Две части от звезды. Встреча

И вроде все хорошо, и вроде шаги эти даются ему почти что легко, и вроде стихает непонятная, волнующая дрожь в руках… Но как же пленительно этот мальчишка может все перевернуть с ног на голову, увидеть больше, чем ему дозволено было, и осуществить чужие желания, приняв их за свои собственные — словами не передать! Передать это можно лишь взглядом, в котором ясно читается волнение, когда Саша Олега тормозит, перекрывая путь. Передать можно удивленно вскинутой бровью, когда Петров за воротник пальто хватается пальцами, буквально впиваясь ими в плотную, тяжелую ткань. Но даже на это не хватает у Меньшикова ни сил, ни скорых секунд, которых он вовсе и не замечает, полностью проникаясь моментом соприкосновения Сашиных губ со своими. Это было не пошло. Это было не грубо и не пафосно, не в стиле какого-то вызова на бой — давай, мол, дорогой мой, рискни мне не ответить на этот поцелуй, и я втопчу тебя в грязь. Это было не как преддверие страстного приглашения на большее, не как намек на совместную ночь. Это было признанием. Таким теплым признанием, на которое полжизни, проведенной рядом с дорогим тебе человеком, может не хватить. Это было тем признанием «я люблю твою душу», странным моментом, который обычные люди разберут по запчастям и окличут как-нибудь мерзко и тошнотворно. Таким же молчаливым ответом было на его, Меньшикова, попытку успокоить. И этот ответ давал понять, что попытка-то была успешной; она дошла до эпицентра чужих волнений и переживаний, в самую суть проникла и выхватила горячую, шипящую в самозащите связующую нить, переплела с нитью другой, образуя прочный кабель между ними, такими наэлектризованными и контактирующими со жгучей опаской крушения-взрыва, которая увеличивается в геометрической прогрессии. И как остро сейчас Олег ощутил этот кабель, этот трос между их сердцами, как больно вдруг стало ему, когда Саша шагнул назад, потом еще, еще — Меньшиков всем телом вздрогнул, непроизвольно шагая за ним, вперед, чтобы расстояние не приносило адских мучений. Но только один раз. Потому что потом на него снежным комом свалилось понимание произошедшего, и он, словно в какой-то замедленной съемке, не отрывая пронзительного взгляда от ярчайших глаз Петрова, поднес руку к своим губам. Коснулся пальцами, проверяя на чувствительность — может, ему почудилось, приснилось, пригрезилось — и вдруг надрывно, хрипло выдохнул, не понимая, отчего дыхание вдруг сбилось на непонятные, рваные шумы. И голос сел, и онемели пальцы, так и не убранные от губ, потому что его сильнейшей волной встряхнуло изнутри. И ощущение уже ушедшего, призрачного поцелуя охватило Олега с головой; он вдруг так этот жест прочувствовал, что четыре шага навстречу вырвались как-то сами, необдуманно, но до одури уверенно. И снова пьянящая, дурманящая близость, потому что вот — между ними метр, сантиметров двадцать, потом десять, а потом только зажатый между грудными клетками эмоциональный катаклизм и самые крепкие объятия на свете. Олег щекой к щеке жмется, пальцами забирается в ворох волос на затылке Петрова и требовательно притягивает до болезненного столкновения, до отсутствия уничтожающих промежутков. Ладонью скользит от плеча к лопаткам, потом к талии, прижимая пылающую кожу к холодной ткани пуховика, и разгоряченно выдыхает возле уха мальчишки, тут же со свистом втягивая в легкие его запах. Потому что общение без слов у них получается превосходно. Потому что только так будет правильно выразить весь спектр своих желаний, смешанный с благодарностью и невозможностью озвучить хоть что-то. — Родной мой, маленький, тише, — с ноющим сердцем шепчет Меньшиков, потому что стоящие слезы в глазах Саши в память врезались с сумасшедшего разгона, заставляя видеть снова и снова океаны, выходящие из берегов, и бояться, безумно бояться их расплескать, не удержать, не остановить. Потому что мальчики не должны плакать, ведь если плачут — знающим их мужчинам бывает больно. — Я рядом, я не уйду, чувствуешь? — мужчина пальцами касается ладони Саши, сжимает в своей и тянет вверх, между телами, чтобы, поймав самый важный зрительный контакт, коснуться тыльной стороны губами, а потом мягко приложить к собственной груди, позволяя сплетению рук проникнуть под ткань пальто. И взгляд в этот момент у Меньшикова такой уверенный, такой сильный — за них обоих одновременно.