Котёнок

Глава от Андрея. Не знаю, сколько я провалялся в палате, ночь или сутки, но утром мне стало гораздо легче. И после утреннего обхода, главврач зашёл сам, кто бы сомневался, ведь благодаря бате, меня перевели в люксовую палату, и о том, чей я сын знала, наверное, даже последняя уборщица. Я решил найти котёнка. Однако, кроме охранника Вовы, за дверью никого не было. И айфон мой исчез. Весь рюкзак перерыл, всё на месте, а телефона — нет! Вова же совсем не владел ситуацией и не знал ничего ни про отца, ни про Костю. Неприятное чувство начало грызть меня ещё тогда, когда я увидел их вместе перед моей кроватью. Они тогда напоминали маленького чёрного дворового котёнка и большого белого пса-бультерьера. И отец хотел разорвать Костю. Мне такое сравнение пришло на ум, потому что во снах частенько видел, как спасаю котят от злобных псов. А вот вчера во сне я, кажется, не успел. «Ладно, приеду домой, разберёмся и всё обсудим!» — решил я и продолжил поиски телефона. Чувствую, что силы во мне более-менее есть, и я с мобилой Вовы шляюсь у приёмного покоя и звоню отцу. Тот занят, еле дозваниваюсь, он обещает вечером приехать обязательно. Дома Георгий говорит, что Костя пропал. Я начинаю нервничать, но не знаю, кому звонить. Выхожу к стойке регистратуры и замечаю тело на каталке и двух санитаров рядом, рассказывающих что-то симпотной медсестричке. Девчонка вроде слушала их вполуха, а сама одним глазком поглядывала на плазму, повешенную в центре. Ага, кажись, «Пила» кончается, вот люблю всякие ужасы, не в жизни, конечно, но, чтоб нервы пощекотать. Подхожу ближе. — Прикинь, пацана, как будто грузовик переехал! Ваще удивительно, как не сдох. Наверное, авария. — Какая авария? У него ожоги на лице. Месили его, точно тебе говорю. Я особо не прислушиваюсь, но это лучше, чем тупо валяться в палате, смотреть зомбоящик или болтать с Вованом. Он к слову совсем неразговорчивый. От нечего делать набираю свой номер… Знакомая музыка звучит из рюкзака, что лежит у каталки с телом. Я ещё не верю, но музыка моя, иду туда. А рюкзак-то знакомый. Санитары, или кто они там, подозрительно смотрят на меня, я подхожу к каталке, беру ранец, открываю и вижу свой айфон. Смотрю на каталку и вижу… своего Котёнка, точнее то, что осталось. Кусок окровавленного мяса. Вот и живой, а не киношный ужас! Как я кричал, слышно, наверное, было даже на улице. Это была истерика. Я обезумел. Утробный крик, мат — всё слилось воедино. На меня все глядели полными непоняток глазами, а я метался то к нему, то порывался найти врача, то позвонить в скорую. А потом я схватил каталку и покатил её туда, где осматривали больных. На мои крики стали выглядывать удивлённые лица из кабинетов, но я уже ничего не соображал. Я вёз своего Костика на каталке вперёд и орал: — Врача! Бля, позовите врача! Он умирает! СУКИ! ВРАЧА!!! Слёзы текли у меня, не переставая. Это началось, как я заглянул Котёнку в глаза. Такое милое и любимое мной лицо сейчас было разбито: левый глаз опух и совсем не открывался, брови были рассечены, скулы вспухли, на щеках ожоги. Он увидел, что это был я и улыбнулся мне лишь разбитыми губами и снова закрыл глаза, а я чуть волосы на себе не стал рвать. — Котёнок, кто? Кто это сделал? — Мен… ты из-за нар… котиков, — еле слышно просипел он. — Ты, ты это не говори! Береги силы, я щас помощь организую! — Спаа-сибо… — За что? За что, Котёнок? — Ты научил меня лю… — и его глаза снова закрылись. Врачи объявились и, видимо, кто-то из них уже шепнул остальным, чей сын тут разбушевался. Какая-то женщина в очках склонилась над Костиком, пощупала пульс, а потом помотала головой. — Костя! — я стал бить кулаком о каталку — Котёнок, это ж я! Не умирай! А? У нас всё хорошо будет! Не умирай, блядь! Как ты можешь? Как ты можешь, вот так меня бросить? Ты, что дурак, что ли? Блядь! Костя! Костя, не умирай! Слышишь? Не умирай! Я не дам тебе умереть! Не дам! ПОМОГИТЕ!!! Кто-нибудь, пожалуйста?! Меня оттеснили от каталки, и какой-то высокий молодой доктор с бородкой и в очках скомандовал: — Дайте осмотреть ! Я стоял рядом и очень хотел проснуться. «Да! Это всё кошмарный сон! — говорил я себе. — Нужно, блядь, просто проснуться!» Сон не уходил — кошмар продолжался. Его повезли в реанимацию, а я полетел следом. У дверей я схватил доктора за халат и застрочил как пулемёт: — Доктор, я — Андрей Вознесенский. Вы слышали про моего отца? Пожалуйста, вылечите этого пацана! Я всё гарантирую! Всё! Деньги, машину, квартиру, что угодно, только спасите его! Хоть луну с неба! СПАСИТЕ ЕГО! Пожалуйста! Я вас очень прошу! — наверное, вид ополоумевшего и заплаканного парня, который сам чуть недавно не отъехал от передоза, смутил врача, или он просто не ожидал, что такие, как я «зажравшиеся», могут так себя вести по отношению к чужому человеку, но он сказал: — Сделаем, что можем. В операционную направились люди в халатах, а я остался в коридоре, смотреть на горящее табло «Идёт операция». Я был так взвинчен, что сначала тупо мерил шагами коридор и смотрел на часы каждые пять секунд. Потом я всё же решил сесть и собраться с мыслями. «Если они так долго — значит всё будет хорошо!» — твердил себе я. Но… Воспоминания о нём нахлынули, как водопад. Я тупо пялился в стену, покрашенную в уёбищно бежевый цвет, а перед глазами стоял он. Вот, я первый раз увидел его, тогда, десять лет назад… Вот я обливаю его грязью на машине, а он орёт в мою сторону что-то нецензурное… Вот, я предлагаю ему минет в машине, и он шарахается от меня… Вот он у нас дома и старается убежать… Вот, я — сука, обдолбанный наркоман насилую его… Вот, он лежит в ванне, весь в крови, и я в первый раз чувствую, что не смогу без него жить. Без его взгляда, его жёстких колючих волос, без его голоса, без его охуенного и сногсшибательного запаха, без него самого… Я НЕ СМОГУ ЖИТЬ! А воспоминания всё крутились, как фильм на перемотке. Вот, он не даёт мне застрелиться… А вот, мы уже целуемся в школе и трахаемся в машине… Вот, он разбирается с толпой гопоты, и мы целуемся на обрыве у реки. О чем мы тогда говорили? Кажется, о том, что любовь - это не пиздострадания. Вот, он поёт песню в школе, и я знаю. Я точно знаю! Он поёт для меня! И во второй раз он тоже пел для меня! Господи, пускай он выживет! Я на всё пойду, только сделай так! И, сам от себя не ожидая, я начинаю молиться, не зная ни одной молитвы. Просто так, от себя, от своего сердца. Человек, которого я обижал, оскорблял, унижал, бил, насиловал, ломал под себя для своих прихотей, человек, которого я… люблю! Умирал за стеной, а я лишь шептал глупую самодельную молитву и нихуя не мог сделать. Из забытья меня вывел Георгий. Он стоял рядом со мной, в то время, как я, скрючившись на корточках, уже задремал. — Андрей Александрович, с Вами всё в порядке? — Мгм, — мычу я. Тут же подрываюсь, резко встаю на ноги, они онемели, и я пизданулся бы на пол, но Георгий меня удержал. Ковыляя на ватных ногах, бреду к операционной. Операция всё ещё идёт. — Да ладно? — не верю я. Приоткрываю дверь и пытаюсь лишь одной физиономией влезть в образовавшуюся щель. Вижу, как измотанные люди стоят над столом, где лежит он и… Один из врачей устало машет головой. — Всё! Пиздец, — доносится до меня. Не помня себя, я выскакиваю и бегу в палату, ну, как бегу, шатаясь бреду. Георгий за мной. Он даёт подзатыльник Вовану, видно за плохую работу, но мне похуй. Мне вообще на всё сейчас похуй. Я минут десять туплю, соображая, зачем я сюда вернулся. Потом начинаю собираться. Наш дворецкий рядом. Он как тень всегда с тобой, всегда поможет, не важно хочешь ты поплакаться в жилетку, или закопать кого-то. Понятно, почему папенька его так ценит. Кое-как одевшись в обычные джинсы и толстовку, говорю: — Поехали. Я вышел из больницы, ничего не помня, не соображая. Что? Как? Где? Человек, мой человек, человечек, Котёнок, его больше — нет! Мозг отказывался верить в это. Георгий, как обычно, с непроницаемым лицом сел за руль. — Домой?! — Домой, — сил, эмоций, мыслей — у меня в тот момент не было ничего. Души не было. Одна телесная оболочка. — Кто это сделал с ним? Ты знаешь? Отец знает? — Судя по записям в больнице, котён… то есть Константина нашли недалеко от больницы, поэтому скорая его так быстро и подобрала, а Александра Александровича сегодня вызывали на допрос. — Куда? — И в комитет, и в прокуратуру. — А сейчас он где? — Поехал обедать к мэру. — А ты сам, что скажешь? — Ваш отец очень не нравится одному подполковнику по фамилии Колеванов, он из Фээскаэн. Ну, тот же Гээнка, наркоконтроль. Он из-за этого в Москву летал. — Не договорился? — Видимо, нет. Костя не выходит из головы. Айфон заверещал, надо же Маринка объявилась, и года не прошло. Настроения нет и сбрасываю, но тупая блондинка всё не унимается, и я после восьмого вызова вместо того, чтобы выключить аппарат или разбить, всё-таки принимаю вызов. — Да, — коротко бросаю я. — Андрюш, привет. Ты как? Что это было? В школе все говорят, тебя в скорую забрали? И этот твой, э-э, брат тебя целовал там вроде? Что происходит? И Андрюш, я приду в гости?! — честно после первых же фраз желание разбить телефон стало ещё сильнее, но тут светлая мысль пришла в мою глупую голову. — Стапэ, слушай, Марина. У тебя видео есть, где Костя песню поёт? До блондинки суть вопроса дошла не сразу, но всё же она ответила утвердительно. — Скинь мне его срочно. Всё! — и я отключился. Я чувствовал, что ещё полкапельки, и я не просто пошлю её. И я вновь обратился к Георгию. — Расскажи мне всё, что знаешь об этих ментах. То, что я услышал, совсем меня не порадовало. Да, я жил жизнью богатенького мальчика, у которого с пелёнок было всё. Да, я знал, что где-то там за забором — жестокий мир. Об этом отец говорил постоянно. Но сталкиваясь с отголосками этой дикости и жестокости, я всегда знал, что отец меня защитит, откупит, отмажет, нужное подчеркнуть. А вот так, чтоб этот мир проехался танком по мне, по моим чувствам, по любимому мной человеку, я не был готов. Нет, я, конечно, знал, что люди умирают. Но на большинство людей мне было глубоко плевать как тогда, так и сейчас, а вот Костя… Бля, не могу! Я начал выть. Не плакать и не реветь — выть! Георгий даже остановил машину и вышел, и снова закурил. А я сидел и выл. Слёз уже не было, а боль внутри не уходила. — Слезами горю не поможешь! — Георгий открыл дверь и смотрел на меня. На этот раз добрыми, спокойными глазами. Не знал, что он так может. И тут меня вдруг как подменили. Волна, нет буря-ураган начал разрастаться в груди. Сознание будто бы перешло на какой-то другой уровень, а меня жгло только одно — одержимость местью. — Ты прав! Погнали! Рассудок ещё пытался держать тело в контроле, поэтому я так сжал зубы, что чувствовал, что рушится эмаль на зубах, а коленям больно, от того, что я сжал их. Стараясь дышать глубоко, я вновь и вновь расспрашивал Георгия. Дальше я действовал, как в тумане. Хотя руки и ноги немного тряслись, я всё-таки делал всё верно. Едва мы заехали во двор, я тут же бросился к отцу. Быстро заскочил в его кабинет, благо он не закрыл его на ключ. Подошёл к сейфу. Набрал нужную комбинацию. «Папа-папа! — подумал я, — делать код от сейфа с оружием — день рождения собственного сына! Так просто!» Затем я взял «Сайгу», пустые обоймы, патроны. У отца там хранились и другие экземпляры, но мне уже было не до этого. А из этой малышки я уже стрелял, один раз при Костике. — Сука! — я с силой ударил в металлический бок. Стоило подумать о Котёнке, и я чуть не разревелся, как сопливая баба. «Соберись! Возьми себя в руки — тряпка!» — говорил я себе, снаряжая ружьё и заряжая патроны. Дальше всё просто — накидываю высокий плащ и выхожу во двор. Георгий всё ещё возится возле машины. Смотрит на меня с недоумением. — Куда-то собрались, Андрей Алекса… Договорить ему не даю. Бью его прикладом в живот. — О-ох, — короткий вздох. А я сажусь в машину. — Бля! — бенз кончился. Наверное, Георгий хотел распорядиться, чтоб заправили, а тут я — идиот. Выскакиваю из машины. Георгий вон уже пришёл в себя. «Бля, скорее надо, а то сейчас охрана набежит и всё». Бегу к своей Аудюхе. Моя детка, та самая, которую пришлось лично покоцать, лишь бы Котёнок был моим. И эта надпись — «мажор-пидар». Да, он, наверное, таким меня и считал. Хотя, кем я был? Им по сути и был. Ничтожество! Не смог спасти своего человечка, своего Котёнка. Прыгаю за руль, хорошо она всегда готова к дороге, а то, что царапина на двери, — да похую! Покрышки взвизгнули, оставляя чёрные следы. Сзади, кто-то уже бежал и что-то кричал, и даже вон ворота пытались закрыть, но я просто на таран пошёл. Бу-ум! Гулкое такое и всё — я на свободе. Теперь газу поддать и в ментуру. Пока я ехал, он всё стоял перед глазами, а я лишь просил прощения. «Дьявол летел в ад мстить за ангела!» — пиздец метафора. Чтобы отвлечься, я включил радио, не могу в такой гробовой тишине. Я клянусь, что стану чище и добрее, И в беде не брошу друга никогда, Слышу голос, и спешу на зов скорее По дороге, на которой нет следа. «С-сука, он, как живой, стоит перед глазами!» — но звук присланного видеофайла вернул меня в реальность.