Война в каждом из нас

— Эй, — Олег трясет меня, вытаскивая из сна. — Вылезай, приехали. Саш, подъем! Шуваев вздрагивает от шлепка по плечу и потягивается. Из другой машины к нам уже семенит Леша. — Петрович, район твой, я специально выбирал, чтобы вам потом поближе добираться! — Спасибо за заботу. — Макаров выходит на свежий воздух, с наслаждением вздыхает. — Хорошо-то как! Ребят, не бухайте вы так, от вас в машине задохнуться можно. Пока Тарабаров расплачивается с водителями, мы, подхватив Женьку, взбираемся по ступенькам двухэтажного кирпичного домика. «Кафе Бар Сауна» значится на мигающей вывеске у нас над головами. — О, бар это хорошо, — потирает руки Женька. — Давайте по пивасу и сразу в бассейн! — Ага, навстречу инфаркту, — поддакивает Олег. — А девочки будут? — интересуется Саша. — У тебя хуй-то встанет? — ржет Женька. — За себя волнуйся, — Шуваев лапищей поправляет хозяйство. Симпатичная девушка, представившаяся Юлей, проводит нас в небольшой зал с отдельным бассейном и парилкой; в углу организован не самый зашарпанный диван и деревянный стол, по стенам развешаны березовые веники и всякие забавные шапки. — Юленька, а у тебя тапочек резиновых не будет? — плотоядно оглядывая девушку, спрашивает Женя. — Есть. Для всех принести? Мы, переглянувшись, мотаем головами. — Нет, ты мне принеси, пожалуйста, один. Левый. — Женька плюхается на диван, выставив вперед протез. — А то я тут разобьюсь об ваш кафель. — И прихвати нам, родная, пивка, литра четыре для начала — два темного и два светлого, — загибает пальцы Леша. — Сока… Петрович, апельсинового? Апельсинового, Юль. Ну, и закуски там всякой. И мясного чего-нибудь! — Шашлык будете? Из свиной шейки, очень вкусный. — Ой, мы щас хоть из свиной, хоть из чьей съедим, — признается Саша. — Мне после клуба ветеранов так жрать хочется, будто я с Осетии ничего не ел. Юля, профессионально улыбаясь, быстренько все записывает и скрывается за дверью. — Хорошая какая, — улыбается Женька, раздеваясь до трусов. Леха помогает ему отстегнуть правую ногу. — Ты не воодушевляйся! — прикрикивает на него Тарабаров. — А то со стороны похоже, что у тебя на меня встает. Сауна сотрясается от смеха. — Да, тебя я тоже люблю, детка, — лыбится Махов, глядя на Лешу заигрывающим взглядом. — Иди, нахуй, в свой бассейн! — ржет Леша, помогая ему подняться. — Так на хуй или в бассейн? — уточняет Женя, и их конструкция из трех ног начинает разъезжаться от смеха. — Погоди, погоди! Вон Юлька мой тапок несет… — Девушка, а здесь курить можно? — спрашиваю я. — Да, я принесу пепельницу. — Дай мне тоже. — Олег садится рядом, и мы ненадолго замолкаем, дымя. — Слушай, — говорю я, выкурив половину. — Леха нам такой вечер устроил, надо наверно скинуться. — Завтра это решим, он сейчас все равно пьяный в хлам. Мы наблюдаем, как в соседней комнате Леха загружает Женьку в бассейн. Саша сидит напротив нас, подбив щеку кулаком, и пялится в пустоту перед собой. Я украдкой бросаю взгляд на Олега. Так много хочется спросить, узнать, как он жил эти десять лет. — Олег, — пробую я осторожно. — Как ты сам? — М? — он смотрит вопросительно. — Как сам, как мама? Макаров молча докуривает, тушит бычок в принесенной пепельнице. На столе за это время вырастают кружки с пивом, закусь, а на тумбочке рядом — стопка чистых полотенец. — Мама умерла полгода назад, — говорит он буднично. — А ты как? Я глотаю комок, пытаясь подобрать слова. А что ты хотел, думаю я про себя. Десять лет это тебе не фунт изюму — сколько еще всего случилось в его жизни, о чем ты даже не подозреваешь? — Прости, Олег. Мне очень жаль. — За что ты извиняешься? — Макаров крутит в пальцах мою зажигалку. — За все… За десять лет. — Ну, у тебя, наверно, были причины, чтобы исчезать. — Он смотрит на меня испытующе. — Ведь были же? Я просто киваю. Были. Точнее, была — одна. — Ну, и как ты? Слова застревают в горле. Надо сказать ему про Катю, про детей, и что я больше не вернусь в Белоруссию, но это, оказывается, не так-то просто, даже не смотря на то, что я пьян. — Эй, ребята, ну вы что, как не живые сидите?! — восклицает Женька, стоя на единственной ноге в дверном проеме, поддерживаемый Лешей. На плече у него мокрые трусы. Я поднимаю на него глаза и ойкаю. — Гляди-ка, у Женьки еще одна нога растет. Макаров беззвучно смеется, прикрыв глаза рукой. Саша оценивает Женькины размеры и замечает: — Так ведь и инвалидность снимут. Леш, не страшно тебе с его питоном плавать? — Завидно — завидуйте молча! — довольно отвечает Махов, пока Леша, показывая зубы, ведет его к столу. — Нет, ты уж завернись в полотенце, пожалуйста, — усмехается Макаров, не глядя, протягивая ему банную принадлежность. — А то у нас комплекс неполноценности разовьется. Пока ребята усаживаются, выпивают и закусывают, Олег разоблачается и, обернувшись полотенцем, топает в парилку. — Отлупить тебя веничком, Петрович? — спрашивает Саша, потягивая пиво. — Ну, отлупи, — дозволяет Макаров. Они скрываются в другой комнате, где рядом и бассейн и парилка, а у меня неожиданно разражается трелью телефон. «Катя», читаю я на экране, и некоторое время размышляю, брать или глухим прикинуться. — Ответь уже, чего он орет, — говорит Женя. Я вздыхаю и выхожу в коридор, плотно прикрывая за собой дверь. — Где ты? — Катин голос полон ненависти. — Тебе какая разница? — огрызаюсь я. — Я пока еще твоя жена, вот какая! У тебя дети есть, ты не забыл? Я перевожу дух, пытаюсь не наорать в ответ. — Послушай. Ты от меня ушла, а не я от тебя. — Да ну? — ехидно переспрашивает она. — А ты не забыл, почему я ушла? Отвечаю не сразу, сначала пропускаю Юлю, несущую запотевшую бутылку водки. — Нет, не забыл. — Где ты? — настаивает жена. — Я в Москве, мы хоронили Астапенко сегодня. Катя на минуту замолкает. Она не знала об этом ничего, мы уже месяца два с ней не общаемся. — Прости, мне жаль, — другим голосом говорит она. Я знаю, что ей действительно жаль. Она знала батю, и понимала, как много он для нас значил. — О чем ты хотела поговорить? — О разводе, — рубит Катя. Катька у меня, как Чапай — шашку наголо и в бой. Бороться с ней нет никакого смысла. Вдруг понимаю, что Олег такой же. Упрямый и неприступный. — Слушай, я сейчас с ребятами… Давай я сам позвоню тебе, когда захочешь, а то у тебя сейчас деньги кончатся. На том конце вздыхают. — Завтра вечером, — решает она. — Хорошо, до завтра. Я даю отбой и минуту стою в ступоре. За дверью слышится гогот, веселье идет полным ходом. Мне вдруг хочется на минуту выйти на улицу, и я выхожу, глотаю мокрый холодный воздух, и позорно плачу. Возможно когда-нибудь, очень нескоро, мои дети поймут меня и простят. Когда-нибудь в следующей жизни. — Ууу, ну и лицо, — тянет Леша, когда я возвращаюсь. — На-ка, выпей. Он вручает мне стопку, и я без слов опрокидываю ее в себя. — Огурчик? Мотаю головой, скривив рот от водки. — Ну? — Нормально все, нормально, — отнекиваюсь сипло. Тут слышится звонкое «шлеп!». Это Петрович выскочил из парилки прямо в воду. — Эх, хорошо! — радостно восклицает он, плескаясь как ребенок. Женька, смоля сигарету, хитро улыбается и замечает: — Петровича сюрприз ждет. Леша молча демонстрирует мне белое полотенце. — Что это? — Это мы у него сперли, — довольно говорит Женька. — Слушайте, — качаю я головой, — про ногу я сказал, его-то за что? — Да ты не расстраивайся, мы ему другое взамен оставили. Маленькое, для рук. И оба шутника заливаются счастливым смехом. — Придурки, — улыбаюсь я. — Надо Юле сказать, пусть линейку вам принесет. Чтоб вы совсем уж в детство впали. Проходит еще минута или две, и в дверях появляется Петрович. Я, наверное, навсегда запомню эту картину, и она первой явится мне перед смертью: высокий, с рельефным телом командир, с точеным лицом и поседевшими волосами — в общем, весь из себя Воин, — и с крошечным, как салфетка, полотенцем на бедрах. А с боку аккуратный маленький узелок, который всю эту конструкцию держит. На секунду воцаряется мертвая тишина, в следующее мгновение сменяясь диким хохотом. — Ээх, вы, — тянет с улыбкой Петрович, уперев руки в боки. — Негодники. Пока все валяются под столом, я как загипнотизированный пялюсь на полотенце. Ребята угадали с размером — судя по бугорку у нижнего края полотенца еще бы чуть-чуть, и мужественный, без сомнения, конец командира виднелся бы из-под белой тряпки. Можно было сказать, что сейчас он находился где-то в сантиметре от полного разоблачения. — Сере… Серега залип, — задыхаясь, стонет Женька. — Да, мне после этого вечера одни члены сниться будут, — говорю я и делаю большой глоток пива, вызывая новую волну ржача. — Ну, все, хорош, — Макаров, напуская на себя грозный вид, тянется за своим полотенцем и без труда выдергивает его из ослабевших лап Леши. — Пошутили и хватит. Он снова садится рядом. Приносят шашлык, мы едим, пьем, выпиваем, а через полчаса приходят две красотки на вот такенных каблуках, в мини-юбках, и смех стихает, сменяясь голодными взглядами. — Слушай, — говорю я на ухо Макарову. — Я с ними трахаться не собираюсь, к тому же мне недавно жена звонила… В общем… Если ты не против, давай поедем. — Давай, — легко соглашается он и, не стесняясь девиц, быстро переодевается. — Э, парни, вы куда? — удивляется Леша. — Лех, завтра созвонимся, ладно? — Олег хлопает его по плечам, обнимает. — Спасибо тебе за хлопоты. Жень, Саш. Давайте, ребят, отдыхайте. Через десять минут мы оказываемся на улице, и холодный ветер выдувает из моей головы часть дурмана. Я ежусь, засовывая руки в карманы, и внезапно ужасно хочется спать. Опостылевшая сумка врезается в плечо и тянет вниз, к земле. — Сейчас машину поймаем, тут буквально минут десять… Дальше я смутно помню мелькающие в окне фонари, старый дом на проспекте Мира и запах чужой квартиры. А после на меня падает блаженная тьма.