guardian. Part 2

***

             — Ты ничего не могла сделать, — Абдуллах заботливо сжал плечо Лексы, стоя у неё за спиной.              Лекса молчала, продолжая наблюдать за чёрным облаком дыма, вздымающегося на горизонте. Её глаза были исполнены отрешённой тоски, голова пуста, Лекса чувствовала опустошение.              Запах в воздухе говорил ей, что при бомбардировке использовался белый фосфор…заставляющий пылать даже камни. Люди сгорали заживо, плавились, как восковые свечи, продолжая быть в сознании, чувствуя, как стекает по земле их тело.              — Дойдём до Евфрата… там разойдёмся, — равнодушно ответила Лекса, поправляя лямку рюкзака на плече.              — Ты не знаешь дороги, Лейса.              — Знаю, — она взмахнула рукой, удерживающей планшет, — теперь у меня есть карта.              Абдуллах покорно пошел вслед за Лексой. Он вдумчиво шагал в ногу с ней, понимая, что ей больше не нужен проводник, и теперь нужно искать новый источник провизии для своей семьи. Можно было бы убить Лексу прямо сейчас, когда он идёт за спиной девушки.              Провианта в её рюкзаке хватит на пару недель, винтовку и нож можно продать партизанам, для его семьи это ещё неделя жизни… Абдуллах скользнул ладонью по прикладу автомата Калашникова, висящем на его плече, не сводя глаз со спины Лексы.              — Что она сказала тебе? — произнёс Абу, продолжая шагать по пятам Лексы.              — Кто?              — Та девушка из лагеря, — холодно ответил Абдуллах, будто эта тема раздражала его.              — Какая разница?              — Что бы сказала та девушка… Кларк, если бы увидела, как она говорила с тобой?              — Я не знаю… что за вопросы, Абу? — она мотнула головой, так, чтобы он видел её профиль.              — Ты портишь наших женщин, — недовольно пробубнел он, но Лекса всё же услышала его ропот.              — Что? — остановилась она, резко разворачиваясь к мужчине, — не неси ерунды, она просила меня найти Бишопа, — Лекса снова развернулась, продолжая тяжело ступать по вязкой болотной почве.              — Весь ваш проклятый народ, — тихо шипел под нос Абу, — вы как крысы, несёте заразу везде, где ступает ваша нога. Ты такая же, как и он.              — Что прости? — она развернулась, сталкиваясь с недовольным взглядом Абдуллаха, — ты только что сравнил меня с насильником? Хочешь повторить это, глядя мне в глаза? — последнюю фразу она сказала спокойным и ровным тоном, делая шаг в сторону Абу.              — Ты ведь всё равно не веришь, что он сделал это? Не веришь, что ваш солдат мог осквернить женщину? Ты знаешь, что она теперь покрыта позором? — Абдуллах повысил свой голос, как и Лекса делая шаг навстречу, — её семье даже имя этой девушки вспоминать будет стыдно! Это позор!              — Абу…              — Нет, ты не понимаешь! Ты не понимаешь! Ей повезло, что её убили, иначе бы её забросали камнями свои же! Вам тут не место, вы несете горе, наши дети умирают из-за таких, как ты! — Абдуллах не выдержал душащих его слёз и вскинул автомат, упирая деревянный приклад в плечо.              Лекса молниеносно ухватила дуло рукой, отводя его в сторону и, быстро сократив дистанцию, сильно ударила мужчину в лицо. Она выдернула автомат из его ослабших рук, и он упал на колени, закрывая лицо ладонями. Абдуллах плакал словно ребёнок, слёзы лились из его глаз рекой. Она бросила оружие рядом с собой, опускаясь рядом на одно колено.              — Эй… — она мягко провела ладонью по его покрытому длинной щетиной лицу.              — Прости, Лекса, — Абу впервые назвал её имя правильно, — прости, я не знаю, что на меня нашло. Они там… горели, — он взмахнул рукой в сторону лагеря, — и это снова и снова.              Абу говорил сдавленно, слёзы душили его, тело сжалось, будто он был ребёнком. Лекса гладила его плечо, позволяя этот момент слабости. Она знала, что он скучает за своей семьей и как ему больно идти на сделку с врагом, для того, чтобы добыть провизии для своих детей.              — Прости, Абу… прости, что не могу помочь… мне очень жаль, — она притянула его голову к своей груди, позволяя мужчине рыдать словно маленькому ребёнку.              Квартира Кларк. Нью-Йорк.              — Сегодня мы напьемся, — Октавия подняла две бутылки скотча над головой, заходя в открытую дверь квартиры Кларк.              — Две бутылки? Мы ждем кого-то ещё?              — Нееет, — лукаво протянула Октавия, — но нас же двое! Вот и бутылки две!              В ответ Кларк прищурилась, изучая хитрое лицо своей подруги, которая совершенно очевидно что-то скрывала.              — Я подумала… ты выпьешь и захочешь… пригласить кого-нибудь… Найлу, например.              Кларк издала звук, больше похожий на насмешку, чем на какую-либо другую эмоцию. Распаковывая горлышко Джони Уокера, она ухмылялась от того, что Октавия позабавила её предположением о сексе с Найлой.              «Как быстро в этой компании разносятся слухи»              — С чего ты взяла, что я захочу пригласить именно её?              — Кларк, у меня прослушка по всему зданию… я знаю, кто с кем спит, кто курит травку или носит чужое белье.              — Фу, — скривилась Кларк, — ты ведь мне скажешь, кто курит травку?              — Нет, они делятся со мной, — Октавия засмеялась, принимая бокал из рук подруги.              — Я должна тебе кое-что рассказать, О, — резко помрачнев, сказала Кларк, не сводя серьёзного взгляда с лица Октавии.              — Чёрт, детка, ты пугаешь меня, — она бросила взгляд на тумблер, замечая, что он наполнен почти наполовину. Значительно больше, чем Кларк обычно позволяет себе налить.              Они сели на диван, Кларк была скованна и зажата, её глаза перемещались будто в поисках помощи из воздуха. Октавия видела, как сильно её пальцы сжимали бокал, Кларк глотала слюну, так и не решаясь подобрать нужные слова, чтобы начать.              — Кларк, — Октавия сжала ладонь девушки, — ты можешь рассказать мне всё, что угодно.              Кларк кивала головой, не в силах вымолвить и слова. Звуки застряли в её горле, горло стало першить и, неосознанно, Кларк начала глушить виски из тумблера будто это родниковая вода.              — Эй-эй, хватит, — Октавия остановила её, когда до дна оставалась пара глотков, и, мягко вытащив стакан из ледяных пальцев Кларк, отставила его на стол.              — Я была у Роана.              — Что? Чёрт, какого хрена, Кларк?              — Ты сказала, я могу быть откровенной!              — Что ж… я не думала, что мы снова вернёмся к этой теме, — Октавия встала, намереваясь уйти.              — Нет-нет, я прошу, выслушай меня! — Кларк потянулась, намереваясь удержать её за руку.              — Дерьмо, Кларк! Неужели так сложно понять, что мы все… чёрт, мы все стараемся уберечь тебя. Лекса, я, Рейвен, Линкольн… Анья. Мы все ходим на цыпочках вокруг тебя… может не стоит копаться в этом, чтобы не напороться на вещи, которые могут изменить твою жизнь навсегда?              — Вроде того, что я убила человека? — словно из пушки выстрелила Кларк, оглушая квартиру тишиной, которая наступила после этой фразы, превращая каждую следующую секунду в точку отсчёта перед взрывом бомбы замедленного действия.              — Да, чёрт возьми! — выпалила Октавия, и Кларк с ужасом заметила, что она не была удивлена или шокирована. Они знали, что Кларк не шутила, но Октавия приняла это, будто знала всегда.              — Ты знала! — Кларк вскочила, на её губах легла кривая усмешка.              — Дерьмо, — с досадой прошипела Октавия, понимая, что тяжёлого разговора не избежать.              — Ты знала и не сказала! Ты всё это время смотрела, как мне хреново и не сказала!              — Для чего? Что бы сделать ещё хуже, Кларк? Я третий месяц смотрю, как ты загибаешься… думаешь, уместно было бы зайти к тебе ранним утром и сказать: «знаешь, подруга, мы с тобой два сапога пара, грохнули живых людей, но, ты не волнуйся, всё уже в прошлом! Кстати, как поживает тётушка Сьюзи?».              Кларк устало выдохнула, прикрывая глаза ладонью, и грузно опустилась на диван.              — Ты знала, что именно Лекса прикрыла нас?              — В смысле? — хмуря брови, спросила Октавия.              — Роан сказал мне, что они с Лексой дали показания… по легенде именно она убила всех, кто погиб в бункере и на поверхности.              Октавия молчала, обескураженно глядя на Кларк.              — Вот, почему мы с тобой на свободе. Мы прошли по делу как свидетели. Что ты сказала следователю на допросе?              — То, что мне сказала Лекса… Что вижу её второй или третий раз в жизни… Я же не дура, Кларк, и я знала где окажусь, если скажу правду… Но послушай, разве её не посадили бы при таком раскладе? — она присела на диван, поднимая со стола бокал виски.              — У неё медаль почета, — делая большой глоток, ответила Кларк.              — Что это значит?              — А то, что герой Соединенных Штатов Америки не может быть убийцей. Они отправили её в горячую точку… Роан сказал, что в таких случаях отправляют в самое пекло, чтобы проблема решилась сама собой… понимаешь?              — И ты, конечно же, считаешь, что Лекса теперь святая, неправда ли? — саркастично ответила Октавия, откидываясь на спинку дивана.              — Нет, я думаю, она сделала всё, что могла…              — Для того, чтобы превратить нашу жизнь в ад, — отрезала Октавия, — ты говоришь о ней всегда так… чёрт, я вижу это в твоих глазах, Кларк! Что она должна сделать, чтобы ты поняла, какое зло она несёт? Вечно эта тоска в твоих глазах! Меня трясёт от того, с какой любовью ты говоришь о ней!              Закончив фразу, Октавия громко хлопнула стаканом о поверхность стола, тут же протягивая руку к бутылке виски. Ей срочно нужно было выпить, иначе всё дерьмо, что она считала заслужила Лекса Вудс, вот-вот вылилось бы желчью и ненавистью из уст Октавии.              Её раздражало то, что Кларк всё ещё была зависима от этой женщины, то, что она всё ещё пыталась оправдать её, найти подтверждения того, что Лекса была заложницей ситуации. По меркам Октавии — Лекса заслуживала расстрела, не меньше.              — Вся их грёбанная компашка, моральные, блять, уроды, — не унималась она, — и твоя Лекса, совершенно, блять, не исключение. Я видела, как она ломает шеи, Кларк, будто крекеры!              — Что за дерьмо ты городишь? Она не убила никого, Октавия! Погибло только двое и их убили мы с тобой!              — Да какая к черту разница! Я бы никогда этого не сделала, если бы не оказалась в том сраном лесу с автоматным дулом у своего виска!              — Лекса виновата в этом? Лекса привела тебя туда за руку?! — так же громко отвечала Кларк, чувствуя, как слёзы катятся по её щекам.              — Да, Кларк, — тихо ответила Октавия, глядя на Кларк исподлобья, — и чем быстрее ты это поймешь, тем лучше.              Осушив залпом стакан, Октавия покинула квартиру, громко хлопнув дверью. Кларк, не отводя взгляда, сверлила глазами дверь своего жилища, чувствуя, как буря эмоций подымается с новой силой. Нервы были ни к чёрту.              Лексе не было оправданий, она знала это, но ведь она пыталась всё исправить… что было ещё ужаснее, Кларк продолжала видеть её в своих снах, почти каждый день. Сопротивляться становилось невыносимо сложно.              Они видели друг друга, стоя каждая на своём обрыве, между ними пропасть и сильный ветер с песком. В другой день Кларк растворялась в объятиях Лексы, ловила её губы, распадаясь на осколки под нежный шёпот. Лекса была ближе, чем когда-либо…              Каждый раз, когда она брала в руки пистолет, чувствовала, как живот болезненно скручивало, руки переставали слушаться. Он был как эквивалент Лексы. Всегда рядом…такой надёжный… ослепительно красивый. Она любила этот Кольт, как любила бы Лексу.              Оружие больше не внушало ей страх, она чувствовала влечение, непреодолимую тягу к нему. Марко Гастелум приветствовал Кларк не меньше трёх раз в неделю, где они стреляли, растрачивая по несколько пачек патронов за вечер. Запах пороха на её руках стал привычным, будничным.              Её увлечённость, почти пристрастие к Питону, можно было вполне назвать нездоровым, с тех пор, как он стал ночевать под её подушкой почти каждую ночь. «Всё ради безопасности» — твердила Кларк, и никто бы не мог осудить её за это. Она больше не боялась быть убийцей. Это стало частью её.              Долина реки Евфрат. Ирак.              Скромный лагерь путников расположился вблизи низовья реки Шатт-эль-Араб, впадавшей в воды Персидского залива. Ночь застала их на полпути до лагеря военных сил США в районе Кувейта, куда спешила вернуться Лекса.              По законам военной контрразведки, её могли объявить пропавшей без вести, если она не вернется в оговоренный штабом срок. Этой задержкой не преминуло бы воспользоваться её командование, чтобы поскорее вычеркнуть Лексу, как строчку в графе «боевые потери».              Она торопилась. Торопилась вернуться и связаться с Рейвен, сказать, что она жива. Песок душил её всю дорогу, Лекса задыхалась словно в приступах астмы. Плечо ныло и кровоточило, рука перестала слушаться и Лекса несла рюкзак и винтовку на правом плече, чувствуя, как силы медленно покидают её. До лагеря оставалось не меньше четырех дней пути, если они будут двигаться достаточно быстро.              Абдуллах всё время молчал, лицо мужчины выглядело печальным и задумчивым. Его душило чувство стыда и несправедливости. Он хотел бы быть более жестоким, хотел бы иметь смелость убить Лексу и забрать её вещи, но не мог. Не смог выстрелить в спину, не смог забыть, как она спасла его от польских наемников, которые хотели отрезать ему уши только ради забавы. И то, как она шла, не боясь открыть свою спину под дуло его автомата, душило Абдуллаха, заставляя глаза слезиться.              Он считал, что Лекса не заслуживает умереть от руки друга. Именно таковым считал себя Абдуллах. Он верил ей, а она верила ему. Они делили еду и воду, спали по очереди, чутко охраняя сон друг друга. Лекса научила его справляться с автоматом в случае, если тот заклинит, застрявшим в затворе патроном. Он рассказывал ей о своих детях, показывал маленькое обгоревшее с одного края фото своей семьи. Когда слёзы душили его, Лекса делала вид, что не видит этого, позволяя Абдуллаху достойно скорбеть о прошлом.              Сейчас Абдуллах не смел поднять глаз. Наваждение, которое он испытал несколько дней назад, заставившее его желать убить Лексу, не давало ему покоя. Он стыдился своей истерики, был кроток и послушен. Даже когда Лекса зажигала свечу, Абдуллах молчал, не смея сказать и слова.              Они развели небольшой костер, пытаясь согреться в ночной прохладе Евфрата. Сырость и заметно похолодевший воздух в этой низменности облегчали Лексе возможность дышать, но их одежда теперь была постоянно влажной, и холод теперь пришел на смену бесконечной палящей жаре.              Устроившись у россыпи каменистых валунов, Абдуллах достал из нагрудного кармана маленькую фотографию, заботливо протирая её ладонью. Лекса украдкой наблюдая за его нежной улыбкой, пока сушила пропитанную кровью повязку над костром. Он перевел на неё светящийся радостью взгляд и спросил:              — У тебя есть семья, Лейса?              — Нет… но глядя на тебя я понимаю, что хотела бы, — она устремила взгляд в пламя костра, чувствуя, как лёгкая улыбка касается её губ.              — Ты бы могла создать семью, когда вернёшься, — отеческим тоном наставлял её Абдуллах.              — «Если» вернусь, Абу… это странно, но теперь я хочу этого, как никогда раньше.              — Что изменилось?              Помолчав Лекса ответила:              — Хочу… хочу иметь возможность возвращаться домой, понимаешь?              Абдуллах кивнул, будто её ответ полностью совпадал с целью его вопроса, и довольная улыбка озарила его загоревшее лицо.              — И кто твой дом? — лукаво спросил он, — та девушка?              Лекса не ответила, смущённо пряча глаза и лишь только счастливая улыбка выдавала её с головой.              — Когда дойдём до устья, я отдам тебе провизию. Я сделала там небольшой подкоп… еды в нём хватит на несколько месяцев. Возьми, сколько унесёшь.              — А ты?              — А я буду искать Бишопа. А ты вернёшься к своей семье с полным мешком еды, идёт? — смеялась Лекса.              Абдуллах собирался ответить, но тишину ночной равнины нарушил резкий хруст сухих веток. Лекса и Абу замолчали, обмениваясь встревоженными взглядами и через секунду шум ветвей раздался с противоположной стороны.              И снова тихий хруст. Их окружили. Лекса скользнула ладонью по рукояти винтовки, замечая, как Абу осторожно вынимает кинжал из ножен. Шум стал усиливаться и с каждой секундой звуков становилось всё больше, что оставляло всё меньше надежды на визит заблудившегося зверя.              Лекса видела сверкнувшее отблеском костра лицо в нескольких метрах от Абдуллаха и, смело вздернув затвор, вскочила на ноги, тесно прижимая к плечу винтовку. Через секунду шорох сухой листвы усилился и, обернувшись на звук, Лекса увидела летящий к ней кулак. Нырнув под него, Лекса взмахнула прикладом наотмашь, надеясь попасть по нападавшему в непроглядной темноте ночи.              Автомат нырнул, так и не встречая препятствия и в ту же секунду резкий удар в колено заставил её взвыть от боли. Глаза ослепили искры и Лекса вскинула дуло, выпуская по несколько пуль в разные от себя стороны.              «Тишина» — подумала Лекса и, услышав гортанный хрип, развернулась к месту, где сидел Абдуллах. Через секунду в её глазах всё потемнело. Резкий удар в висок лишил её способности сопротивляться.              Последнее, что видела Лекса, посиневшее от удушья лицо своего товарища и дергающиеся в предсмертных конвульсиях ноги.              Нью-Йорк.              Кларк мерила периметр гостиной широкими шагами, на ходу отпивая виски из тумблера. Она думала о словах Октавии, о том, что, возможно, в чём-то её подруга была права и эта болезненная зависимость от Лексы, действительно, могла быть взращенной самой Кларк.              Она так рьяно искала ей оправдания, что сама поверила в невиновность Лексы. Будто всё дерьмо вокруг них происходило не по её вине, будто они были просто заложниками ситуации… Возможно, Октавия права и ей действительно стоило бы начать жизнь с чистого листа, оставить груз случившегося за спиной, делая вдох навстречу переменам.              Смерть того охранника от её руки отдалённо тревожила её душу, но полное ощущение неизбежности произошедшего притупляло её терзания. В конце концов, он причинил вред ей и собирался убить Лексу, а она не могла… чёрт, снова мысли о ней.              Будто по кольцевой она возвращалась к Лексе, словно это был единственный маршрут её размышлений. Пора заканчивать с этим. Октавия права, пора взять себя в руки и начать новую жизнь.              Так не вовремя ударивший голову алкоголь затуманил её рассудок и Кларк, взяв телефон в руки, уверенно набрала номер Найлы.              — Хэй, — ответила девушка.              — Привет, как выходные?              — Если вызовешь в офис, будут не такими красочными.              — А они красочные?              — Могут быть, Кларк, — томно ответила Найла, — ты что-то хотела?              — Да… я подумала… не хочешь выпить со мной? Правда, я уже начала и тебе придётся меня догонять.              — Кларк, — устало выдохнула девушка, — послушай… я не хочу снова видеть это в твоих глазах, правда.              — Что видеть?              — То, как ты боишься… будто если я прикоснусь к тебе — твоя эфемерная любовь рассыпется.              — Она не эфемерная, — возмутилась Кларк, и тут же мысленно хлопнула себя по лбу.              «Отлично, Гриффин, пикап это твоё, продолжай в том же духе»              — Прости, Кларк… лечись кем-нибудь другим.              Она хотела возразить, но вовремя прозвучавшие гудки удержали Кларк от неминуемой лжи о её готовности лечь с Найлой в постель.              Правда была в том, что Кларк и сама не знала, сможет ли она совершить этот прыжок. Готова ли она лечь в постель и не представлять рядом Лексу, затмит ли кто-либо её, заставит почувствовать свободу?              Вряд ли бездумный секс мог навести порядок в её голове. Она бы соврала, если бы сказала, что не почувствовала… облегчение, когда Найла отказалась приехать. Ни это ли ответ на её вопрос?              Кларк не хотела никого, кроме Лексы. Пора было признать это и перестать убегать от этих мыслей, как от чумной крысы.              Виски творил чудеса. Наводил порядок там, где его никогда не было.              Кларк аккуратно передвинула иглу проигрывателя на виниловую пластинку и давящую тишину квартиры разбавила своим пением Мэйси Грей.              Откинувшись на спинку дивана, Кларк подпевала одними губами строчки из сингла «Real». Её глаза были закрыты, голова практически перестала шуметь, только приятный голос певицы заставлял вторить словам… Tender traitor*.              Кларк растворилась в музыке, совершенно не замечая, как сон окутал её мысли… она думала о том, как хорошо сейчас в Ванкувере и надо бы свозить маму в отпуск. В мае на Кубе начнётся сезон… нужно поговорить с Хорхе о его доме возле Сантьяго… было бы хорошо поехать туда с Лексой. Лекса.        «Я бы уехала куда угодно… с тобой. Где ты сейчас? Ты думаешь обо мне, Лекса? Конечно, думаешь, я чувствую это. Где бы ты ни была, я знаю, что ты любишь меня. Кто бы что ни говорил… если бы ты не любила меня, я бы давно перестала думать о нас… Чёрт, Лекса… Вернись ко мне»              Эти мысли против воли возникали в голове Кларк. Она была на границе между сном и явью и не отдавала себе отчёт… не могла сопротивляться, намеренно гнать это от себя.              Композиции сменялись одна за другой, тихий голос певицы наполнял нерушимое пространство квартиры и Кларк провалилась в сон, так и не разжав пальцы на бокале с виски.