Две части от звезды. Встреча

Саша потерялся в своих мыслях, придавленный грузом общества. Теперь, когда он ясно понимал, к чему ведет это необъяснимое притяжение к другому человеку, безусловно испытал отторжение: ведь как же так, пускай он не строил рамки насчет иных отношений, его всегда прежде тянуло к женским натурам. А сейчас? Все перевернулось за один день. Нет. Не день. Все перевернулось в то самое мгновение, когда парень впервые взглядами пересекся с мужчиной; когда его обнежила чернота янтарных глаз и без шанса выбраться обратно утянула к себе. Когда ему руки протянули, обещая глубоким, словно вино игристое голосом, уверяя улыбкой едва заметной, но таящей в себе сумасшедшую решительность, что с того самого момента будут оберегать, что восполнят все необходимое и даже больше, которого так и не было испытано раньше. Тогда же возникло это щемящее чувство: оно спало прежде, томясь на сердце непомерной ношей, но когда уловило… нужное? Незаменимое? Требуемое? Желаемое? Да, пожалуй, все и сразу — тогда распахнуло ясные глаза, пробудилось, и Саша тоже проснулся. Влечение к человеку одинакового с тобой пола, влечение к такой личности космических масштабов, как Меньшиков, когда прежде даже думать о таком не знал как сейчас, конечно же, приводило Петрова к страху. К страху за такие свои чуждые порывы, к страху оказаться отвергнутым. Потому что, даже несмотря на колоссальный клубок из переплетенных противоречий, мальчишка хотел быть рядом! И это рождало за собой еще один страх: не иметь возможности остановиться перед запретным. Он хотел бежать и в то же время не мог так поступить. Хотел спрятаться куда угодно, одновременно с тем грезясь открыть себя для актера еще больше. И все топтался на границе, изнывая от невыносимости принять верное решение: такое, чтобы себя не обмануть и не дать обмануться Олегу. И Меньшиков будто видит колебания, и в противовес говорит, делает то, против чего Саша не в состоянии пойти. Потому не верить ему, не чувствовать его, через себя не пропускать — не может. Парень еще подавлен, напряжен, но расслабление приходит постепенно вместе с чувственными ласками. Он не сопротивляется: смотрит на актера, но взглядом прежним — опустошенным, который с каждым пленительным касанием ярчает, теплея. Взгляд еще болезненный, но не отрицающий. Глаза влажные, но уже без слез, царапающих лицо. И выразить невозможным кажется, как же Петров благодарен за это внимание, за единое, расцветающее в них обоих с горячестью редкое чувство. Это даже любовью сложно обозвать. Нет такого слова, описывающего все, что на душе возникало в эти секунды. И уже совсем не страшно, когда губы мягко трутся друг о друга. Только дрожь никак не унимается, и Саша безгранично рад тому, что сейчас его поддерживают мужские руки. Так непривычно, терпко. Голова кружиться не перестает. Мальчишка сначала отвечает слабо, но потом, привыкая, бесконтрольно входя во вкус, порывается следовать решительности Меньшикова, не в коем разе не желая прерываться даже на мгновение. Потому что вот так — близко-близко — ему спокойней всего. И когда мужчина с осторожной настойчивостью прекращает, Сашка не сдерживается — скулит, подается вперед, чтобы снова коснуться, но горячие слова, приходящиеся прямо в губы, останавливают. Петров замирает. Слушает вопрос, на который словами можно и не отвечать. Дышит прерывисто, шумно, пока в один момент не бросается нетерпеливо вперед, вновь примыкая ко рту, только целуя смазано, развязно, но без языка — не портя излишней порочностью. Саше еще не совсем комфортно, не совсем привычно. Он не может однозначно смириться со всем происходящим и знает, что еще ни один раз задумается над правильностью этих моментов, но сейчас просто шлет все к черту. Потому что сейчас — он уверен, ощущая — сейчас мужчине, которого он так пылко целует, хорошо. И мальчишке от этого тоже хорошо. Манера поцелуя меняется с жара на нечто легкое, игристое. Петров ласкается, едва кусая тонкие губы, и улыбается, а эта улыбка дает начало тихому неуловимому смеху от счастья, растекающегося в груди самой чарующей песней. Саша отстраняется от Меньшикова так же резво, как и примкнул. Оканчивает процесс звонким причмоком. Его руки стремятся вниз, крепко цепляя ладони актера, и мальчишка, сжимая их, спешно отходя назад, тянет мужчину на себя, не переставая широко улыбаться. — На набережную, Олег Евгеньевич… А то мы с Вами так никогда не дойдем, — шепчет парень и весело щурится, склоняя голову в бок. Петров таким живым, таким свободным себя еще никогда не чувствовал. И он всеми силами желал поделиться этими ощущениями с человеком, с момента первого пересечения взглядов ставшим ему самым дорогим.