Две части от звезды. Встреча

Петров чувствовал, как мерзкие, липкие пальцы ожидания обвивали его шею; как с каждой секундой становилось невыносимо дышать — невыносимо совладать с паникой, режущей мысли в самых страшных и нелепых одновременно придумках. Юноша безотрывно смотрел в лицо мужчины большими глазами, наполненными мольбой пощадить его, забрать одиночество и кошмары хотя бы еще ненадолго. Он боялся вновь оказаться ненужным, брошенным, не понятым никем. Боялся лишиться человека, рядом с которым оказался абсолютно полноценным. Но, пожалуй, больше всего боялся услышать отказ, осуждение. Боялся услышать правду, в которой бы не было и толики теплоты, царящей минутами ранее. Боялся, что сказку увидел только он один. Пряный голос ласково осаждает слух, и Саша дрожаще выдыхает, превращая надсадный стон в сдержанное мычание, плавно закрывая глаза, ведь в этом голосе рождается не просто долгожданный ответ. То, что слышит мальчишка, то, что внимает каждой крохотной частью себя, не напоминает даже самое помпезное признание в любви. Он, стоящий на краю и остерегающийся сделать шаг, теперь без преград падает вниз, не страшась разбиться, потому что в любую нужную минуту у него появится тот, кто сможет подхватить. И каждый самозабвенный поцелуй Меньшикова продолжает откровенный монолог, заменяя слова, дарит чувства, благодаря которым Петров даже не оказывается за какой-то новой, чудесной завесой, а отчаянно ловит и пропускает сквозь себя необыкновенное, щемящее воодушевление, схожее безумно с тем, будто заново родился. Заново родился… Саша пьяно улыбается, безмятежно прокручивая в голове это сладкое сочетание по несколько раз, обещая себе обязательно рассказать об этом всем. Всему миру поведать то, что окунает тело в новое пространство, что заставляет вбирать совершенно иной воздух, что заставляет вливаться в неизвестный сердцу, но такой притягательный ритм. То, что создает истинное счастье, выплетая его из особенно тонких нитей, которым ни за что нельзя позволить порваться. Юноша не позволяет себе открытых движений, только робко подставляется под смазанные, обрывистые поцелуи, сгорая от потребности вобрать больше, но не может не поддаться повелению сильных рук. Принимая более выгодное положение для собственных благодарностей, Саша уже тянется к лицу худрука, но его подрывная уверенность улетучивается в миг, и он покорно замирает, слушая продолжение драгоценной мелодии, с щедростью сходящей с уст мужчины. И с каждым его вымолвленным словом, в изяществе украшенным касанием, мальчишке, обессиленно дрожащему в объятьях, труднее становилось сдерживать свои эмоции. Теплые ладони заскользили по влажной груди выше, вскоре, едва дотрагиваясь, оказываясь на лице, обрамляя щеки Меньшикова в изнеженном захвате. Саша, в наслаждении обводя четкие контуры пальцами, с блаженной улыбкой, блистающей на губах, склонился, наконец-таки отождествляя последующим чувственным, тягучим поцелуем и свою благодарность, и свою радость, в которую до сих пор поверить представлялось едва ли возможно. — Сбежать от Вас, ОлегЕвгенич… — сладко причмокнув горячие губы прежде, чем полностью распрямиться, заманчиво раскрываясь перед мужчиной, сбивчиво зашептал Саша с хмельной полуулыбкой, — значит лишиться всего. Петров отчаянно следовал дикому желанию сделать эту ночь как можно дольше; взять от этой ночи то, чего не хватало все годы, прожитые в холоде, отрешенности и непонимании. Он, всегда азартно жаждущий нового дня и новых начинаний, стремился обманчиво отогнать время, впервые отрекаясь от манящей неизвестности, ставшей в один миг черной дырой, где теряешь и свою жизнь, и самого себя. Урвав момент, Саша, упираясь одной рукой в широкую грудь Меньшикова, не переставая преданно смотреть в его темные глаза, плавно подался бедрами назад. Поджимая губы, мальчишка надломленно замычал, вновь впуская в себя теплую плоть, сжимаясь так, чтобы ловко подцепить взаимное желание, и чтобы не доставлять друг другу дискомфорта. И как только уловил ответные порывы, отпустил себя, набирая неприлично быстрый темп. Петров не помнил, когда и как все подошло к концу, сколько длилось их драгоценное единство. Он и не стремился знать. Чтобы потом не жалеть об окончании, чтобы не засыпать со страхами о том, как именно начнется их следующая ступень. Он хотел, чтобы они оба растворились друг в друге, и чтобы их взметнувшееся счастье окончилось, укрыв обоих незаметным покрывалом из крепкого сна.