***
А Санька заплакал сильнее. Наверное, минут десять ревел, теперь уж навзрыд, раз Олежек не слышит. Так и душу отвёл, вытер глаза, вздохнул, к окну подошёл и глянул на улицу… Но вдруг удивился: Олег сидел в сквере на лавочке и, кажется, даже курил, что с ним редко случалось. А на улице снег шёл, фонари красиво горели. Сашка уткнулся в стекло лбом, смотрит на альфу: наверное, встречу кому-то назначил и ждёт… Надо бы отойти от окна, но Санька не мог: ревность так мучила, и боль, и обида, а особенно то проклятое чувство, что на это всё он никаких прав не имел. Никаких! Ни ревновать не мог, ни беситься, ни Олегу в личную жизнь лезть. Не было у него на то разрешения. И Сашка опять заплакал. А Олег всё сидел. Долго, уже полчаса. «Замёрзнет ведь, дурачок, — подумалось Сашке. — Всё-таки зима на дворе. И кто ж его так динамит? И зачем он вообще ждёт?!» А Олег тем временем встал, окурок выкинул в урну — уже, наверное, десятый по счёту — и опять пошёл к Санькиному подъезду. У омеги сердце подпрыгнуло. Потом, правда, он снова заволновался: а вдруг один из омег Олега в его доме живёт? Но нет — не прошло и минуты, как открылась входная дверь, и Олежек вошел: холодный, замерзший, даже закашлялся. Санька сразу кинулся его раздевать. — С ума ты сошел… Болел же недавно, только температура была. Зачем ты сидел на улице? — Олег даже замер. — Ты видел что ли? — Случайно… — Санька скорей его куртку встряхнул, чтоб скрыть смущение, очистил её от снега, повесил сушить. — Выглянул в окно и заметил. — А… — альфа кивнул, и опять надрывно закашлял. — Чёрт… я, похоже, и правда простыл. — Дурачок, — Санька стянул с него шапку, мокрый шарф. — Раздевайся. Быстро! В тёплый плед, и я сейчас чай принесу. Почему ты сидел там так долго? Что, на свидание не пришли? — Да нет… — Олег покачал головой. — Не поэтому… Просто… не хочу я идти никуда. Не знаю, что ты сделал со мной, но… прошлая жизнь мне вдруг в тягость стала… — Как это так? — Санька заморгал, а в животе бабочки запорхали. — А вот так, — Олег шмыгнул носом, потёр глаза. — Блин, у меня температура, опять. И вообще… Не хочу я к ним больше, к омегам своим… Никто меня не любил так… Так, как ты, Санька! — Олежек глянул на него глазами, полными какого-то горького отчаяния. — Ну почему ты альфа, чёрт подери?! Я влюбился в тебя! Где мне теперь такого омегу найти?! Сашка сразу расстроился. — Ой… Иди скорей ляг… Ты просто устал. Иди… и прости меня… — он закусил губу. — Я не знал, я правда не знал! Не хотел причинить тебе боль… — Да не в этом ведь дело, — Олежек скинул ботинки, пошёл, сел на диван. — Не в этом суть, понимаешь? Вот ты… рос без альфы-отца, а я — без омеги. Этот, что с нами живёт — не мой папуля. И не любил меня никогда, хотя и пытался, а больше лишь делал вид. Поэтому нежной любви я не знал никогда. И думал, что так и надо. Может поэтому все омеги мои — дикие стервы. Ну, все! И я всё время считал, что это нормально, а оказывается… Оказывается, можно быть любимым по-настоящему, когда тебя лелеют, переживают за тебя… Вот как ты… — Олег на Саньку взглянул. — Я и не знал такого… такого тепла, заботы и нежности… Но ты, Санька, альфа. А я не могу… Я не могу так! Мне омеги нужны! Позарез, просто по горло! Но теперь… после того, что я с тобой познал… я не могу… Я хочу, чтоб меня любили. Вот так же, как ты… — и он лицо руками закрыл. — Эх, Санька… Что-то совсем я расклеился… — он помотал головой, стараясь прийти в себя, скинул свитер, улегся, натянул на себя покрывало. — Пожалуйста, выключи свет, я посплю… А утром уеду. Ключи у родителей заберу и всё… Не буду тебе мешать… — Да ты не мешаешь… — но Сашка так тихо это сказал, что Олег не расслышал. Да и что ему говорить? Омега вышел из комнаты, по коридору прошел, но потом на носочках вернулся обратно. И услышал, как Олег плачет. Так горько! Санька и сам заревел, вполз по стене, уселся на пол и хлюпает. Чувствовал себя виноватым, и Олега жалел, и себя, но ничего поделать не мог.***
Но утром Олежек, к счастью, пришёл в себя. Температура спала, тем более Санька ему ночью лекарство носил, потому что слышал, как он во сне стонал, а значит жар его мучил. Снадобье помогло, утром Олег не сказать, чтоб огурчик был, но уже улыбался. Даже Саньку к себе притянул, чмокнул в щёку. — Саш, это я от безделья раскис, — он сел на кровати, потёр руками лицо. — Давай-ка сегодня твоим телом займёмся, пусть и без тренажёров пока, но это и к лучшему даже. Пока просто позанимаемся, а заодно и я с тобой. А то… расклеился, как омега, вчера. Ты извини… — Да ничего, — Санька лоб альфе потрогал. — У тебя температура была. И сейчас еще есть. Не рано ли заниматься? — Не рано, — Олег встал, потянулся, пошёл в зеркало себя осмотрел. — Форму надо держать, в любых обстоятельствах. Вон я уже… начинаю её терять… — правда, в каком именно месте, Санька так и не понял: Олег как был идеальный, так и остался, и «бывший омега» всё глаз от него не мог оторвать. Но альфа, придирчиво себя осмотрев, покачал головой: — Пора уже, да. Надо себя погонять, заодно напряжение скину, — он на Саньку взглянул. — Ну, не секс, так физические нагрузки — тоже пойдёт. Так что давай, тоже надень что-нибудь… чтоб не стесняло движений. Верх можешь не закрывать, я хочу видеть твои рельефы. А я пока в душ. Хорошо? — Хорошо… — Сашка ему улыбнулся. Уговор есть уговор. И он тоже пошёл готовиться. А главное, настроение поднялось. Олежка сейчас был такой же, как раньше: весёлый, уверенный, не то, что вчера. Вот и чудесно.***
Правда, занятия с телом оказались той ещё мукой, и если Олега этот процесс нисколько не волновал, то Санька страдал ужасно. Особенно когда альфа его касался, рассматривал мышцы и думал, какое упражнение лучше ему назначить. А кульминацией было, когда Олег уложил Сашку на спину и уселся ему на ноги, заставив качать пресс. При этом он внимательно разглядывал его живот, контролировал движения, а Санька, чувствуя себя зажатым между его ногами, так возбудился, что скрывать уже было нельзя. Тренировочные штаны так недвусмысленно натянулись в интересном месте, что Олег рассмеялся. — Ну ты даешь, — и погладил Сашку прям там! — Вот ты горячий какой. Но ничего, давай, выжимайся, сейчас всё пройдёт. Но что-то не проходило: чем больше Сашка корячился, выжимая свой слабый пресс, тем в паху становилось мучительнее. — Ну я не могу так! — наконец не выдержал он. — Не могу! — Ну, ладно, — Олежек опять посмеялся над ним. — Давай тебя разряжу, — и Санька опомниться не успел, как его член извлекли, зажали в тёплых руках и стали массировать. — Нет! Нет-нет! Только не это! — он и сам не знал, почему так орал, ведь противиться такому кайфу было немыслимо. Сашка зашёлся, выпал в другую реальность, глаза закатились, он и не знал, что этот процесс может быть настолько приятным. И кончил с такими криками, что сам себя не узнал. Головой бился об пол и даже матом ругался, чем Олега ещё больше развеселил. — Ну ты даёшь, — альфа вытер Санькины излияния полотенцем. — Да ты просто огонь! — М-м… — Сашка пока и слова вымолвить не мог, все скулы свело и даже зубы сдавило. — М-х… — Ну, ладно, ладно, давай, приходи в себя… — Олег потрепал его по щеке, а Сашке хотелось плакать. Потому что с чудесным кайфом в сердце закралась обида: Олег всё так сделал легко — приятно, конечно, безумно, но всё же не так, как мечталось. Без нежности, без любви. Просто по дружбе. От этого и тянуло реветь, но Олег снова заставил Сашку заниматься, и тут уже помогло: напряжение вытеснило горестные чувства хотя бы на время.***
— Вот молодец, — Олег, наконец, оставил Саньку в покое спустя пару часов. — Сегодня потрудился на славу. Может даже больше, чем надо. Завтра, наверное, всё будет болеть, — Олежек виновато улыбнулся. — Но ничего, это не страшно. Я знаю, как облегчить: массаж тебе сделаю… — Что?! — Сашка даже шарахнулся. — Нет! Нет, ни за что! Само всё пройдёт… — Да что тут такого? И сделал ведь, изверг, потому что Санька и правда с утра еле встал — так мышцы ныли. И Олег уложил его на кровать и начал пытать: ноги мял, спину, живот, приятно было и больно, конечно, а ещё так возбуждающе, что Сашка заплакал. — Ну, хватит! — в паху опять загорелось, даже трусы оттопырились. — Хватит, Олег, перестань! Не могу я так больше! — Да ладно тебе, — мучитель повернул его на живот и стал мять ягодицы. — Терпи… — но Сашка в итоге кончил от этой процедуры, заляпал постель, обиделся, убежал и в ванной закрылся. — Саш… — Олежек под дверью встал. — Ну ладно тебе, чего ты? Это просто от напряжения у тебя, с непривычки… — Конечно… — Санька саркастически усмехнулся и в ванну залез. — Я не буду больше заниматься с тобой, и не проси! — Ну, тогда и я не буду учиться, — Олег прислонился спиной к двери, сунув руки в карманы. — Не буду и всё. — Нет, будешь! — Сашка шмыгнул носом, утеревшись злыми слезами. — Будешь и точка! Тебе это на ползу идёт, а мне — нет. — И тебе на пользу идёт, — Олежек опять повернулся к двери. — Идёт и ещё как. А возбуждение твоё пройдёт, вот увидишь. Как подкачаешься, станешь на альфу похож и будешь на омег возбуждаться. Это ж намного приятнее. — Тебе — может быть, — Санька включил душ и стал омываться. — А я возбуждаюсь не так! И никаких омег мне не надо! — Да тебе только так кажется… — Олег уселся под дверью. — Изменишься ты ещё… — и стал ждать, когда Санька выйдет, а тот появился злой, напряжённый и сразу усадил Олежека за уроки. Даже поесть не дал, а вернее, забыл о еде, пока Олег ему не напомнил, хлебушка попросив. Тогда только Сашка смягчился, обиды свои забыл, они пообедали, и дело пошло веселее. Хотя Санёк терзал своего ученика до самого вечера, но тот всё стойко терпел, как и Сашка, когда Олег в ним занимался. Но к полуночи он всё же свалился на стол и сказал, что больше не может. — Ладно, ты и так молодец, — Сашка собрал учебники. — Просто не нарадуюсь на тебя… — Угу, — Олег ему устало улыбнулся. — А ты не сердишься больше? — Нет, — Санька чмокнул его в макушку. — Я не могу долго злиться, слишком тебя люблю… — Правда?.. — Олежек сразу расцвёл. — Ну, надо же, кто б мог подумать?.. — но тут вдруг задумался и глянул в окно. — Саш… — обратился он, пока друг был в другой комнате. — Саш, я секса хочу… Санька опять к нему вышел. — И что? Снова гулять? — Ну… — Олежек отвёл глаза. — Может я и правда попробую? Вчера просто настроение было… поганое, но сегодня мне лучше. Я погуляю, ладно? Только ты… а ты пустишь меня обратно? Санька головой покачал. — Ну, конечно, пущу, — он обречённо развёл руками. — Я же не муж тебе. Ты просто замок зажми, как я говорил, и сам после войдёшь. А я… Я пойду лучше спать, — и он ушёл в свою спальню, чтобы скорее зарыться в кровати и там пережить своё горе. Олег даже не понимал, как больно делал ему. Но откуда он мог понять? Для него «голубая любовь» являлась «какой-то дурью». И всё…***
И Санька затих, уткнувшись носом в подушку и слушая, как Олег ходит по коридору: как пошёл в душ, как зашумела вода. Потом, видно, вышел, побежал одеваться — марафет наводил, наверное. Санька улыбался про себя: «Что-то долго прихорашивается». Уже час прошел, а входная дверь всё не хлопала. Странно… Но странность эта объяснилась чуть позже, когда в Санькину спальню дверь приоткрылась, и Олег тихонько зашёл: совсем не одетый, в домашних штанах, как ходил. Тихо подкрался, уселся рядом с Саньком. — Саш… — погладил его по руке. — Саш, а можно я с тобой полежу? — Что?.. — Сашка привстал, быстро вытерев слезинку на виске. — С чего это вдруг? — почему-то захотелось съехидничать. — Ну… — Олег помял ткань одеяла. — Не могу от тебя уйти… А секса так хочется — жуть! Я же как наркоман… Не могу… Не могу без этого! Санька тихо хихикнул, сел на кровати. — Но ты же мне говорил, что это неправильно, когда альфы любят друг друга. Или ты просто хотел со мной полежать? Ну… погреться? Олежек вздохнул. — Нет… — он смущенно взъерошил волосы. — Не просто… Подыхаю я, Сань! Ну, ты ведь уступишь по дружбе? М? Сашка еле смех удержал. Олег, похоже, серьёзно думал, что ему придется Саньку уламывать. Неужели он до сих пор ничего не понял? У Сашки ведь голова кружилась от одного вида его плеч, что освещались сейчас ночным светом. А уж о запахе и говорить нечего, Санька плыл, сознание терял, и только силой воли удерживал свою вредность: надо ж было поломаться для начала… — Саш… — Олег взял его за руку. — Ну, пожалуйста… Я знаю, ты в первый раз, да ещё после такого стресса… Ну, что в детстве случился… Но я очень нежный, поверь… Всё сделаю так, что ты забудешь про страх, вот честно… Умоляю тебя… — Да неужели? — Санька всё ещё изображал недоступного, хотя уже тёк, а Олег с него одеяло стянул, и запах нежнейшей хвои, как в лесу после дождя, окутал его всего. — Сашка! — и альфу уже было не удержать, он, словно голодный волк, на Саньку набросился. — Сашка, прости, не могу больше! Но новоиспечённому альфе было уже не страшно, напротив — приятно, и ещё сладкое чувство победы ласкало сердце. И пусть всё сейчас случалось только «по дружбе», но моментом Сашка наслаждался сполна. Пока ещё можно было…