Орнитология

      «Вороны особо свирепы в период выхаживания молодых, после летнего солнцестояния. Но они не принесут птенцам ни куска мяса, пока не увидят в их перьях черноту, подобную собственной, и не признают в них родных. И лишь только перья прибудут чёрные, тогда накормят их со всей силой и упорством. К тому же, вороны продолжают кормить детей и после того, когда те научены летать. До тех же пор птенцы питаются росой. Поедая труп, ворон первым делом выклёвывает глаза, добираясь до мозга».       Вот и всё, что Варфоломей Английский мог рассказать о воронах.       Но должно же быть что-то ещё?       Малефисента нахмурилась.       Интеллект? Привычки, повадки? Образ мыслей? Характер поведения? Отношение к человеку, в конце концов?       С досадой фея всмотрелась в древний бестиарий. С листа на неё глядели ровные алые буквы и маленький рисунок с тёмной пичужкой, в котором, не будь предмет иллюстрации очевиден, она бы ворона и не признала. Уж слишком мала пташка. Диаваль не мог даже сесть ей на плечо, если её наряд предусматривал замысловатый воротник, таким на самом деле большим он был. Иногда он присаживался на верхушку посоха, но тоже ненадолго — видимо, за гладкий камень было трудно ухватиться когтями, или ему не приглянулось подниматься и опускаться обратно на землю вместе с насестом. Ну, так тому и лучше. Можно подумать, ей нравилось поднимать несколько — каркающих и недовольных — фунтов при каждом шаге.       Но то, что слывшие учёными людские манускрипты ничего, кроме пустых аллегорий, по поводу воронов не давали, разочаровывало, хоть и не удивляло. Признаться, фейри и сама не могла похвастать обширными знаниями о птицах, разве что о строении крыла и перьев, теперь уже ненужными. Полагаться надо было на собственные силы. Фея поморщилась. В слугах надо быть уверенной, разбираться. Помощник, о котором ничего не известно, что орех нерасколотый, крепкий, да бесполезный. Не зная, как десницей пользоваться, какую же пользу от неё сыщешь? Он поклялся быть её крыльями. А значит, придётся изредка наблюдать за этим неугомонным пернатым мешком с клювом, за этим чистым самомнением в птичьей форме, подмечать детали… Придется слушать, когда он болтает без умолку…       Она захлопнула книгу, ногти забарабанили по кожаному переплёту. Ну уж нет. Было достаточно других дел, чтобы тратить время на мысли о нерадивом приспешнике, что ей достался. Никогда на ум и не приходило что-то узнавать о его персоне — и не пришлось бы, не будь персона так нахальна, прямолинейна и несносна.       Прошлый вечер протекал, как обычно. Ворон ослушивался указаний без надобности не показываться в новом доме спрятанной принцессы, она притворялась слепой к его вылазкам с цветами (не росу ли — теперь ей думалось невольно — он нёс?) и разными безделушками. Ей, в общем-то, не было дела. Он мог следить за замарашкой в своё удовольствие, сколько позволяли ему свободное время, совесть и дальновидность. Привязанность, грозящая возникнуть и упрочиться между птицей и ребёнком, её не касалась: девочке отпущено было шестнадцать лет, и он прекрасно это знал — остальное было не её делом. Но перед сном ей по чистому стечению обстоятельств случилось восстанавливать растительность части леса, ближе всего стоящей к «домику лесника», куда упекли королевну. А посему выпала прекрасная возможность проведать своенравного слугу.       Подол платья мягко струился по крошечному каменному мостику и по траве, бесцветной и тёмной в надвигающихся сумерках. В ночи детали хижины растворились — глаза выколешь, и даже внутри не горели свечи, и ни дровишки в камине не полыхало. Лишь призрачный свет звёзд позволял наметить очертания вьющихся цветов и подоконника. Чародейка замедлилась, как хищник перед броском, чуть вытягиваясь, чтобы разглядеть жертву.       Угольная фигурка отражалась в причудливом, хоть и чуток пыльном стекле крохотного оконного витража, на краю крохотной кроватки Авроры, и чуть покачивала её. Но это даже было не главное. Диаваль… ну, не то чтобы пел. Наверняка пытался изо всех своих вороньих сил. Только вот его семейству не повезло с вокальными данными. Он звучал… как ворон. Точнее, как скрипящая медленно отворяющаяся дверь, или дерево под натиском пилы, или чей-то зашедшийся кашель — потому что именно так вороны и горланят.       Он превратился буквально на секунду ранее запланированного, поскольку иначе фее не удалось бы справиться со смехом и остаться нерассекреченной.       Нянька здорово рухнул около колыбели на очень человеческое мягкое место с весьма человеческим восклицанием.       — Ну что ты, Диаваль, потише, а не то твоё чудище проснётся. Вся работа насмарку, — торжествовала колдунья, глядя на него по другую сторону стены. В неё метнули грознейший взгляд из-под густых бровей, но королева своей и не повела.       — И тебе добрый вечер, госпожа, — ощетинился он, щурясь снизу вверх. — Со спины нападаешь нынче? Трусливо, — на его лице, белом в свете луны, расцвела однобокая серая ухмылка.       — Зато тебе, погляжу, смелости на нас обоих с лихвой хватает, — ведьма сделала шаг вперёд, и её тень закрыла свет, откладывая на физиономии мужчины мрачный отпечаток рогов. Они изогнулись вдоль его носа и щек, кончик одного словно бы задевал его око. — Припоминается, я обещала завести для тебя клетку, если ты не будешь держаться поблизости… — ей понравилось, как расширились его глазища. Он дёрнулся на полу — тень соскочила: острие рога подступало прямо к горлу. Но госпожа была не в настроении долго мучить своего помощника. — Хоть бы с умом, — отошла она к крыльцу, когда стало понятно, что иначе фамильяр останется собирать пыль на полу. — Казалось бы, легко быть тихим, ан нет, тебе надо развлекать весь лес своими предсмертными хрипами.       Тут уж он соизволил подняться.       — Прошу прощения?!       Но фея уже разворачивалась от лесничьей, не слушая его.       — Можно подумать, вороны вообще поют.       Послышался новый громкий звук. Даже не стоило останавливаться.       С небывалой скоростью слуга оказался рядом. Не позади, как обычно — а просто выпрыгнув перед ней.       — А ты эксперт по вороновым? — проскрипел он противно, не отдышавшись после прыжка из окна. Злость придала его щекам цвет, различимый даже в темноте, но Малефисенте не было страшно. Только этого не хватало. Но она была заинтересована. Однако, его фантазии поначалу хватало только на синонимы. — Представитель ассоциации певчих? Уполномоченный по моим вокальным возможностям? — он скривил лицо так, как, пожалуй, никто иной нарочно не смог бы. — Как будто вороны не поют только из того, что тебе не нравится, как они это делают! Госпожа! — выдохся он, не получая никакой реакции на свое безрассудство. Его запал прошел и сменился смущенным ворчанием. — Ты веришь невежественным предрассудкам касательно моего рода. Мало того, что грубо, так ещё и неправда. Ты же не знаешь, зачем тогда говорить? Да будет тебе известно… — и тут его пламенная речь сменилась не менее пламенным отчаянным карканьем. Было что-то прекрасное в том, чтобы пугать его до чёртиков. Шумно вспорхнув, дабы не упасть плашмя на траву, он с гневными восклицаниями принялся кружить над её макушкой.       — До завтра, Диаваль, — хищно улыбнулась волшебница, только чуточку откидывая голову. — Надеюсь, за ночь ты подумаешь над поведением. Наколдовать клетку — проще простого.       Ответ, разумеется, был предусмотрен, но фея его не поняла и не вслушивалась, двигаясь дальше в сторону Болот, не оглядываясь на домик. Лакей лишний раз обогнул здание — видимо, для последней проверки — и двинулся влево, кажется, в северо-западные заросли, к себе домой. Малефисента невольно замедлилась, глядя, как крылатый силуэт удаляется и растворяется в темноте неба, ловя себя на мысли, что "северо-запад" есть ровным счётом единственное, что она знает о расположении его жилища. Где он жил, на каком дереве? Высоко в ветках или ближе к стволу? Или вороны вообще не вьют гнёзда, а придумывают что-то серьёзнее? Ты же не знаешь, ты же не знаешь…       А надо ли было? В её планы не входило спасать ворона исходя из его… технических характеристик. Диавалю просто повезло угодить в силки больше года назад. Представить только, как стремительно он пролетел, а она действительно ничего толком не ведала о тех, от кого ей на голову свалился Диаваль — разве что то, что они в фигуральный карман за словом не полезут.       И вот на следующее утро она нашла себя за чтением чудом сохранившегося бестиария. Благо, она была одной из тех на Болотах, кто умел читать, но, как сегодня выяснилось, это многого не изменило. Тем не менее, она отсекла идею попытаться специально что-то рассматривать, высматривать или узнавать. Впереди лежали ещё как минимум шестнадцать лет доставучего компаньонства. Нужное познается со временем. И если ей было интересно, умеет ли Диаваль петь лучше, чем накануне, то когда-нибудь она это узнает. За шестнадцать-то лет он успеет ещё хотя бы разок затянуть. Куда денется.