Две части от звезды. Встреча

У Олега в голове мысли в каком-то пьяном танце расхаживали по кругу совсем недавно произошедших событий. Он за Сашей шел в пленительном полудурмане уже испытанных ощущений, в каком-то забытье, и его образ острым кинжалом пронзал сердце, уже, кажется, давно спокойное и равнодушное к таким замечательным юношеским порывам. Он шел неторопливо, словно боялся лишним шумом нарушить цепочку кадров, возникающих попеременно и сопровождающихся жгучей лаской ярких моментов. Вот он стоит поодаль от сцены и слушает его слова: они льются рваными толчками из самых потаенных мест сознания, и Олег не сопротивляется, хватаясь за каждый брошенный ему в ноги слог. К груди прижимает, взгляда дикого, зачарованного, оторвать не может, и когда его окунают в море глаз напротив так бездумно и легко, когда тянут на дно без задней мысли, когда перенимают все без остатка — хочется дышать глубже. Вот он уже вдыхает: остервенело, дико, когда срывается на ответный поцелуй — потому что это похоже, так похоже на глоток свежего воздуха! — когда к себе прижимает и сам прижимается ближе, чтобы объятия стали домом. Чтобы объятия стали больше, чем домом. Чтобы человек, который в сильных руках находится, почувствовал себя самым желанным и родным во всем гребаном мире, даже если стираются все предначертанные границы. Вот он уже сам ощущает, как далеко они зашли: жадные поцелуи в полной темноте, чуткие прикосновения к распаленной коже, глаза, наполненные ярким огнем вожделения, сладкие стоны, взбивающие разум, как сливки. И это не кажется запретным и неправильным. И точно так же не кажется запретным и неправильным то, что внутри зарождается огромный, разящий наповал шквал звериного восторга от играющей с ним, хищником, добычи. Потому что Сашка играл. Он в его глазах эту идею увидел и, как было заведено у них, подчистую скопировал себе, окуная в новые, темные, пошлые краски. Какая-то вспышка неконтролируемой, возбужденной агрессии тут же закоренилась во взгляде, демонстрируя силу: Олег принял вызов, и, черт побери, если бы Петров не выполнил требуемое, он бы сорвался, как голодный волк на кусок мяса. Но теперь не сорвется. Меньшиков садится на заднее сидение с тем спектром выраженных эмоций, в котором безразличие перекрывает что-либо другое. Оправляет края расстегнутого пальто, устраивается удобнее, сдвигаясь к середине за двумя личными целями, и лишь кивает водителю на немой вопрос о начале пути. Ждет, когда погаснет свет в салоне — почти терпеливо, почти спокойно. Мысленно выверяет угол зрения, который дает едва повернутое зеркало заднего вида, и тихо выдыхает. Автомобиль трогается с места вместе с невесомым касанием пальцев колена Саши, на которое плавно, медленно ложится широкая мужская ладонь. Олег понимает, что сейчас не имеет возможности взглянуть на мальчишку за проверкой его реакции. Это напрягает. Это выводит из равновесия. Но вместе с тем заводит донельзя, заставляет желать больше, и потому рука поднимается выше, пальцы оглаживают внутреннюю сторону бедра возле самого паха и, не касаясь, уходят обратно. Меньшиков только поджимает губы, когда понимает, насколько его вывел из баланса этот вовсе не случайный вечер: он едет в такси не к себе домой с мало оправдывающей себя целью. А мозг отчаянно отказывается действовать иначе. Наверное, только поэтому ладонь плавно возвращается. Мужчина играет по правилам, но добавляет в них щепотку желанных себе ответвлений. — Послушные мальчики получают награду, — едва слышно шепчет актер, так, чтобы услышал только Саша, даже чуть склоняется к нему, и на губах рисуется наглая ухмылка. А сразу после пальцы проходятся по напряженному члену через жесткую ткань джинсов, требовательно сжимают, коротко оглаживая по всей длине. Олег словно отстранен, но вместе с тем полностью поглощен процессом: запомнил, как расстегивается каждая пуговка, и избавил себя от мучительного ожидания. Но только себя. — Напомни мне, какой ты?