Две части от звезды. Встреча

Чужие руки на собственном теле словно с размаху бьют по выключателю света: один размеренный щелчок, отдающийся гулким ударом меж лопаток, погружает все вокруг в тягучую, испепеляющую темноту, от которой не избавиться и не выбраться из которой лишь старанием и усилием, коих обыденно предостаточно было для этого. Для освобождений от подобных оков, прочных, тяжелых как якорь огромного крейсера, очерчивающего море точно так же, как ладони Сашины очерчивали грудь и плечи Олега, необходимо было желание — а все оно было уже не здесь, все оно было уже снаружи, в тонких, изящных пальцах юноши, от шепота которого невыносимо сложным становится даже сделать вдох. Но Меньшиков делает: шумно втягивает носом воздух, прежде чем самозабвенно приоткрывает губы в ответ на нежнейшее касание к ним чужих, дарит несколько секунд ласковости, в которой Петрову искусно уступает, позволяя этот терпкий поцелуй запомнить по кадрам. По кадрам, где каждый будет означать если не признание в любви, то попытку продемонстрировать степень принадлежности в сбитом дыхании и трепетных прикосновениях к горячей коже. Чтобы эти самые прикосновения оказались тут же жарким пленом объятий, а нежный поцелуй — печатью-подписью во всех документах на «переход территории в руки Меньшикову О.Е.». Потому что Олег не успевает дать себе стоп, прежде чем пальцы на талии мальчишки сомкнутся сильнее и жестче, а ладони смелее скользнут под поясницу, полностью отрывая легкое тело от простыней и прижимая к своему собственному, поднимая, утягивая ближе, почти усаживая на колени. Стоп дается секундами после, когда влажная головка твердого члена упирается в одну из ягодиц, медленно и искушающе скользя ко входу. Олег не дает торопиться, держит в руках, как трепещущую в попытках рвануть в небо птицу, и с восхищением наблюдает каждую эмоцию своего нетерпеливого мальчика. — Я для тебя все, что хочешь, Сашур. Любое желание, маленький мой, — Меньшиков вышептывает, носом тычется прямо под скулу, в каждом касании выдавая свою слабость перед неограненным драгоценным камнем в дрожащих от вожделения пальцах, в каждом недотянутом выдохе признаваясь ему постлюбовно: «каждый удар сердца в твою честь, открывай счет». Тем временем одна из ладоней в широком жесте проходится от лопаток до бедер, оглаживает ягодицы, чуть покрасневшие от пары ударов, нанесенных в полной покорности внутривенной страсти, подталкивает в нужном направлении, заставляя прижаться ближе, и замирает, когда член снова входит в узкую, мокрую дырочку, медленно и осторожно, чтобы любой последующий сантиметр Петров ощутил так же, как каждую оставленную на его теле метку. К которой прибавляется новая — на худощавом плече расцветает поздней розой, которую Олег обрисовывает пальцами, покрывает легкими поцелуями, вокруг которой кожу игриво кусает, неторопливо смещаясь к излюбленной шее. И все еще не может представить себе, что все это всерьез, что все это наутро они будут помнить в деталях, что все это не действие алкоголя или долгих ночных разговоров после пары десятков лет, проведенных бок о бок. Что одного взгляда хватило, чтобы Меньшиков взял и выбросил поводья, за которые всю свою жизнь держался, и решил вдруг, что с этого момента идет пешком. — Мальчик мой, — хрипло выдыхает Олег возле Сашиных губ, тут же награждая его пылким, томным поцелуем и плавно опуская лопатками обратно на постель, оглаживает выпирающие ребра, касается кончиками пальцев колена. Его ведет основательно и бесповоротно. Так, наверное, тонут — когда понимают, что даже еще один глоток воздуха не спасет, потому что вода, оказывается, столь притягательна, романтична и прекрасна, что сойти с ума, отдавшись ей, не так уж и страшно. Потому что сойти с ума, отдавшись ярчайшим голубым омутам напротив, не страшно совсем — зацеловывая румянец щек и почти что слизывая следы от соленых слез, мужчина начинает плавно двигаться в податливом, словно вылепленном мастером теле, подаваясь чуть ниже, чтобы обе ноги Петрова легко устроились на пояснице. Потому что требуется еще больше: врасти, стать единым целым. И это навязчивое желание заставляет сжимать сильными пальцами чужие ягодицы до боли, срываясь на резкие, глубокие толчки, пока губы произвольно вырисовывают на сладкой шее все больше и больше темных меток. Ладони соскальзывают поначалу под поясницу, придерживая в удобной позиции, а потом по-хозяйски проминают торс и грудь. Мужчина уверенно находит пальцами Сашину шею, впервые за весь вечер ласково ее оглаживая — по всем оставленным укусам и отметинам, по напряженным проявившимся от возбуждения венкам, по выступающим косточкам и выпирающему кадыку, чтобы вместе со следующим толчком бедер губами прижаться к нежной коже чужой щеки, оставляя влажные, теплые поцелуи каждое мнгновение. Он надеется, что зацеловать этого лисенка в других, особенно интересных местах, еще успеет, и поэтому сейчас лишь нагло призывает его прочувствовать собственную покорность и принадлежность. Но вместе с этим, когда от хлюпающих звуков крыша едет со скоростью запускаемых в космос ракет, а тело мальчишки в очередной раз реагирует слишком остро, — Меньшиков его член окружает кольцом широкой ладони, — мужчина не может сдержать мягкого и нежного: — Ты мое счастье.