Война в каждом из нас

*** Первым делом я устраиваюсь на работу. В зале работают четыре официантки, одна из них уже знакомая мне Ира. У нас с ней состоялся странный разговор: — Так ты друг Олега? Она симпатичная, хотя и потасканная какая-то. Уже не молодая, начинающая полнеть, и по ней заметно, что она пьет. Не выпивает, а именно пьет, и это самое паршивое. — Да, я его друг. Мы воевали вместе. — Странно, я о тебе никогда не слышала. Я усмехаюсь. — Надо же. Я о тебе тоже. Ее лицо искажает неприязненная гримаса. — Да пошел ты. Я тебя насквозь вижу, педик! — Я тебя тоже, — щелкаю пальцем по горлу. — Завязывай с этим. Больше мы с ней не разговариваем. С обеда и до утра я стою на страже караоке-бара, потом трое суток отдыхаю. Ну, как отдыхаю. Езжу по строймагам, выбираю разную ерунду для ремонта. Строчу смс-ки Олегу, типа: «Тебе какой цвет нравится?» «Только не хаки», говорит он. «Розовый?))» «Дурак что ли» «Ладно)) Синий пойдет?» «Ты плитку выбираешь? Если для ванной, то лучше белый» «Фу, какой ты скучный» Я выбираю два вида: белую и бирюзовую, с морским рисунком, чтобы чередовать в шахматном порядке. В таком режиме проходит три недели: я потихоньку колупаюсь с ремонтом, а Олег ходит на службу. В выходные мы занимаемся всякой ерундой, вроде выбора цвета обоев и просмотра фильмов. Бывает, ходим по магазинам. Иногда он видится с Ирой. Я никогда не спрашиваю, куда они ходят, что делают — Макаров дал мне понять, что меня это не касается. Ладно, думаю, не хочешь рассказывать, не надо. Я даже не говорю ему о нашем с ней разговоре. Пусть мы друг для друга педик и алкоголичка; у них-то, небось, все чин чинарем. За два дня до Нового Года я притаскиваю домой живую елку, не большую, чуть выше метра. По квартире сразу распространяется чарующий запах хвои. Ох, как я люблю это время! Надо еще мандаринов и конфет купить, и все это дело присобачить на елку. Когда мама еще не спилась, мы всегда украшали на Новый Год живую ель. Там были мандарины, конфеты, всякие самодельные гирлянды, фонарики, хлопушки. Так здорово было! А утром 1 января я всегда находил под елкой подарок… Ой, подарок! Я ломлюсь в супермаркет, за подарком для Олега. Брожу в замешательстве по рядам, абсолютно не представляя, что ему может понравиться. Подарить какой-нибудь дезодорант? Нет, это пошлятина. Что-то, что сгодится в хозяйстве? Да он дома-то бывает только на выходные. А может, открытку? Нет, это вообще не подарок. Надо подарить ему Ирку, внезапно понимаю я. Устроить им сюрприз, пусть встретят Новый Год вместе. Петрович хороший мужик, а она хоть и дура, но женщина. А женщина — это все-таки лучше, чем правая рука, по себе знаю. Устраиваю все на свой вкус, заказав столик в одном приличном заведении. Утром 31-го каждый получает по приглашению с адресом. Олег долго недоверчиво крутит в руках открытку, пока я хожу вокруг него и заглядываю через плечо. — Что там? — спрашиваю с деланным интересом. — Ерунда какая-то, — сообщает он. — «Жду тебя в 23:00…» Кто это написал? — Может, Ира? — спрашиваю я, едва не закатив глаза. — Хм. Надо позвонить ей… — Ты что! — я перекрываю ему путь к телефону. — Кто же так обращается с сюрпризами! Неужели тебе не интересно, что там будет? Он смотрит на меня с подозрением. — Слушай, — говорю, — если ты думаешь, что там буду я, то ты ошибаешься. — Это ты написал, — говорит он, прищурившись. — Я угадал, да? Ух, блин! Да что же ты, Макаров, за человек такой! — Ладно, — сдаюсь я. — Да, это моих рук дело. Но знай, что сегодня вечером тебя там будет ждать Ира. Наверняка нарядная, красивая, в предвкушении чудесного вечера. Потому что она-то точно подумает, что пригласил ее ты. И если ты не хочешь испортить ей праздник, то пойдешь туда. Ясно? И опять у него брови уезжают на затылок. — Зачем? — За шкафом, Олег! — в сердцах восклицаю я. — Ты как деревянный, честное слово! Просто иди туда и все! С тем же недоуменным выражением лица он пожимает плечами. У него это означает согласие. Не дожидаясь его ухода, ухожу сам. Не знаю, что меня гонит подальше от дома, но вдруг хочется сбежать на край света и там остаться. В итоге оказываюсь на Красной площади и сразу после боя курантов смотрю вместе с толпой шикарный салют. Вот чего я никогда не видел, так это такого салюта! И пока над головой взрываются разноцветные шары, ненадолго забываю про все, что меня когда-либо беспокоило в жизни. Смотреть бы на это вечно… Домой возвращаюсь подвыпивши, где-то в три ночи, и с порога чую неладное. Почему Олеговы ботинки стоят посреди прихожей? Макаров сидит на диване, задумчиво пялясь на елку. Или, скорее, сквозь нее. Он даже не сразу замечает, что не один больше в квартире. — Привет, — наконец реагирует он, оглаживая идеально выбритый подбородок. — С Новым Годом. На нем темно-серый костюм и белая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами. В руках он теребит снятый галстук. Я все еще не привык видеть его в штатском, но нельзя сказать, что ему не идет такой вид. — С Новым Годом, — я сажусь в кресло напротив, рядом с елкой. Его взгляд скользит по моей фигуре. Я не разделся и не разулся, башмаки оставляют на полу грязные потеки. В моей руке недопитая бутылка шампанского. — Это помогает? — спрашивает он, кивая на бутылку. — Смотря от чего, — пожимаю плечами. — Моей мамке не сильно помогло, например. Он знает, что она спилась и умерла. Когда-то, еще в учебке, он вызвал меня к себе и стал расспрашивать, откуда я такой красивый нарисовался — хуй сотрешь. Не особо тушуясь, я рассказал ему свою невзрачную историю. — Моему отчиму тоже не помогло, — внезапно говорит он, и по моей спине пробегают мурашки. Похоже, сегодня у нас вечер откровений. — Он пил? — Пил и избивал маму. — Ты никогда не рассказывал. Олег больше не смотрит на меня. — Это не самые приятные воспоминания. Зато я усвоил урок на всю жизнь — алкоголь превращает людей в животных. Я молча отставляю бутылку. — А твой отец? — Я не знаю, кто он. Мама мне так и не сказала. Ничего себе расклад, думаю я. Не одного меня жизнь отымела. — С Ирой что-то случилось? — спрашиваю осторожно. — Нет. Абсолютно ничего не случилось. Ага. Ясно. — Почему? Секунду мне кажется, что он пошлет меня с этими вопросами, но потом складывает на груди руки и отвечает: — Не могу. Она меня поцеловать хотела, а я закрыл глаза и увидел Таню. Таня — это его покойная жена. Мы никогда не говорили об этом. Не думаю, что ему хотелось с кем-то делиться своим горем. — Прости… Чувствую себя странно. Но я ведь не виноват, что его переклинило! Так, надо срочно разрядить обстановку. — Ну, хочешь, я тебя поцелую? В меня летит скомканный галстук. — Что? Нет? — я натянуто смеюсь. — Да ладно тебе, я пошутил. Макаров с улыбкой, больше похожей на гримасу, поднимается и подходит к окну. В прорезанной фейерверками ночи огромными хлопьями падает снег. — Вали-ка ты на кухню спать, — велит мне Макаров. — Мне одному побыть хочется. — Ладно, — скиснув, говорю я. Покорно сгребаю раскладушку и выволакиваю ее в соседнее помещение. Тоже мне, обидчивый какой! Шуток не понимает. Располагаюсь между столом и плитой; в изголовье тарахтит холодильник. Прикрываю дверь. Ложусь, руки под голову, и таращусь в потолок. Придурок, кто меня за язык тянул? Не дай бог, он теперь думать будет, что я пристаю к нему. Если такими темпами дальше пойдет, то завтра я могу оказаться уже на улице — и точно без раскладушки. Слышно, как Макаров идет в ванную, а потом все стихает. А что, думаю, было бы, если бы он согласился? Поворачиваюсь на бок. Нет, ну шансов у такого варианта — где-то один из тысячи, может и меньше. А все-таки? В груди ворочается что-то, смутно напоминающее азарт. Он ведь «нет» не сказал. Я чувствую себя стоящим у игрового автомата. Что выпадет? Тридцать рублей или три тысячи? И стоит ли игра свеч? Стремновато самого себя на кон ставить. Олег красивый, думаю я. Умный, ладный. И что уж там темнить, он мне с войны покоя не дает. Но тяжело с ним. Он свою мертвую душу, что в глазах полощется, не просто не прячет, он ее всем на показ вывешивает, как молодая жена — простыню с красным пятном. Нате, любуйтесь. Интересно, а что он в моих глазах видит? Или ему вообще все равно, он этого не замечает? Столько вопросов толпится в голове, что заснуть просто невозможно. Стараясь не шуметь, нахожу в куртке свои сигареты, сижу долго на кухне, дымлю, наблюдая, как празднующий город потихоньку засыпает. Как же просто было с Катей. Где-то на этой мысли я вырубаюсь, так и оставшись сидеть за столом. В этой позе меня находит Олег, когда я сквозь сон слышу звук собираемой раскладушки. — Доброе утро, — бормочу я, поглядывая на него. — Доброе, коли не врешь, — отзывается бывший командир, пристраивая советское чудо-изобретение к стенке. — Выспался? — Не, тупил почти до утра. — Почему? — Думал много… о ерунде всякой. — Ну, ладно. Давай завтракать? *** Жизнь снова ползет своим выверенным, неспешным шагом. Работа, ремонт, выходные перед «ящиком». Мы больше не говорим на личные темы, а Олег перестает видеться с Ирой. Где-то в начале весны, когда грязные сугробы постепенно являют миру свое содержимое, мне приходит повестка, и я уезжаю на неделю в Белоруссию, чтобы развестись. Теперь я должен буду отдавать половину своего дохода Кате, и смогу видеться с детьми не реже одного раза в месяц – так постановил суд, несмотря на Катины возражения. Дочка, Варюшка, вешается мне на шею и не отпускает с полчаса. - Папа, где ты был, что случилось? – плачет она. В сторонке, словно надзиратели, стоят Катя и Дениска. Малой держится за материну ногу и глядит на меня, набычившись. Как-то так сложилось, что дочка всегда была за меня, а сын за нее. - Варвара, слушай меня внимательно, - серьезно говорю ей. – Ты у меня девочка взрослая, так что пойми меня, пожалуйста. Мы с твоей мамой очень любили друг друга, но случилось так, что мы больше не можем быть вместе. Так бывает, к сожалению. Я буду звонить тебе, и писать письма, вот такие огромные, договорились? - Мы что, больше не увидимся? – дочка смотрит на меня мокрыми, большущими от страха глазами. - Увидимся, конечно! Ты что глупости такие говоришь? Но папе надо уладить свои дела, понимаешь? А если мама разрешит, я тебя летом ненадолго к себе возьму, ладно? - В Москву? - Не, какая Москва! В деревню, на природу! - А озеро там есть? - Да если нету, я его сам тебе выкопаю! Сам еще не знаю, что там у Олега за домик в деревне, но не могу же я дочку разочаровать. - Ну, ладно, дочь, мне на поезд пора. Не плачь только, договорились? Большие девочки не плачут. И за братом приглядывай. Сама знаешь, какой он балбес. - Только ты один умный, - цедит сквозь зубы Катя и за руку уводит от меня Варю. Я смотрю на них еще секунду, а потом ухожу, не оборачиваясь. Самому бы теперь не разреветься.