Искалеченная любовь

Тринадцать шла домой не спеша. Ей не хотелось приближать момент расставания с Форманом, хотя она прекрасно понимала, что от этого никуда не деться. Ей давно уже было не по себе в отношениях с ним. И дело совсем не в его напоре и желании больше работать и чего-то достичь, совсем наоборот — он трус. Он боится промаха, поэтому не рискует, он боится показаться глупым, поэтому всегда ходит с таким лицом, будто у него кто-то умер. Он совершенно не умеет признавать свою вину, поэтому делает все возможное, чтобы не ошибаться. Ему дана целая жизнь, а он попросту боится воспользоваться этим шансом. Погода стихла. Ветер унялся, с неба падали редкие капли дождя, которые буквально смывали воспоминания о минувшем вечере. В голове остались только сухие факты и едва заметное желание повторить. Тринадцать и себе-то в этом признаваться не хотела, так что подсознание лишь тихо пищало, а разум затыкал его, что есть мочи. Реми смотрела на проезжающие мимо автомобили. Жизнь вокруг была завораживающей. Несмотря на поздний час, город продолжал бодрствовать: кто-то ехал домой, кто-то на работу, кто-то от любовников, а кто-то к ним. А люди вроде Реми бродят по пустынным улицам города, норовя стать жертвой маньяка. Внезапно захотелось закурить. Но она давно отказалась от этой привычки ради того, чтобы не подстегивать и без того прогрессирующую болезнь. Хотя… прогрессии, как таковой, конечно, не было заметно, но Реми так часто об этом думала, что казалось сами мысли приближают ее к провалу, и это ужасно давило. Она взглянула на голые деревья, чья листва уже начинала гнить на земле. Все умирают. Пройдя еще пару кварталов, Тринадцать решила, что стоит все-таки поскорее с этим заканчивать. Она вызвала такси к небольшому магазину продуктов и стала прокручивать слова, которые она скажет Форману сегодня ночью. Разбудить ради расставания — плохая идея, но больше тянуть было нельзя. Это было бы нечестно даже по отношению к самому Форману: ему нужна другая. Человек, который смог бы его поддерживать и восхищаться им, а не бегать к начальнику решать проблемы. Такси подъехало. Кстати, о начальнике. Черт бы его побрал! Осознание тяжелым грузом накладывалось на подсознание. Что она сделала? Плевать на измену, плевать на то, что это отношения на рабочем месте, плевать, что он — босс. Единственное, что важно — это же Хаус! Хаус, черт! Что ее ждет? Да, пока он сидит дома и изучает новые рецепты самых странных блюд, но ведь все прекрасно понимают, что уже совсем скоро он вернет лицензию и вернет себе пост главы диагностического отдела. Сколько шуток ей придется выслушать от этого совершенного бестактного (но такого занимательного) негодяя? Готова ли она к ним? Ответ нашелся сразу же: конечно, готова. Она видела, что его отношение к ней слегка иное нежели к другим членам команды, хотя оно и понятно, у нее же есть грудь. И все же. Кажется, он чувствует то же самое, что и она — они связаны. Болью. Пусть Хаусу и не отведен конкретный срок жизни, он сломлен давно — потеря ноги и постоянная боль сделали из него еще большего паршивца, чем он был до этого. Жаль, что они тогда не были знакомы. А у нее боль иного рода — с каждым днем чувствовать приближение смерти не так-то просто. Так что факт того, что их тянуло друг к другу можно было понять, а вот принять… У Тринадцать всегда были проблемы с принятием. Тем временем, они уже подъехали к квартире Формана. Из его окон лился мягкий желтоватый свет. Не спит? С чего бы? Ладно, это не важно, так будет даже легче все сказать, только вот слова она, кажется, так и не успела подобрать. Внезапно пришла мысль о том, чтобы поговорить с Хаусом об их отношениях… такой поворот ее даже развеселил. Действительно, два инвалида — куда комичнее? Тем временем, в квартире Хауса Уилсон уже поудобнее устроился в кресле с бутылкой пива и изучающе разглядывал друга. — Что? Увидел на моем лице симптомы рака? — Нет, ты выглядишь… нормально, — это было очень неуверенное утверждение, которое очень сильно походило на вопрос. — Почему ты перенес встречу? — Ко мне приходила знойная подчиненная. — Тринадцать решила навестить своего больного босса? Кажется, это не похоже на нее, — задумчиво произнес Джеймс. — Я думал, что и спать с начальником не в ее правилах. Уилсон недоверчиво посмотрел на Хауса, после чего встал с кресла и начал озираться по сторонам. Он осмотрел квартиру быстрым взглядом, поднял несколько подушек и заглянул в пару шкафчиков. — Где? — Посмотри под кроватью, обычно я там своих любовниц прячу от тебя. Уилсон вздохнул: — Ты понял, о чем я. — Вообще-то не совсем, — он пожал плечами, — но под кровать загляни. Я так люблю, когда ты наклоняешься, — саркастично произнес он и склонил голову набок. — Викодин. Кто тебе его выписал и сколько ты уже принял? — Ты что! — как будто возмущенно воскликнул Хаус. — Какие наркотики? Мне же нельзя. — Когда тебе мешали правила? — Успокойся. Нет тут никакого викодина. Я чист, можешь проверить. Единственная странность в моем организме — нормальная домашняя еда моего приготовления. Уилсон поджал губы и, нахмурившись, рухнул обратно в кресло. Конечно, он не намерен верить в то, что Хаус час назад переспал со своей подчиненной, но не верить в то, что она здесь была — резона нет. В квартире пахло чем-то помимо необычных блюд, и это было очень похоже на аромат женского парфюма, но чьего — непонятно. Может, к нему заглядывала Кадди? Но зачем бы Хаусу скрывать такое, да и не стал бы он. Скорее всего, если бы это было так, то вместо «привет» он об этом бы тут же рассказал. Если бы приходила Кэмерон, то он бы до сих пор шутил на эту тему и говорил о том, как сильна любовь этой девушки к нему. Что, к слову, от правды недалеко, но раз он молчит, значит, не она. А Тринадцать… ну, Уилсон не считал ее бесчувственной сволочью (к тому же, этот пост давным давно занял сам Хаус), но и доброй душой ее не назвать. Не пришла же она к нему с ободряющими словами, апельсинами и раскрытыми объятиями. Черт. Кажется, Хаус забрался к нему в голову, ведь он уже минут пять молчит, думая о том — не врет ли ему друг. — Ты снова за старое? — Я бы не назвал Тринадцать старой… вот ты — да, старик, а она вообще-то в рассвете сил. — Ты мечтаешь о ней, что ли? И шлюх называешь ее именем? — презрительно фыркнул Уилсон, обидевшись на старика. — Так сложно поверить в то, что ко мне пришла Тринадцать? — Конечно! Ты ее видел? — Я видел даже больше, чем ты, — усмехнулся Хаус. — Ну, понятно, конечно. Даже если бы она приходила, то ничего у вас не было, Кэмерон же… — Кэмерон была влюблена. — И что? — Я, конечно, эгоист и подонок, но не настолько, чтобы пользоваться уязвленной во всех смыслах девушкой, — пожал плечами Хаус, — но как хочешь. Не верь. Не узнаешь подробности. — Ладно, рассказывай. — Поздно! — наигранно воскликнул Хаус. — Ты задел мою честь. Уилсон закатил глаза и отпил немного пива. — Но одно я тебе скажу, — Хаус выдержал драматичную паузу, — нога не болит. Уилсон многозначно взглянул на Грега и вздохнул. Не похоже, чтобы он врал, но тогда появляется еще одна проблема в лице бисексуалки, у которой в голове не пойми что, и если она сделает Хаусу больнее, то в итоге это будет… катастрофа. Хаус изучал изменение эмоций на лице Джеймса и в конце концов, не выдержал. — Ха! Повелся! Я знал, что не зря однажды купил себе женские духи. Пригодились-таки. — Вот же мерзавец. — А ты сомневался? Пусть никто пока не знает. Ни к чему торопить события… да и есть ли что торопить? Вдруг уже завтра они оба сделают вид, что ничего не было и продолжат влачить свое бессмысленное существование поодиночке. Хотя… по правде говоря, одиночество стояло уже комом в горле.