Две части от звезды. Встреча

Что-то изнутри вскипает, не нашептывая, а крича: голос срывая, что остановиться хоть на миг будет уже ровно роковой ошибке. Что прервав водопад из жарких, трепетных поцелуев, грядет безвозвратная засуха, в которой изживешь себя и испаришься бесследно. Это странное, щемящее чувство продолжало рваться из груди, ища блаженный выход, и Саша покорно прокладывал для него дорогу, боясь, что, если сдержит себя сейчас, больше никогда не сможет утолить бешеную жажду быть ближе, стать едиными. Это были не просто ласки. В этих мягких, рваных поцелуях, чувственных, нерешительных скольжениях ладонями по плечам, спине, груди мужчины имелось столько любви, столько обожания, столько преданности, столько искренности, каких во всем мире, кажется, если миллиарды человек вместе собрать, не сыщешь, не уловишь. Петров словно до небес дорвался, до звезд, до целой вселенной. Он дрожью своей, дыханием прерывистым, стонами тихими, жалобными показывал ценность мгновений; вихрем проваливался в океан, не страшась утонуть, а радуясь, что в этих глубинах сможет захлебнуться. Олег так отчаянно и властно хотел клеймить Сашу метками, будто не замечал совсем, не подозревал, не видел, что мальчишка его стал с первого взгляда. Что в светлых глазах блестело, переливаясь, самое сокровенное за всю жизнь, быть может, признание Сашкино. Что весь он заполнялся чем-то до крайности болезненно-сладостным, сжигающим изнутри. Но как же сильно хотелось скорее ощутить себя пеплом — незаметным, невидимым, не докучать, обволакивая собой, словно в защите преграду поставить от того, чтобы Меньшиков смог видеть только самое доброе, самое красочное, самое чудесное. Все фразы, адресованные таксисту, Петров слышал, но не вслушивался — этот набор звуков, букв был сейчас так неважен, в отличие от жара человека, стоявшего так близко; в отличие от его глубоких вздохов и прикосновений, побуждающих только с новыми порывами впиваться губами в смугловатую кожу. Студент хотел вкусить гораздо больше, но чудом каким-то еще понимал на краю подсознания, что нужно потерпеть, пока от внешнего мира их не отделит прочная дверь небольшой квартирки в высотке. В такие моменты (или только такой, как этот был) помнить свое имя — уже подарок судьбы. И внезапно приходящие на ум название улицы, номер дома, воспроизведенные через губы горящие, которые вот только минуту назад обцеловывали шею, удивительным чем-то кажутся, заставляют отвлечься, задуматься. И Петров очень медленно в себя приходит, оттесняет туман, наваждение, чтобы немного яснее стало вокруг. А его пресекают. Легкая боль в коленях от грубого соприкосновения с асфальтом вынуждает парня рассеянно ахнуть, следом вскидывая голову, чтобы тут же спрыгнуть в черноту глаз, возобновляющих силу своего пленительно-ядовитого пламени. — ОлегЕвгенич, — на одном дыхании, смазанно, шумно вышептывает Саша, бережно цепляясь пальцами за ткань брендовых брюк. Он смущен от такого требовательного заявления — ощущает мгновенно объявившийся жар на щеках, — но такси, — сглатывает, не отводя взгляда, — такси будет через пару минут. Может… может быть, — но тихая речь прерывается. Прожигающий взгляд, железное выжидающее молчание, сильнее сжавшиеся на затылке пальцы в один момент подрывают в Петрове успевшее совсем едва осесть желание, и ему по новой сносит крышу. После резкого вздоха он подается вперед, незамедлительно обхватывая губами сбоку крепкий ствол, повторяя то, что делал: ведя от головки до основания и обратно. В очередной раз остановившись возле головки, шумно втягивает носом воздух и следом вбирает ее в рот, не пересекая границ — не освобождая пульсирующую плоть от ткани. Не сосет — смакует, ошпаривая тонкую кожу дыханием, только потом смыкает губы, мучительно-медленно двигая головой вперед, ощущая проступившую сквозь ткань влагу. Ему хочется потомить, помучить еще, но все-таки жажда полноценно почувствовать вкус становится много сильнее каких-то незначительных рамок. И кто бы мог подумать, что в голове у Саши вообще когда-нибудь подобные мысли, желания зародятся. Что когда-нибудь он будет вот так вот послушно стоять на коленях, стремясь доставить физическое удовольствие мужчине… Только ли физическое? Парень отстраняется, поддевая зубами резинку белья, старательно стягивая мешающийся элемент одежды ниже, но замирает, как только слышит звонок на мобильный Меньшикова. Неуверенно поднимает взгляд вверх и, находя ответ, менее решительно, но все-таки продолжает то, на чем пришлось остановиться. Стянутая ткань обнажает налитый кровью член до половины. Головка едва блестит от выступившей смазки, и видя это, Саша без пауз стремительно движется вперед, теперь уже свободно погружая ее в рот, и мычит — с необычайным довольством, бесстыдно наслаждаясь терпкостью пробы. Губы заскользили совершенно неумело, но вполне настойчиво, чтобы убедить Олега в абсолютной обнаженности души юноши. Язык голодно вылизывал накалившуюся кожу, хаотично обводя набухшие вены, и тут снова раздался звонок. Петров выпустил член изо рта, вновь вскидывая взгляд вверх, прижимаясь припухшими губами к сочащейся головке и ожидая от Меньшикова решения, потому что сам был способен только подчиняться, а не рассуждать.