся к моим. От неё приятно пахнет, кажется, розами и немножко лимоном. Горячие губы впиваются мне в рот, а руки уже обнимают сзади. А вот я? Я не чувствую ничего! Совсем ничего из того, что должен чувствовать молодой пацан, когда его целует красивая девчонка, сидящая у него на коленях и уже начавшая ласкать его. Я впервые целуюсь с девчонкой и ничего! Я думаю о своём Мажорчике. И так минут пять. «Да, блядь, это настоящая пытка!» — орёт мой мозг. Даша немного отстраняется. — Что-то не так? — Всё — не так. Извини, но я не готов! — «Ебать-копать, какой бред я несу!» Я отсаживаюсь от неё и тут в дверь кто-то колотит. Не обращаем внимания. — У тебя это в первый раз? — Да. То есть нет. То есть не в этом дело, — бормочу я. В дверь колотят настырней. — Никогда не думала, что буду совращать девственников! — засмеялась она. — Ты меня не совращаешь, и дело не в тебе, просто я ещё не готов, — выпаливаю я. — Да? А вот так? — и она повалила меня на кровать и прижалась грудью ко мне, одновременно залезая рукой за ремень брюк. Мысль о бескрайних васильковых полях приходит очень вовремя и спасает меня. — Нет! — как ни странно, я легко отпихиваю её. — Я люблю другого человека! Я вскакиваю с кровати и открываю дверь. Вваливается дворецкий Георгий. — А-а, вот вы где? Константин, вам велели передать, что вас ждут с песней, — глаза убийцы смотрят на меня, как обычно, неподвижно, но на долю секунды я замечаю в них какой-то блеск. Неужели он понял? Понял, что у меня не получилось? Или это уже шизофрения у меня началась? Я знал мало песен на английском, на русском тоже. Хотя мне и говорили, что у меня голос есть, я этому не особо верил. Выступать перед собравшимися я не хотел, но Мажорчик настоял, когда мы ехали домой сказал: — Да ваще похер, хоть «Голубой вагон» спой, Маринке понравится! И вот полная гостиная народа, я долго вожусь, выбирая музыку. Мажорчик уже о чём-то треплется с Дашкой. Наверное, она рассказывает ему, какой я долбаёб. Вон, как глянула на меня. Но мне всё равно. Люди располагаются поудобнее, кто-то суёт мне микрофон, но я не беру. Андрей уже сидит в обнимку сразу с Маринкой и Дашкой и целуется с ними. Целуется с обеими! И руки у него уже под юбки им полезли. Что-то кольнуло в сердце, стараюсь не обращать внимания, начинаю. У этой песни я знал перевод. No one knows what it's like To be the bad man To be the sad man Behind blue eyes And no one knows What it's like to be hated To be fated to telling only lies But my dreams they aren't as empty As my conscience seems to be* Мажорчик долго смотрел на меня, но я уже не выдержал и просто пошёл на выход.