***
А утром никуда не поехал — заболел. Простыл, наверное, давеча на своей вечеринке. Проснулся со стонами, слабый, горячий, несчастный. Санька только вздохнул — обычное дело: альфа больной — это же конец света, температура за тридцать восемь — уже предсмертное состояние. И Олег не стал исключением, как и папины женихи — так же лежал и стонал, кашлял надрывно, будто бы умирающий. Одним словом, снова к Сашке в руки попал. Но тот только рад был (не болезни, конечно, — самой ситуации): Олег же больной — безопасный, зато снова рядом и опять нуждался в заботе. Днём лежал с полотенцем на лбу, вечером мучился жаром, почти не ел, только пил, и то — Сашка тёплый отвар чуть ли не силой в него вливал. А сам сидел рядом, даже ноутбук перенёс в гостиную, чтобы быть ближе, — и держал Олежку в объятьях, если тому совсем становилось худо. И пусть неловко так думать, но эти три дня для Саньки были самыми счастливыми в жизни. А ещё они разговаривали — о всяком. Правда, Олег больше слушал, — Сашка так приятно рассказывал: уютно, голосом мягким, забавно и интересно. Про деда и псов его, про папиных альф, а их было много, и в основном неплохие дядьки — только гуляки. А папуля Санькин хотел вечной любви. Ох уж эти омеги. Ну как же им объяснить, что именно это желание привязать к себе альфу его и пугает? Особенно разбитного. Ну кто ж захочет хомут на шею надеть добровольно? Вот и сбегали они, и Олег их вполне понимал. Но помалкивал — не хотел Сашку расстраивать. Поэтому слушал, поддакивал, даже сочувствовал иногда и всегда на его стороне был, пусть и не соглашался. Так они и до Сашкиного образования дошли. Олежек, конечно, смутился — уж больно тяжко ему было рядом с Сашкой себя чурбаном ощущать, — но ничего не поделаешь. Альфа всё же спросил, как омега столько языков умудрился освоить. Выяснилось, что Сашка сам их учил — по книгам, но на отлично знает лишь пять (лишь!). Поэтому переводы даются труднее и дольше делаются, если язык незнакомый, но Санька не отчаивается никогда — ведь сам интерес к тому, что написано в тексте, уже заставляет копаться, где только можно. Сашка и времени не замечает, когда переводит, — особенно интересное. Вот связался, например, тут с историками и им помогает. Платят, конечно, немного по сравнению с деловыми текстами, но зато удовольствия сколько! У Сашки глаза блестели, когда он об этом рассказывал: про древние свитки, книги, найденные в пыльных архивах, но не переведённые; про секреты гробниц. А древнеегипетский вообще интересный!.. И если б Олежек его не остановил, омега совсем бы увлёкся, но альфе и так уже плакать хотелось от осознания собственного ничтожества. В итоге не выдержал он. — А тебе не скучно со мной, с таким тупицей? Санька даже осёкся, захлопал ресницами. — Что? — он так искренне удивился. — Ты что говоришь такое? Да ты же чудо чудесное! Зачем ты так о себе? — Да потому что!.. — Олег повернулся на бок, уткнулся лицом в подушку. — Как есть, говорю… Максимум, на что я способен, это кувалдой махать. Ну, или ещё чем тяжелым. Мозгов потому что нет… — Дурачок… — Санька ткнул его в лоб. — Как же ты плохо думаешь о себе. Вот уж не ожидал… А Олег, видно, завёлся — стал злым. — Да я еле школу закончил, Саш! Родители аттестат купили! Всё верили, что я куда-нибудь поступлю, инженером стану, а я… так ослом и остался… — Так ты поступи… — Санька вообще не видел проблемы. — Почему нет-то? — Да брось, — Олежек совсем расстроился. — Давай не будем об этом. Я посплю, ладно? Бошка что-то болит. Температура, наверное. Тяжко… Санька пощупал его. — Ой… — и правда огромная, лоб-то пылает! Он дал альфе лекарство, посидел рядом с ним, погладил по раскалённой спине, Олег и уснул. Но грустный лежал такой, что душа разрывалась.***
Так и прошло три дня. Олег, наконец, поправился, заулыбался и пусть ещё кашлял мучительно, но выглядел уже лучше. Санька накормил его в последнее утро, губами ко лбу приложился, проверяя температуру, а Олежек его изловил и поцеловал, — ну значит точно кризис прошёл. Вот и славно… Сашка умаялся, и хоть ничуть не роптал, но ходил уже на автопилоте. Он же всё это время работал — и ночью, и днём: задание получил большое, сроки минимальные, да ещё и латынь. Трудно, конечно, пришлось, но такое случалось, — зато платили потом хорошо, и даже очень. Вот Санёк и трудился — трое суток не спал, а что Олежка был рядом, может и сил придавало — душевных уж точно. Каждый поцелуй, каждое прикосновение, объятье, каждое слово, сказанное любимым голосом — всё это вдохновляло. Вот Санька и справился, а к концу четвёртого дня отослал всю выполненную работу в офис. Фуф… А к вечеру Олег уже полностью оклемался. Они с Санькой поужинали, омега побежал ещё раз проверить текст перед отправкой, альфа завалился на диван в гостиной и врубил телек. Так прошёл час, когда Сашка, наконец, закончил своё дело, — тут Олег и появился в его комнате. — Сань, — он сел на кровать, взглянул на омегу, подумал. — Слушай… тут такое дело. По сути, три дня ведь осталось, пока ребята приедут. Ты как? Позволишь остаться? Или мне валить? Ехать так неохота — за город, в хренову даль, но если… — Да что ты! — омега перепугался. — Только на ноги встал, температура вчера была. О чём ты?! — Ну… — Олежек смутился немного. — Просто, понимаешь… Я маюсь уже — не могу долго без секса, поэтому… если ты не против… У Саньки глаза на лоб полезли, Олег рассмеялся, увидев это. — Да я не о том, — и правда неловко вышло. — Я про другое. А ты что подумал? — он опять засмеялся, на Санькино лицо глядя. — Ну чудик… Думаешь, так вот приду и потребую? Нет, я про другое немного… Что если я… ну… пойду гульну малость. Ты пустишь меня обратно? — Гульнёшь? — Сашка не понял сразу. — Ну… — Олег никак не мог слов подобрать. — Ты разве не понял? Пойду… любовью займусь… с кем-нибудь из своих. А то сдохну, Сань. Ты же не подпускаешь меня. Хоть я и не пойму, почему… Вроде бы нравлюсь тебе… Омега вспыхнул, как роза, — Олег только головой покачал. — Сань, ты нетронутый что ли? — он поверить не мог. — Тот случай в ванной, конечно, он считается. Это вообще был кошмар… Но после того… у тебя что, ни с кем… ничего? Сашка совсем раскраснелся, отвернулся к окну, весь вспотел от волнения. — Нет… — тихо сказал. А что было делать? Хотел бы соврать, но не смог. Да и кого обмануть пытаться? Опытного ловеласа? А Олежек кивнул. — Ну ясно, — он приблизился к Сашке, рядом на корточки сел. — Слышь, Сань? Ну… первый раз-то должен быть красивым. Ты ж понимаешь. Тебе опытный любовник нужен… добрый, заботливый… А я как раз подойду. Я ласковый, нежный, всё сделаю так, что ты про насилие даже забудешь. Сань… — Олежка коснулся его. — Зайчик ты мой… Так нравишься мне, просто родной какой-то… Я для тебя всё… выложусь полностью, будешь по небу летать от блаженства, честное слово… — Ну хватит! — Санька схватился за грудь, а у самого руки дрожат. — Я не хочу! Олег расстроился сразу. — Никак не пойму… Что не так? Я не могу ошибаться, тебя тянет ко мне — точно вижу… — альфа взял его за плечо. — Санечка… — но омега руку отнял. — Не надо. Не надо, Олег, ну уйди! — а в глазах слёзы стоят. — Саш… — альфа не унимался. — Тебе это нужно, пойми… Чтоб тот страшный опыт забыть. Не все альфы такие, ну Сань… Ты вот хоть бей меня, например, я тебя пальцем не трону… А пошлёшь окончательно, я уйду. Даже если в постели ты передумаешь вдруг, я оставлю тебя. И пусть плохо мне будет, но я не насильник! Саш… честное слово. Дай я тебе докажу… Я люблю тебя, Сашка… Сердце ж горит, ну что ты жестокий такой? — Хватит! — омега хотел сбежать, но путь был только один — через Олега. С другой стороны стола стояли коробки, мешали. Не лезть же прям через них. И Сашка пошёл напролом, но тут же попал в капкан — Олег его ухватил намертво. Да ещё на коленях стоя, прижался к его животу. — Сашка… — целует его. — Ну не мучай меня, умоляю… Зачем такие страдания? Ты сам ведь пылаешь уже! — Ах, отпусти! — Санька и правда горел. Да как! А плакал… от неизбежности. Ну пропал же вконец, пропал! И не спастись теперь, боже мой… — Сашенька… — Олежек прижался к нему, запах его почуял. — Санька… — но вдруг замер, вцепился в омегу, внимательнее вдохнул. — Саш… — он поднял глаза. — Ты альфа что ли? Господи… Вот это да…