Котёнок

Я смотрел на ночной город с высоты, и тысячи мыслей терзали мой мозг. «Что он делает со мной? Почему поступает, как с игрушкой? И я. Что я испытываю к нему? Любовь? Но он — парень! И я тоже! Можно ли парню любить парня? Это ведь не трах, про который всегда можно сказать, хотя бы самому себе, что типа экспериментировал там, ну, или был молодым, глупым дураком! Любовь — это… это когда, бля, не знаю, любишь, наверное, когда. А у нас? У нас, не пойми что! Сам говорил такие слова, а сам с этой Маринкой! И с той Дашкой, что ли? Со всеми короче! — маленькая капля упала мне на руку. — Что это? Слёзы? Я плачу? Из-за него? Да ж, блядь! Да! Из-за него!» Ветер тоскливо воет, здесь на высоте это слышится отчётливо. «Да он же не трахался с ними при тебе! Просто помацал зачётных тёлок!» — говорит разумный голос. Но то, что в груди, где сейчас была буря, кричало: «С чего ты взял, что это любовь? А? Ты же слышал от папочки его. Он играет ещё! Вот с тобой поиграет и выбросит. И нахуй ты ему не нужен! Просто натура такая у богатеньких мажоров: захотели — получили, надоело — выбросили. Вот и всё! Ты — никто и звать тебя — никак!» — накручивал я себя. Рядом с моим балконом открылось окно, и громко зазвучала песня. I feel an aching deep inside my heart The kind of pain that tears the bones apart Can't wait another day Why is everything undone The rain it falls, filling my eyes* Свалить из дома Вознесенских, оказалось, довольно легко. И чего меня тогда пугали охраной и собаками? Я резко выскочил из дома, когда увидел Андрея с этими, и обнаружил, что какая-то пара - пацан с девчонкой - садятся в свой «Volkswagen». Надо было лишь дождаться, пока парень уложит мадам, а дальше — дело техники. Ну, точней, ловкости. Раз! И я быстро и незаметно подбегаю к машине. Два! Я молниеносно открываю заднюю дверцу и залезаю в салон, стараясь уменьшится в размерах, чтоб только меня не заметили. Три! Женский плащ так удобно для меня падает с сиденья мне в руки, и я натягиваю его на голову. Всё! На моё счастье пацан не включает свет в салоне, и охрана у ворот его не досматривает. И вот мы выезжаем из владений Вознесенских. Ну, а потом я выскочил на первом же светофоре, и убежал в ночь под опоздавшие крики: «Чё это за хуйня была?». Теперь я сидел здесь: на общем балконе на девятом этаже в доме, где живёт неплохой парень Ваня Артёмов. В этот раз, как, впрочем и тогда, я убежал налегке — на мне были только джинсы, ботинки и рубашка. Но, к моей радости, в карманах я нашёл мелочь — это сдача с минералки, за которой посылал меня Андрей. Её оказалось немало, ну, оно понятно, Мажорчик мой не пьёт какую-нибудь дешёвку, и я, вместо того, чтоб потратить их на что-то разумное, пошёл и в ближайшем ларьке купил пиво. Я пил, а легче почему-то не становилось, всё накатывали мысли о нём. Я смотрел на ночное небо, на город, что мирно спал, на немногочисленные окна, которые ещё светились светом, и всё думал, думал, думал… Да будь он неладен этот, чёртов Вознесенский! Я посмотрел вниз. Темнота и высота не пугали меня, но тут на восьмом послышались крики и мат. Похоже, семейные разборки, грозящие перекатиться в бои без правил и, похоже, поножовщину, а это, значит, скорей всего, вызов наших доблестных органов. А встречаться с ними я совсем не хотел. Да и холодно стало, а пиво вот ни хрена не грело. Я решил залезть на крышу. Точнее, на чердак, благо замок там почему-то отсутствовал. Тут было сухо, даже немного душно. Пыль, какие-то не понятные тряпки, доски, куски шифера, старые кирпичи и… старый облезлый диван. Не сразу я сообразил, что этот чердак, наверное, бомжи облюбовали. Похоже, ворвался в их обитель. Странно только, что никого из них нет. Хотя маленькая лампочка, висевшая сверху и тускло освещавшая пространство, была кем-то включена. Я присел на диван и снова задумался о своём, как вдруг: — Не ожидал я, что в таком месте, братуху встречу! Я вскочил, как ужаленный, и встретился взглядом с невысоким мужиком, который так неожиданно здесь материализовался. — Чё, братан, не узнал? Я узнал. Не сразу, но узнал. За девять лет он сильно изменился, но я его узнал. Невысокого роста, но широкий в плечах, с круглой и почти лысой башкой, с руками молотилками и такими же ногами, с вечно прищуренным взглядом и хищным носом, со шрамом у уха и узкими бесцветными губами — это всё был он. Мой родной брат — Денис. Не знаю сколько мы стояли и молча разглядывали друг друга. Час? Пять секунд? Он, казалось, снова хотел, как тогда, в далёком детстве, одним взглядом заставить меня делать то, что хочет. Но сейчас это не работало. Я был другим! — Я знаю, что ты у мажоров живёшь, — начал он. — Тебе разве не интересно, как родители? — не знаю, о чём с ним говорить! Вот реально, не знаю! — Да пох, как-то. Видел мать с мусорком каким-то живёт. А батёк спился, что ли? — Не, он в дурке. — Ясно. Ну, а ты, как у мажоров-то оказался, братан? — Долгая история. — А я не спешу. — А я не собираюсь рассказывать! Мгновенье и он подскочил ко мне. — Чё ты сказал, падла? Удар. Я не успел сгруппироваться и среагировать. Потом он заломал мне руки. — Забыл, сучонок? Забыл кто ты? И как надо разговаривать со старшими? — шептал он мне в лицо перегаром и луком. Хотя вопросики-то эти мне задавали совсем недавно. — Пошёл ты… — из глаз брызнули слёзы. Казалось, ещё немного — кости сломаются и связки разорвутся. — Как в детстве, помнишь? — Пошёл ты! — вновь посылаю его я. Кажется, тот ужас из детства, тот кошмар, который я пытался забыть все эти годы, воплотился вот прямо сейчас. Я ошалел от ужаса! Казалось, ещё немного, и я заору от всего этого. А он продолжал: — Помнишь, когда тебе было шесть, как мы играли? — и ржёт. Я стою пред ним в унизительной позе, и, кажется, это чувство дежавю, но я знаю, что с Андреем всё было по-другому. А Денис уже начинает меня лапать вовсю. Плюс от холода мои соски застыли, а он, приняв это за возбуждение, стал мацать мою задницу, и член, сука, против воли возбудился. — Такой же сладкий, как и тогда! Умелая подсечка, и я уже на коленях. Его рука железно стягивает мне руки, а вторая уже порывается расстегнуть ширинку, которой он старается обтереться об моё лицо. Я не выдерживаю и, набрав в лёгкие побольше воздуха, ору изо всех сил. — А-ааа!!! — несётся над чердаком. Он сначала опешил и ослабил хватку, но потом зажал ладонью мой рот, но я-то этого и ждал. И тут же вонзил свои зубы ему в руку. — А-ааа!!! — теперь орал он. Я вырвался и отскочил в сторону. Мы встретились глазами: его — злобные и налитые кровью, и мои — не уступающие в отмороженности. — Молодец! — наконец сказал он. — Не думал я, что так всё пойдёт. — Как в детстве, больше не будет! А если ещё раз попробуешь, я тебя урою! — говорю я. — Ха-ха! — рассмеялся он. — Ладно, хватит порожняки гонять, давай о деле поговорим! — Нет у нас с тобой никаких дел! — Ошибаешься! Он подошёл к дивану, затем порылся в его обивке и достал полиэтиленовый пакетик, туго замотанный изолентой. Потом вынул из кармана нож, вскрыл пакет и достал оттуда таблетки. — Знаешь, что это? — В душе не ебу! — Короче! — он вонзил нож в деревянный ящик, стоящий рядом с диваном и служивший, судя по всему, здешним обитателям столом. — Мне нужны бабки! Нормальная сумма, чтоб уехать отсюда! Это — товар! Сам я его толкать не могу. Бек — ссыкло — заднюю дал, а мне немного надо. «Бек!» — всплыло в голове знакомое погоняло. — А ты — братан родной! Так что, может, поможешь? А? — Нет! — говорю твёрдо. — Наркотики в школе я продавать не буду! И вообще не буду! — Уверен? А что если с твоим дорогим дружком что-то случится? — Ты до него не доберёшься! — говорю едва, сдерживая улыбку. — Косяк упорол, ты не втюхал. Я сказал, что если ему кто-то, что-то подкинет? А? Он ведь тоже на колёсах сидит! Да и про тебя, глядишь, правду узнает. Точнее про нас! — тут я не выдержал. Я рванулся к нему с ноги пропечатал в живот, но он, сука, ловкий. Мгновенно вытащил нож из ящика, а я подобрал с полу так кстати валявшуюся здесь арматурину. — Ненавижу тебя! — Подумай, братец. Я ведь многого не прошу, да и клиентура ведь есть же. Ты только уноси товар, и приноси деньги. Тяжёлый выбор — это не то слово, чтоб описать моё состояние. Как быть, я не знал, от слова совсем, единственное, что решил твёрдо, надо обо всём поговорить с Андреем, даже если я ему нахрен не нужен. — Я подумаю. — Нет! Вот! — и он бросил пакетик мне в руки, я с трудом поймал. Не ожидал просто. — Как будешь шхерить — твои проблемы, но главное, цена за колесо… — тут он достал бумажку и показал, что было напечатано. — Лавэ отдавать будешь через каждые три дня, я сам тебя найду. И не пытайся меня наебать! Я машинально засунул пакет в карман штанов, отчего справа тут же образовался бугор. — Вали, давай! Не хочу, чтоб нас видели вместе. Я медленно стал отступать к двери, всё ещё крепко сжимая в руках стальной прут. Денис же лишь скалил свои зубы, а когда я уже почти вышел, сказал: — А ты изменился, братец! — А ты — нет! И я захлопнул дверь. Какого-то бледно-розового цвета маленькие такие таблетки с буквой «Н», набитой с обеих сторон. И ради этого люди идут на самые страшные дела в жизни? На улице было холодно, ветер усилился и начинал покрапывать дождь. Я поспешил к дому Вознесенских. Там долго стоял перед воротами — всё не мог решиться. Андрей… Чтоб его! Андрей занимал все мои мысли. Что же он сделал со мной, что я иду на такую хуйню, ради него? Я глубоко вздохнул и постучал в калитку.