Вечность мгновения

Пахло жженой пластмассой, пылью и жаренным мясом. Издалека доносился вой пожарной сирены, ему вторил — совсем близко — женский плач. Голова звенела от боли, и этот звук перекатывался в ней, как бильярдный шар. — Флэш? Ты меня слышишь? Он стрелял в меня. И я… — Все хорошо. Все будет хорошо. Реальность плавится на кончиках пальцев. Меняется согласно моим желаниям. Коридор разрушен. Здоровенная пробоина в потолке, так что можно разглядеть кусочек голубого неба. Развороченные стены. С корнем вырванная проводка искрит на полу. Это сделал я? — Ты сильный, да? Ты справишься. Женский плач мешает сосредоточиться. «Пусть она замолчит», — молнией проносится в голове. Реальность плавится на кончиках пальцев. Она замолкает. Навсегда. — Пожалуйста, не оставляй меня. Та же судьба чуть позже ждет весь этот город. Я стою посреди кратера. С неба падает пепел. Над опустевшим городом нависла тяжелая тишина. Нет-нет-нет. Я не хотел, чтобы все так закончилось. Я не мог… Ужас захлестывает меня. Желудок скручивает узлом, а к горлу подкатывает тошнота. Бежать. От мертвого города, валящего с неба пепла, чувства вины и ощущения плавящейся на кончиках пальцев реальности… — Флэш! Что-то — кто-то — удерживает меня на месте, прижимает к себе, не обращая внимания на мольбы и попытки вырваться. Он не знает, что я натворил. По моим щекам текут слезы. Бессвязно бормочу извинения. Он гладит меня по спине, повторяя как мантру: — Все будет хорошо, все будет хорошо… Постепенно слезы сходят на нет, и я замираю в объятиях Шрама. Чувствую его сердцебиение. Меня охватывает жуткая слабость, так что я не возражаю, когда он укладывает меня обратно на коробки. — Что произошло? — еле слышно спрашиваю я. — Ты заболел. Очень тяжело заболел. К счастью, остатков лекарств как раз хватило на тебя, — Шрам улыбнулся. — А где Рад? — На вылазке. Хочешь есть? Я прислушался к своим ощущениям и отрицательно покачал головой. А вот от воды отказываться не стал. Напившись с помощью Шрама я вновь улегся на место. — Постарайся уснуть, — посоветовал Шрам, присев рядом. — Разбудишь, когда Рад вернется? — сонно пробормотал я. Мне показалось, что Шрам замялся перед ответом, но, скорее всего, просто показалось. — Конечно, — улыбнулся он. — Спи. Но Рад не вернулся. В конце концов Шрам признался, что через пару дней после того, как я свалился, Рада подстрелил один из дронов Диктора. К счастью, к тому времени Шрам сумел починить медицинскую капсулу, так что жизнь Раду удалось спасти. — Я чинил ее для тебя, но… ему она требовалась больше, — закончил Шрам, пристально рассматривая собственные руки в черных перчатках. — Ничего. Я и без помощи капсулы справляюсь, — через силу улыбнулся я ему. Эта новость не на шутку меня встревожила. Я не сомневался, что доктора прознали о том, что мы с Радом сломали их телефон и их бомбу и решили отомстить. А раз уж я в это время был недоступен, отыгрались на Раде. В уголках глаз защипало. Я часто заморгал, пытаясь не дать слезам пролиться. Нечестно. Рад не должен был расплачиваться за мои ошибки. Он ведь встрял в эту историю исключительно из-за меня, чтобы помочь мне. Если бы я был чуть осмотрительнее… Если бы не стал перечить докторам… — Эй, в этом нет твоей вины, — утешающе положил руку мне на плечо Шрам. Я отвернулся и поджал ноги к груди. Это была моя вина, от и до.

***

Выздоравливал я медленно. И под «медленно» и подразумеваю не медленно по моим меркам, а вообще медленно. Пока я болел, весну успело сменить лето, а не забетонированные участки земли Бобсок украсились жухлыми газонами. Когда Шрам впервые о них упомянул, я решил, что он шутит: настолько не вязался в моей голове образ зловещей корпорации с чем-то вроде газонов. Я много спал и много ел, так что Шраму приходилось чаще ходить за едой. Заметив это, я резко поубавил свои аппетиты. Не то чтобы я боялся оставаться один: моя суперскорость все еще была при мне, и ползал я, хоть и медленнее, чем бегал, но все равно очень быстро, — но стоило лишь подумать о том, что Шрам может не вернуться, как кожу покрывал холодный пот, конечности леденели, а к глазам подкатывали слезы. Я не представлял, что делать, если останусь один. Разве что пойти сдаться докторам — этакий изощренный способ самоубийства. Я придумывал тысячу предлогов, из-за которых Шрам должен был остаться со мной — и он оставался. Ложился рядом и рассказывал, что нового он обнаружил в Бобсок за последнее время: распустившиеся у складов желтые одуванчики, странные следы на открытом полигоне, новый вид дронов, сломанный проектор — его Шрам утащил прямо с полигона и разобрал, пытаясь понять, как он работает и можно ли ему помешать; по всему выходило, что можно, и это Шрама крайне воодушевляло. Он рассчитывал, что с этими знаниями сможет спасти кого-нибудь еще, а то и не одного. Я со всем соглашался, иногда спрашивал, не замечал ли он чего-нибудь странного — но нет, все было в порядке. Видимо, доктора удовлетворились Радом, но чувство тревоги меня не отпускало. Тогда я прижимался к Шраму, и мы лежали в обнимку, пока я не засыпал. В первый раз проснувшись в одиночестве я запаниковал. Мне казалось, что доктора убили или, что еще хуже, сцапали Шрама. Что он никогда не вернется. Что я остался в целом свете один и лучший выход для меня — умереть здесь и сейчас, но сил сделать что-нибудь, чтобы приблизить миг небытия, у меня не нашлось. Так что я просто лежал, глядя в потолок, и ждал смерти. Время растягивалось и сжималось как игрушка-пружинка. Когда вернулся Шрам, я не выдержал и расплакался. — Не бросай меня, пожалуйста, не бросай меня, — шептал я сквозь слезы. — Я думал, что они убили тебя. — Прости, — Шрам провел рукой по моим волосам. — Ты же знаешь, что я не могу постоянно быть с тобой. Надо добывать еду, присматривать за капсулой Рада и… Он много еще говорил, но я не слушал. В итоге все его речи сводились к одному: он должен был уходить, а я должен был оставаться. Я знал это, но легче не становилось. Еще я знал, что он все еще пытается спасать других Бобов. После таких попыток Шрам возвращался ко мне мрачным и злым. Обсуждать произошедшее на полигоне он не собирался, так что такие вечера проходили в тягостном молчании. Когда я поправился достаточно, чтобы самостоятельно вставать на ноги и ходить, мы переехали. Связано это было с очередной неудачной попыткой спасти Боба: Шрам еще до начала эксперимента заклинил какой-то механизм, занимавший почти половину одного из технических коридоров. Он надеялся, что это не позволит Диктору закончить начатое, но ошибся. Того Боба к моменту нашего появления уже утащила труповозка, а нам пришлось спасаться от появившихся в технических коридорах кукол. Теперь нашей базой служил разветвленный подвал, раскинувшийся аж под несколькими зданиями. Настоящие катакомбы. Там уже стояла капсула с Радом: он, неподвижный, плавал в зеленоватой жиже, словно мертвец в формалине. Вид у него был жутковатый, но я вскоре привык. Шрам говорил, что повреждения у него достаточно серьезные, так что вытащить его из капсулы можно будет еще нескоро. Тем не менее, присутствие Рада меня успокаивало. Не знаю, слышал ли он меня, но я частенько разговаривал с ним, пока Шрама не было рядом. Рассказывал, как у меня дела, как мы со Шрамом обустраивались на новом месте. В этих бесконечных подвальных коридорах можно было найти много полезного: столы, стулья, непонятные штуки, которые очень нравится разбирать Шраму, и целая куча матрасов. Последние плохо пахнут и некоторые покрыты подозрительными пятнами, но даже так они во много раз лучше коробок. А если сложить несколько матрасов один на другой, получится почти настоящая кровать. Никогда бы не подумал, что буду скучать по такой вещи, как кровать. А самое главное, тут есть настоящий санузел! Да еще и с душевой! Наконец-то можно помыться как нормальный человек. Правда, ничего похожего на мыло у нас нет, да и Шрам запрещает лить много воды, опасаясь, что это позволит докторам нас обнаружить, но сам факт! Еще из подвала есть выход на склад. Ничего съестного там, к сожалению, нет, зато полно всяких устройств, запчастей и прочего металлолома. Там же мы нашли что-то, что решили считать одноразовыми простынями. Их мы прихватили с собой. Шрам заодно набрал интересных для него штук. Его прошлая пушка сломалась, пока я болел, так что он пытается собрать новую, но собирается пока что всякая ерунда: жужжалки, гуделки и искрилки. В целом, подвал был куда более удобным местом жительства, чем технические коридоры полигона. На вопрос, почему мы не переехали сюда раньше, Шрам ответил, что еще совсем недавно подвал был обитаем: в помещениях, находящихся под главным зданием Бобсок, сновало огромное количество кукол и даже встречались люди – технические рабочие. Далеко они не заходили, так что на ворованную медицинскую капсулу никто не наткнулся, но шум вполне мог привлечь их внимание. То, что подвал окончательно забросили, Шрам обнаружил совсем недавно. Я понемногу исследовал наш подвал. Он напоминал лабиринт обилием комнат и разветвленными коридорами. К счастью, в нем было проведено электричество, так что блуждать по потемкам не приходилось. Довольно скоро я выяснил, что из нашего подвала есть выход на уже знакомый нам со Шрамом склад с техникой, крытый полигон, в основное здание Бобсок и на улицу у края открытого полигона, совсем рядом с забором, украшенным табличкой с надписью «Осторожно! Высокое напряжение!». И, скорее всего, это был неполный список. Многие помещения в подвале были закрыты на замок, а мои навыки взломщика оставляли желать лучшего. Оставалось довольствоваться открытыми дверьми. За одной из таких дверей я нашел нечто, что заставило Шрама позабыть о попытках собрать новую пушку. В большом зале, расслаблено прислонившись к стене, сидел Огромный Боевой Человекоподобный Робот. При виде этой ржавой махины в глазах Шрама вспыхнул почти детский восторг. Следующие пару дней его было не оторвать от новой игрушки. Он облазил робота вдоль и поперек, нашел кабину пилота и способ в нее пролезть, и, в конце концов, весь измазанный в какой-то черной липкой дряни, заявил, что сможет починить эту махину. И починит. Вотпрямсчас. И свое обещание сдержал. Я же заскучал. Занятый роботом, Шрам почти не обращал на меня внимания, так что мне ничего не оставалось, кроме как бродить вокруг и изнывать от скуки. Впрочем, скука моя долго не продлилась, прервавшись довольно банальным образом. Мои кроссовки, не выдержав тяжелой жизни, развалились. И если левая хоть и просила каши, но все-таки держала форму, то подошва правой оторвалась окончательно. Я не отчаивался: привязал блудную подошву к ноге какой-то тряпкой и, предупредив Шрама, направился на поиски новой обуви. На складе, что было неудивительно, но досадно, ничего подходящего не обнаружилось. Вообще ничего, что хоть как-то напоминало обувь. Это заставило меня задуматься. Конструкция, которая должна была изображать из себя кроссовку на моей ноге, держалась на последнем издыхании. Ходить босиком было не только неприятно, но и опасно. Мало ли чем тут полы моют (и моют ли вообще). Можно было бы вернуться к Шраму и попросить его что-нибудь придумать (наверняка он сталкивался с похожей проблемой), но не хотелось показывать свою беспомощность в таких банальных вопросах. Еще был полигон, где можно встретить других Бобов, тех, которым кроссовки уже ни к чему. От этой мысли по спине пробежали мурашки. Вспомнился единственный виденный мной мертвый Боб, а потом — бессознательный Шрам и Рад в капсуле, а потом они все смешались в одного Боба, похожего и непохожего на меня одновременно, Боба, у которого я собирался стянуть кроссовки. И доктора. Нельзя забывать про докторов и то, на что они способны. Я качнулся с пятки на носок. Доктора не следят за мертвыми клонами. Если правильно подгадать момент, я смогу прибежать и убежать прежде, чем они меня заметят. Я прикусил губу. В прошлый раз с этим вышло не очень. Но в прошлый раз я был в лабораториях, на территории докторов. А в этот раз просто пробегусь по полигону. Туда и обратно. Если почувствую, что что-то не так, тут же сбегу. Не стану рисковать. Подбадривая себя подобным образом, я добежал до полигона и осторожно сунулся внутрь. Меня встретило привычное пустое белое пространство. Отлично, значит, сегодня были (или будут) эксперименты. Я набрал максимальную скорость и бросился обыскивать проекцию. Нужное место я нашел почти сразу. К счастью, камера отсюда уже улетела, позволив мне слегка снизить скорость. Этот Боб был сильно избит. Правая нога его загибалась куда-то не туда, левая рука пребывала в гипсе, а лицо напоминало свежую отбивную. Я поежился и шагнул ближе к нему. Не представляй себя на его месте. Шаг. Не представляй себя на его месте. Еще шаг. Не представляй себя на его месте. Два шага. Я оказался вплотную к Бобу. Посмотрел на его неестественно выгнутую правую ногу и решил, что две левых кроссовки меня вполне устроят. Я взялся за его левую ногу, уперся в пол и попытался стянуть с нее кроссовку. Боб застонал. Я взвизгнул и отскочил в сторону, готовый в любой момент сорваться с места. Сердце в диком темпе колотилось где-то в горле, ладони вспотели, а ноги на миг стали ватными. Чуть успокоившись, я понял, что произошло: это не мстительный дух моего собрата воспрепятствовал мародерству, а я не уследил за собственной скоростью и замедлился достаточно для того, чтобы заметить реакцию Боба на мои действия. Он был жив. Эта мысль обрадовала и напугала меня одновременно. Что мне теперь делать? Сообщить Шраму? Но что, если за время моего отсутствия до этого Боба доберется труповозка? Попытаться отнести его к нам на базу? А если я сделаю ему этим только хуже? Кажется, Диктор говорил что-то такое об ускорении… Я сморщил лоб, пытаясь вспомнить, что именно он говорил. Нет, те слова надежно затерялись в глубинах памяти. Я тряхнул головой и вновь уставился на Боба. Нужно было что-то решать. И я решил действовать.