Осколки (драбблы)

В поселении снега уж совсем нет, стаял весь под теплым солнышком. В полях с каждым днем все больше и больше черными шрамами проглядывает землица. Скоро, совсем скоро выйдут добрые люди в поле, песни затянут да работать будут от зари до заката. Солнце славят, весну привечают, труду честному радуются да гордятся люди княгиней своей Леей, что сумела добрый мир с чужеземцами установить. Приехали еще по снегу, еще до распутицы послы из соседствующих городов каменных, без оружия пожаловали, с добрым словом прибыли. Встречала их Лея с улыбкой, и был пир большой на три дня во всем поселении, даже из соседних деревень стянулись подданные княжеского дома Скайуокеров на иноземных послов посмотреть. И осталось три дюжины иноземцев распутицу пережидать, знаниями и умениями с людьми княгини делиться. Поселили их в доме воеводы. Главный посол (рыжеволосый молодой мужчина по имени Армитаж) каждый день в дом княжеский ходит, с княгиней и ее советниками беседует. Лея гостю всегда рада, улыбается она ему, знает, чего он добивается. — Невесту ему подавай! Сука заморская, ишь чего захотел – девок наших! Возмущается тихо сотник, сын воеводы По Дэмерон, хмурится и нервно кудри черные поправляет. Ругает его Лея, что дурак он, вдаль не смотрит, наперед не думает. — Сын мой пропал на болотах и вряд ли когда вернется, – говорит сотнику Лея. – Чем воевать с имперцами, лучше уж союз заключить с ними да на наших условиях. Подберу я ему невесту, дочерью своей названной ее величать буду, а сама и сына названного выберу. Так мы и не в подчинении окажемся, и породнимся с сильным княжеским домом. Хмурится сын воеводы, ох как не по сердцу ему все эти хитрые планы. Власть не нужна Дэмерону, ему бы только покоя землям родным, а чует он подвох от рыжеволосого. Да вот только остальные все довольные, на иноземцев засматриваются, а от посла так вообще девушки глаз отвести не могут: кожа его молочно-белая, гладкая, волосы медно-золотые, а глаза серые-серые словно сталь, и речи сладкие-сладкие, голос вкрадчивый. В последние дни, когда на дорогах почти весь снег стаял, Армитаж уж слишком довольный ходит, а По гадает, что же так радует рыжеволосого. Ответ он получает вечером, когда Лея тихо шепчет ему, что приедет к ним сестрица посла, когда приедет еще неизвестно, но все уже решено. Дэмерон смекает, что неспроста это, и спрашивает: — И чьей же невестой ей быть? Смотрит на него княгиня Лея и ухмыляется: — Твоей, чьей ж еще-то? Придет за мной смерть, я хоть тебе оставлю княжество, в надежных руках верного нашему дому рода. Злится сын воеводы, так злится, что ладони в кулаки сжимаются, но с княгиней спорить не смеет, на мудрость ее полагается. Проходит несколько дней, выезжает сотник Дэмерон на охоту за зайцем. Говорят ему все: куда ты, дурак, прешься в грязь да в воду, не видать тебе дичи. Но не слушает По никого и вот уж скачет на резвом коне своем, рядом верный пес Би-Би. И все бы хорошо сложилось, да оступается конь, копытом проваливаясь в яму, ледяной корочкой сокрытую. Ломает конь ногу и не может дальше везти своего хозяина. Отслужил свое верный конь. Гладит По его по морде, в глаза умные заглядывает и прощения просит, когда сильным ударом меча обрывает жизнь боевого своего товарища. Вот и поохотился сотник – коня гадальщикам лесным подарил. Спешно шагает Дэмерон в сторону поселения, но понимает, что до темноты не успеет до ворот добраться. Сгущаются тени, и вой волков с опушки лесной застает Дэмерона тогда, когда он в только-только на большую дорогу выходит, и костры на сигнальных башнях видятся крохотными точками. Би-Би рычит и скалится. Крепче сжимает По меч в руке, отбиваться от голодной стаи готовится, в темноте силуэты хищников да глаза их горящие различить пытается. Всматривается сотник в черноту ранней ночи и вдруг чудится ему высокая фигура в темной кольчуге. Маска железная почти не бликует в несмелом свете далеких звезд, и По с ужасом понимает, что сегодня новолуние – время болотного монстра. Смотрит сын воеводы на монстра в маске и со стыдом страх чувствует. Негоже храброму воину чудища болотного бояться, но вот он ужас, здесь уже, под кожу лезет, мышцы сковывает льдом, дыхание перехватывает. Замечает Дэмерон очертания волков. Ходят хищники, мягко по талому снегу ступая, виляют меж голыми стволами еще спящих зимним снов деревьев, а монстра не трогают. Крепче По сжимает меч, готов он бой принять, но монстр не двигается, не нападает, а просто как будто бы наблюдает. Неужто интересен ему чем-то лучший сотник княгини? Срываются волки с места, скользят тенями в черноте ночи, но не к Дэмерону устремляются. И слышит По крики людей, присвистывает своему верному псу и срывается вперед. Скользят подошвы сапог на грязи и талом снеге, а ночь черна-черна, липко ему и холодно, а еще страшно – так страшно! Дорога поворачивает, огибает лесную опушку и выводит Дэмерона к переправе через реку. Видит он группу людей, от хищников голодных отбивающуюся. Свет от факела меркнет, и слышен вопль да звук раздираемой плоти. Два конника мертвые валяются в грязной луже, еще трое пока еще в седлах держатся, отбиваются и стараются удержать перепуганных лошадей. Пятятся они к реке, к переправе, но волки путь преграждают, смерть страшную сулят. Мчится По на подмогу и ловко рассекает шкуры диких зверей, под нос себе приговаривая: — Прости, серый брат, уходи туда, откуда пришел, не то смерть принесу. Не успевает сотник спасти одного из путников, сброшенного конем, загрызают его насмерть волки и тащат в сторону леса свою добычу. Дэмерон хватает за поводья жеребца и сильной рукой его останавливает, вспрыгивает на спину и кричит: — За мной! Скачет он к реке, к хорошо ему известной переправе, путники за ним. Водица ледяная-ледяная, ноги обжигает и коням, и людям, но вот уже и берег. Снова под копытами лошадей дорога широкая, а волки позади остались, воют грустно, воют радостно. Оборачивается сотник По и чудится ему фигура монстра болотного на секунду. Тает черная кольчуга в густоте леса, уходит он, так и не ввязавшись в бой, но Дэмерон благодарит его сердечно. — Спасибо, воин болот. Пусть Луна новорожденная силы даст тебе. Волкам — добыча, тебе — покой, мне — спасенная жизнь. Даже во тьме ночной различает сын воеводы иноземное одеяние путников, думает, что спас от верной смерти юношей из свиты посла Армитажа. Не ведает По, чье лицо прячется за широким шарфом да под капюшоном, не знает еще, чьи глаза, голубые как небо в сумраке, черты его разглядывают, запоминают и восторженно любуются. Сестрица посла Армитажа прибывает в поселение княгини Леи женихом своим неузнанная. *** В лесу снег еще долго лежать будет, но под сероватыми сугробами уже скапливается вода. И болота тоже оттаивать начали, а значит, что недолго покой монстру болотному будет. Скоро, совсем скоро потянутся к нему под покровом ночи люди князя со своими просьбами: кому урожая в поле надо, кому сына вместо дочери, кому любимого взор на себя обратить. — Крышу бы нам починить. Займись. Мастер-ситх бросает это своему ученику, на того даже не глядя, не оборачиваясь. Всматривается ситх в письмена древние, хмурится, с трудом разбирает он написанное давным-давно мастером Палпатином. Не знает старик Сноук, что ученик его давно уж все прочитал и перевел, но знанием с ненавистным учителем поделиться не поспешил. Расправляет ученик плечи могучие, встает в полный рост, головой своей чуть косяк дверной не задевает. Хрустят костяшки пальцев, когда кулаки ученика сжимаются на крепкой деревянной лестнице, приставляет он ее к старому домику, берет инструменты и лезет на крышу, как и было ему велено. Пока Кайло работает, тяжело ударяя молотком, думы ему самые разные в голову лезут. Мать вспоминается и отец, который руками работать его научил, говаривал, что негоже княжичу нежным правителем расти. Силой, таинством дарованным ситхам, тяжелому труду не помочь, да и если бы Сноук мог, точно не стал бы. Выходит старик, когда солнце весеннее давно уже зенит проскочило, задирает голову и видит, что ученик его рубаху теплую скинул, пот струится по сильным рукам его, поблескивает капельками на груди. Жарко Кайло от работы и от солнышка ласкового, а думы разные покоя не дают: снится ему матушка уже которую ночь подряд, стоит Лея во сне его посреди темного озера и платье бело-белое в руках держит, потом оборачивается и что-то про невесту ему говорит. И так страшно Кайло становится, потому что говорит матушка голосом дяди Люка, а глаза ее горят золотом, как очи истинного ситха. Сноук хмурится, молодости и мужской силе ученика своего завидует, но понимает, что рано ему избавляться от Кайло, нужен он ему. Совсем еще юношей Сноук бегал в новолуние на болота, умолял старика-ситха взять его учеником, но Палпатин отказывал, всегда отказывал, а закованный в черную кольчугу Вейдер гнал Сноука с болот поганой метлой. Но однажды вместо метлы схватил тот, кого князем Энакином когда-то именовали, меч да и рассек Сноуку лицо. Рану нанес страшную, смертельную. Палпатин сгинуть мальчишке не дал, но строго-настрого приказал забыть про болота и прогнал окончательно. Но не забыл Сноук обиды да и привел обманом на болота князя Люка Скайуокера, и сгинул Люк, отца своего жизнь забрав, да старого ситха Палпатина к праотцам отправив. И уселся Сноук в доме болотного чудища, и провозгласил себя мастером, да стал о новом ученике мечтать. Урожденного княжича Бена Соло заприметил изуродованный монстр, чья душа чернее самой страшной ночи была и с каждым новолунием и кровавыми ритуалами еще чернее становилась. Песни малышу Бену шумом ветра Сноук напевал, дядюшку Люка вернуть обещал, силу и тайное знание предлагал. Долго княжич Соло отказывался, знал он от матушки, что нет веры ситхам. Годы шли, мальчик Бен вырос в видного юношу, о подвигах ратных мечтал. Но настали времена лютые, голодные, чужеземцы у границ покоя людям князя не давали, разбойники на дорогах учиняли насилие. Люди в лесу и на болотах пропадать стали, и молва пошла, что монстр с болот ищет себе невесту. Сколько девушек загубили — не сосчитать. Невестами лесу они все стали, кости их белые-белые Лунным светом обласканы. И решил тогда князь Хан, что не невесту ситх с болот ищет, а ученика. Поделился догадкой своею с женой Леей. Запретила она ему даже думать идти на монстра с боем, но не послушал ее Хан, взял отряд верных людей и отправился в лес. Бен, как узнал об этом, за голову схватился, мать обнял, меч схватил и кинулся за отцом вслед. Много недель от воинов ни единой весточки не было, а потом вернулся один лишь вояка Чубакка, весь грязный, волосы колтуном, борода свалялась войлоком да от крови бурая сделалась. Хотел бы Чубакка рассказать, что на болотах с ними приключилось, да не мог — вырвали ему язык. И пропал с тех пор князь и сын его, а у ситха новый ученик из рода Скайуокеров появился, ибо сумел Сноук перевести часть из написанного Палпатином и сделал вывод, что кровь Скайуокеров силу мастеру-ситху дает. Жить Бену Соло в услужении Сноука тяжко, горестно, но прочел он в рукописях старика Палпатина, что таково проклятье его рода, а разрушить такую мощную магию под силу только чистой-чистой душе. Да вот только где такую встретишь, если ему маску болотного монстра носить приходится? Девушек в платьях белых немало на болота забредает, но все они как одна кричат, когда видят его. Бегут прочь и гибнут в топях, а те, кто от ужаса и шагу ступить не может, становятся невестами, но не ему, а старику-ситху. Где же та чистая в платье белом-белом, что матушкой во снах ему обещана? В те ночи, когда не видится Бену княгиня Лея, является ему образ юной девушки. Не может Бен лица ее рассмотреть или вспомнить поутру, но точно знает, что стан у нее тонкий, волосы темные, а глаза как листья осенние яркие, как бронза позеленевшая красивые, как болотная гладь бездонные. Протягивает она ему руки и шепчет: Бен, я помогу. И он так хочет, благословенная Сила, так хочет, чтобы помогла она ему, чтобы крепко взяла за руку, чтобы обняла, поддержала, поцеловала. Все хочет, всего желает он с ней, знает, что она его судьба, его любовь. И во снах этих ярких, мечтах запредельных, руки его нежно обнимают невесту в белом платье, матушкой и самой великой Силой ему обещанную. Глядят руки его ее тонкий стан, губы его к ее губам тянутся, накрывают их, на вкус пробуют. И пьют они дыхание друг друга, стонут сладко, целуются так самозабвенно, будто нет более ничего в этом мире, кроме них двоих. И сон Кайло тогда сменяется, ярче становится, тяжелее. И нет уже ни белого ее платья, ни его черной кольчуги, лишь белизна и мед кожи, сладкая песня любящих друг друга. Целует он ее нежные груди, бедра оглаживает широкими ладонями, накрывает собой и сливается с нею в единое целое. Так горячо, так узко и мягко, и влажно, и нежно, и терпко, и белеет все перед глазами, когда все движения замирают, а она выдыхает: мой Бен. В такие ночи далеко от болот просыпается Рей вся дрожащая, дышит часто-часто, будто бежала она только что, в груди ее сердце бьется, как птица в клетке, низ живота болезненной судорогой сводит, а между ног все ноет и тянет, просит чего-то, кого-то… кого-то по имени Бен.