Две части от звезды. Встреча

Сквозь зубы рвется шумный выдох — Саша без задержек реагирует на прохладу, исходящую от вынужденного, напористого жеста. Он щурится от довольства, от новых ощущений; щурится лишь на пару мгновений, но не сводит — нисколько не преувеличенно — любовного взгляда, взгляда обожания со своего мужчины. С мужчины, относительно которого язык поворачивается лишь вычертить не уже привычное «ОлегЕвгенич», а «мой мир», «мой идол», «моя душа». Пальцы юноши замедленно тянуться к напряженным кистям. Коротко оглаживают, достигнув цели. Петров без особенного напора давит на руки, сжимающие ремень, не принуждая, а этим самым трепетным жестом, мягким взглядом прося повременить с просьбой. Немного обождать. И когда чужие кисти поддаются, опускаясь, Саша подходит ближе. Туманный взгляд, облаченный нежными чувствами и томящимся желанием, не спеша выскальзывает по затемненным от ночного мрака в спальне очертаниям. Мальчишка изучает, горя яростным нетерпением запомнить больше, впитать каждую линию тела. Он смотрит, плавно поворачивая голову вслед за тем, куда мчится собственный взгляд. Но со временем ему становится мало простой визуализации, какой бы детальной она ни была. Саша поднимает лицо, притихшими океанами омывая буйное пламя в глазах напротив — опутывая, накрывая бережными объятьями. Улыбается по-своему — как маленький хищный зверек, но не хитрит, а будто хвалится всем своим видом, как хорошо сейчас в опеке своего надежного наставника. Прохладные от легкого, неконтролируемого волнения пальцы касаются предплечий худрука, игривым перебором скользя выше, на обнаженные плечи, и Петров следит за каждым своим жестом; следит с внимательным наслаждением. Кончики пальцев с особенной осторожностью ведут путь к напряженной, крепкой шее, соскальзывая на ключицы, грудь. Теми же невидимыми нитями обшивают живот и как только приближаются к низу, взлетают вверх. С замиранием сердца студент обхватывает лицо Меньшикова ладонями, и снова позволяет прорезаться короткой, очаровательно-игривой улыбке. Одна рука остается неподвижной, а пальцы второй изнеживают мужские губы в призрачном от своей легкости прикосновении. Дьявольские помыслы сжигают тело изнутри, приказывая тотчас подчиниться и рвануть к желанному в самых что ни на есть изощренных порывах. Но Саша подавляет это в себе; ему хочется не просто слиться без памяти, а прочувствовать как можно тщательнее. Будто и правда боится, что такой возможности ему не представиться больше никогда. — ОлегЕвгенич… — шепотом, словно шелестящая на ветру листва, выговаривает юноша, без настойчивости утыкаясь в лоб напротив. — Ведь так, как сейчас: вот сейчас, когда сердце как одуревшее бьется, когда хочется только ближе… Вот так — ведь не только у меня, правда? — поджав губы, Петров опустил лицо, вкладывая свой переполняющий поток чувств в мелкие, невесомые поцелуи на скулах, шее, плечах. — Неужели такое бывает, ОлегЕвгенич? Как называются эти чувства? Потому что… я даже слов таких не знаю, клянусь, — смеется мальчишка совсем тихо, как и говорит, не останавливая ласковые поцелуи, словно шелком кожу обводя. Ладони опадают с лица, примыкая к коже на спине: обрисовывают вымышленные линии, и Саша чувствует, как сильное, выточенное бесценным терпением тело буквально пульсирует в его руках. И мальчишка дрожаще выдыхает, поддаваясь этому головокружительному ощущению. — Я хочу шептать, что люблю… — почти отчаянно скулит парень, вновь возвращаясь бархатными поцелуями к лицу. — Но понимаю, что это… нет, ОлегЕвгенич, даже не рано. Это просто не то чувство. Понимаете…? Не то, в чем я хочу так сильно признаться… Поцелуи по неволе становятся жарче. Придерживать в стороне естественное желание становится более невыносимым. И Саша, скидывая свои руки со спины вниз, вновь накрывает мужские ладони, выгадывая момент в сопровождении громких ударов сердца, чтобы выхватить ремень. И только тот оказывается в его пальцах, мальчишка оборачивает им шею Меньшикова, упрямо вытягивая на себя, тогда как сам следует назад. Не оступается — зная наизусть каждый угол в своей квартире, нарочно подается, упруго приземляясь спиной на прохладное постельное белье. С губ срывается довольный, сдавленный стон, когда тяжесть тела худрука оказывается предостаточно ощутимой для полного удовлетворения момента. Саша улыбается без иронии, мягко вглядываясь в лицо Олега, оказавшееся сейчас сверху, и наконец-то спускает с его шеи ремень… чтобы, приподняв голову, перекинуть его через собственную шею; чтобы, продолжая забвенно смотреть в центр бушующего пламени глаз, затягивать кожаный атрибут; чтобы, покончив с установкой, с опасливой осторожностью приподнять руку Меньшикова, подсказывая, что следует обхватить свободный конец ремня. Петров, пока еще было дозволено, расслабленно откинулся назад, прикрывая глаза: приманивая хищника своей непорочностью, цветущей в каждом изгибе тела и души.