Путь из тьмы

Отец любил вызывать Деспину на дискуссию. Тема могла быть любой — пережитый недавно случай, прочитанная фраза в книге, выдуманная на ходу история… Сначала маленькая Деспина не понимала сути этих разговоров, по лицу отца пыталась уловить «как правильно». Но он уходил от ответа, побуждая дочь думать и решать самостоятельно. Иметь и отстаивать свое мнение. «Это неотъемлемая часть здоровой личности», — говорил он. За полгода Марн прочел Кемпа и еще три книги, что Деспина дала ему из запасов покойного дядюшки. По вечерам она слышала порой, как Клайд и Марн вполголоса обсуждают какие-то особенности фортификации. Марн говорил намного меньше, чем мастер-строитель, однако Клайд слушал его слова внимательно. Но Деспина ни разу не слышала, чтобы Марн с кем-то спорил… В деревушке побоялись устраивать шумное зимнее гулянье: с войны начали возвращаться первые пташки — дезертиры. Оборванных голодных людей ловили на воровстве в ближайших городах, на тракте стало опасно — несколько обозов пропало бесследно. Пока крепость не была окончена, привлекать разбойников к деревне было бы неразумно. Поэтому скромное застолье устроили в столовой Холь, раздали детям нехитрые подарки и разошлись по домам. Пришла весна, а с ней вернулись в мар-Холь и рабочие Клайда. Во дворе замка вновь застучали молотки, у стен опять выросли строительные леса, убранные на зиму в сарай. Как-то Клайду понадобилось отлучиться на несколько дней. Неожиданно для себя старшим на стройке оказался Марн. Ну, не то чтобы совсем неожиданно, рабочие давно уже, кажется, не видели между Клайдом и Марном особой разницы, к обоим одинаково обращались за советом, и Марну приходилось заменять Клайда, когда тот был по делам в городе. Но несколько часов — это не то, что несколько дней. Правда, Клайд подготовил и чертежи, и планы, и ничего серьезного решать в общем-то не приходилось, но все равно… Непривычная ответственность пугала. — Эй, Марн! Тебя хозяйка зовет! — крикнул Найт, молодой рабочий. Марн сполоснул руки, оправил камзол и поднялся по лестнице. Госпожа сидела за столом у окна. На миг подняла голову, кинула на него взгляд. — Вы уже заканчиваете восточный угол стены? Я тут подумала, посмотрела схему… Не надо на углу делать башенку, для защиты стены достаточно и бойниц. А то тень от нее половину двора закроет, и особенно сад. А в тени ничего не вырастет. Привычное «да, госпожа» вдруг застряло в горле. Это же неправильно! Так нельзя делать. В голове была сумятица мыслей. Госпожа приказала, надо выполнять. Она не спрашивала его мнения. Но это неправильно, если они так сделают, то оставят крепости уязвимое место! Марн отчаянно вспоминал все те замки, которые ему случалось видеть… все, что он прочитал… Обязательно нужна башенка на углу. Фланкирующая, чтобы угол обстрела у лучников был пошире. Возразить — госпоже? Выполнить — неправильное? Прежде, с графом, Марн не колебался бы. Выполнил бы приказ в точности, а потом покорно принял наказание за то, что получилось бы в итоге. Потому что наказание за дерзость — гораздо страшнее. Но сейчас все совсем иначе. Наказания от госпожи не страшны. А вот сознавать, что он своими руками причинит ей вред… — Ну, что ты стоишь? Если бы госпожа говорила мягко и ласково, он бы, наверное, долго еще колебался. Она спросила резко, нетерпеливо. И он ответил раньше, чем подумал: — Но этого нельзя делать, госпожа! — Почему? Она, кажется, не рассердилась. Смотрела с интересом, спокойно. Он попытался объяснить. Слов не хватало, Марн помогал себе жестами. Хозяйка слушала, потом приказала ему сесть, придвинула бумагу, перо и чернильницу. Чертить схему действительно оказалось проще, чем объяснять словами. Госпожа взяла другое перо. — А если вместо башенки сделать просто расширение? Тогда тоже можно будет в стороны стрелять. — Это называется машикули, госпожа, — пояснил Марн. Подумал, начертил рядом новую схему, с машикули вместо башенки. Может, госпожа права? Ну почему эта мысль пришла ей в голову именно сейчас, когда Клайд в отлучке? Он бы сумел разобраться… сумел бы убедить госпожу… А может, и не сумел бы. Клайд никогда не строил замков. А еще важнее, что он их никогда не штурмовал. Марн вспомнил осаду Бладума, Ошии, Аньеры. Битву у стен Каренота… Нет, башенки действительно надежнее. Тем более что нормального гарнизона в Холь нет и в ближайшее время не будет. Сколько бы он не гонял деревенских парней, он не успеет сделать из них настоящих бойцов. Значит, уж по крайней мере крепость надо строить как можно неприступнее. А грядки можно и перенести. Например, поменять местами с тренировочным двориком, который как раз почти целый день заливало солнце. Марн не очень-то разбирался в растениях, но ведь еще не пришло время посадок, и все можно успеть сделать. Это, конечно, дополнительная работа, но он бы сам вскопал утоптанную землю, работал бы хоть по ночам… Он помотал головой, начал объяснять и чертить снова. Это было проще, чем только спорить вслух. Наконец он с торжеством продемонстрировал новую планировку, в которой учитывался и садик, больше прежнего, и площадка для тренировок в тени замковой стены, и на кухню было бы легче заходить, не пачкая ноги в мягкой вскопанной земле… — Да, ты прав, — спокойно сказала госпожа. — Я действительно ошибалась. И Марн опомнился. Вспомнил, с кем спорил, над кем торжествовал победу… — Госпожа, простите меня… — ему не оставалось ничего другого, как цепляться за привычные слова. — За что? — удивилась она. — Я был непочтителен, я спорил с вами… — Ты не дал мне совершить ошибку. — Но вы… Я не должен был… Вы же госпожа… — Марн с ужасом понял, что, кажется, снова начинает спорить. — Ну госпожа, и что? — ее глаза смеялись. — Тебя же не смущает, что ты выше ростом и сильнее меня. Почему же ты не допускаешь мысли, что лучше разбираешься в каких-то вопросах? Я ведь такой же человек, как ты. Если бы госпожа ударила его по голове цветочным горшком, вряд ли он был бы ошеломлен сильнее. Лучше бы ударила. Это было бы правильнее и понятнее. Она вдруг улыбнулась. Мягко, ласково. — Поверь — я тебе очень благодарна! *** Тренировки начинались рано утром, до рассвета. Северное лето в этот раз не баловало жарой, и раздеваясь, парни стучали зубами. Правда, после нескольких упражнений разгоряченные тела переставали ощущать холод, а к тому времени, как солнце всходило над стеной, что с учеников, что с учителя, лило в три ручья. Потому Марн и не позволял им оставаться в рубашках — если каждый день после тренировки стирать, то к концу лета от ткани мало что останется. Да и порвать можно ненароком, зацепив деревянным клинком. У деревенских было и без того много работы, однако госпожа, узнав о начинании Марна, не рассердилась, а наоборот, поддержала своим словом. Людям нужно научиться защищать себя и свои семьи, научиться сражаться, иметь план на случай нападения. Мирные времена остались в прошлом. Все чаще говорили о поражениях королевской армии. Все больше налогов драли с людей. Все чаще встречались в глухих местах разбойничьи шайки… Двухэтажный дом семьи Гарро стоял на отшибе, в окружении яблоневого сада. Как-то ночью к ним вломились двое чужаков. Отец был в отъезде. Гарро продрал глаза, затолкал мать и испуганных младших сестренок в стенную нишу и подхватив свой дубовый меч, бесшумно спустился вниз. Парень нашел незваных гостей в кухне. С голодным ворчанием двое оборванцев ели приготовленную на утро похлебку руками, прямо из горшка. Рядом на расстеленную тут же на полу скатерть были свалены найденные грабителями ценности — материн кошелек, несколько хороших ножей и кожаные сапоги самого Гарро, что он недавно купил на ярмарке. Первого парень оглушил ударом по затылку, со вторым, успевшим схватить в обе руки по ножу, пришлось повозиться. Однако Гарро отлично ориентировался в собственной кухне, не в пример грабителю, да и осознание, что наверху прячутся испуганные сестренки, не оставило парню возможности отступить… Утром связанных воров отвез в город гончар, один из соседей Гарро, который поставлял в Ганнер товар. Он выбросил их на улице, наказав найти себе занятие получше, чем грабить честных людей. Тюрьмы в городах и так были переполнены, и не оставлять же воров около деревни… А Гарро еще неделю выхвалялся длинным порезом на предплечье, доставшимся в ходе драки. *** Холодное дождливое лето обещало скудный урожай, да еще вдобавок запасы зерна, что хранились в подвале замка, поразила плесень. Клайд с помощниками облазили весь фундамент в поисках протечки. Сказать, откуда в неровно сложенной древней кладке капает вода, было очень трудно. Деревянные лари с уцелевшими запасами приподняли над полом, устроили воздуховод для циркуляции воздуха. Но часть денег, отложенных на строительство, все равно надо было потратить на закупку зерна на зиму. Тетушка Альма по секрету рассказала Марну, о том, как госпожа продала свое свадебное ожерелье, чтобы оплатить дополнительные расходы. Марн хотел бы отказаться от своего жалования, но понимал — хозяйка Холь не примет этого, только рассердится, или еще хуже — расстроится. К тому же, что значили эти несколько серебряных монет по сравнению с брешью, красным цветом отмеченной в книгах Ролля? Старый плотник Клайда еще зимой срочно уехал по семейным делам. Мастеру пришлось мотаться в город, чтобы найти нового. После последнего призыва в армию мастера везде были нарасхват, и выбор оказался невелик. Клайд привез в мар-Холь Рама. Он недавно вернулся с юга, на левой руке не хватало половины пальца. Родные места Рама остались далеко, в полыхающем кольце сражений на границе. Рам был так рад, что его наняли, убеждал в своем умении и деловой хватке, так искренне благодарил мастера и обещал работать день и ночь, чтобы показать, на что он способен… Это выяснилось довольно быстро. Перед жатвой Клайд отправил плотника в Ганнер, закупить необходимые вещи. С ним ехали четверо рабочих из деревни. Вернулись они, опоздав на день, и даже не извинились за это. Клайд волновался, что на воз могли напасть лихие люди. Но Рам лишь отмахнулся — мол, ну, погуляли чуток, не все ж работать со утра до ночи? В другой раз повторилось то же. А потом один из тех, что ездили с Рамом в Ганнер, пришел к Марну. — Господин Марн, — замялся он на пороге комнаты. Марн встревожился. Обычно ученики обращались к нему после урока, во дворе, или позже, в обеденном перерыве. Но ни разу никто не приходил в его комнату. — Что случилось? — Ничего, — отвел глаза парень. — Ну, то есть, сейчас — ничего… Это раньше, в городе. Рам, он… Я не знаю, может, я понял неверно, но… Я спать спокойно не могу, — наконец он поднял глаза и посмотрел Марну в лицо. Щеки у парня горели, как и уши. — Рассказывай, — потребовал Марн, садясь на кровать и указывая ученику на единственный имеющийся в комнате стул. Оказалось, что деньги, на которые плотник устраивал попойки в городе, брались вовсе не из его карманов. Рам и правда обладал хваткой — он умудрился даже в столь тяжелые времена сбить оговоренную госпожой Деспиной цену у поставщиков, а разницу присваивал. Устраивал на часть денег гулянье для всей компании. Куда девалось остальное — никто не видал. По мере того, как парень рассказывал, у Марна все сильнее перехватывало дыхание от поднимающейся злости. Ученик вжался в спинку стула, на лице проступил страх. От этого на душе становилось еще тошнее… Не глупому щенку надо бояться Марна, вовсе не ему… Он вытащил Рама из комнаты общинного дома, ближнего к замку. Не слушая возмущенных воплей, выволок по ступенькам на улицу и швырнул в раскисшую грязь у дороги. — Ты, — прорычал Марн, вновь перехватывая плотника за ворот рубахи, — как посмел… Рам понял все сразу, и заголосил высоким петушиным голосом: — Мы вместе пили! Вместе! Плотник оттолкнул руку Марна, встал на ноги и, увидев собравшийся на крики люд, сам перешел в наступление. — Просто торговаться надо уметь! Слышишь?! На того пеняй, кто цену сбить не смог! А что заработал, то мое! Удар кулака отбросил его к забору. Марн прыгнул следом, прижал Рама к земле. Тот ощерился, глянул на селян, нашел среди них своих испуганных собутыльников и прошипел: — Тьфу, труха деревенская болтливая… Да она и не узнала бы! Кулак Марна заткнул ему рот. Еще удар, и еще… Марна остановил резкий окрик. Потерявший сознание плотник тряпкой валялся под ним, лицо залила кровь. На миг стало тихо, Марн услышал свое шумное дыхание, поднялся на ноги и увидел госпожу верхом на Фаладе. Рядом на каурой лошадке сидел Жак и таращился на Марна, на его бесчувственную жертву… Лицо Деспины горело гневом. Марн похолодел. Такой он её ещё ни разу не видел. Ещё мгновение, и он рухнул бы обратно на колени, при всех. Взгляд госпожи заставил замереть на месте. — Мне сейчас некогда, — госпожа говорила очень спокойно, и вряд ли кто-то, кроме Марна, расслышал в ее голосе сдержанную ярость. — Мы поговорим вечером. После ужина зайдешь ко мне в кабинет, и поговорим. Она тронула пятками лошадь и проехала мимо. Жак отвел глаза и последовал за ней. Марн молча пошел в замок. Люди перешептывались, провожая его взглядами. Словно он перестал быть одним из них. Перестал быть человеком. Снова. День тянулся мучительно долго, вечер никак не наступал. Марн работал исступленно, не давая себе ни малейшей передышки. Клайд посматривал на него сначала насмешливо, потом сочувственно, а потом с откровенной тревогой. Но вопросов не задавал, и Марн был за это благодарен. Он вошёл в кабинет. Госпожа сидела за столом, что-то писала. Он приблизился, опустился на колени. — Ну, что скажешь? Что тут можно было сказать? Что виноват? Просит прощения? Наказания? Какие избитые слова… Марн молча хватал воздух, не находя других. — Да, ты виноват! — словно услышав невысказанное, сказала госпожа. — Из-за тебя теперь люди подумают, что это я такими способами решаю проблемы! Зверствую, навожу страх на людей! Она встала, прошлась туда-сюда перед ним. — Словно не существует других способов, человеческих! Рама можно было усовестить, приструнить, просто уволить, в конце концов, но это… Работники теперь от меня уйдут — где я новых возьму?! У меня и без того забот хватало! Марн вздрагивал от каждого слова, будто от удара. Гнев в глазах, в голосе графа был страшен потому, что предвещал мучения. А сейчас было иначе. Сейчас сам этот гнев был мучением. Мучительно было видеть холодную ярость в глазах, всегда теплых и ласковых. Мучительно было сознавать, что это из-за него звенит ярость в ее голосе. Из-за него у госпожи новые заботы. Из-за него все… И оставалось только молить о наказании. Он вынес бы любую пытку, лишь бы все исправить, лишь бы госпожа снова посмотрела на него по-доброму. — Смотри на меня, я с тобой говорю! Он покорно поднял голову. — Что можешь ответить? Услышав привычное, она рассердится еще больше, хотя больше, кажется, и некуда. Но нельзя молчать, когда тебя спрашивают второй раз подряд. — Я… подвел вас. Накажите меня. — Да? И что же мне с тобой сделать? Легкая насмешка в ее голосе убивала его. Марн был готов на все. Он понимал, что не заслуживает принять наказание из ее рук. — Пусть меня Клайд кнутом отхлещет… При всех… При Жаке. Страшнее этого он ничего не мог придумать. — При всех? Может, ещё и при твоих учениках, которые тебя господином зовут? — Если вы пожелаете, госпожа… Он снова склонился до пола. Деспина встала, прошлась по кабинету. Остановилась около открытого окна. Она знала, как дорожил Марн дружбой с Клайдом, с Жаком, как непривычны и радостны были для него эти отношения. А ученики… Они уважали его, несмотря на слухи, неминуемо расползшиеся по округе. О том, кем, или, вернее, чем был раньше Марн… Деспина прикрыла глаза, чувствуя, как легкий ветерок обдувает ее лицо, уносит прочь гнев. Марн застыл в ожидании. И услышал неожиданное: — Я рада, что ты все понял и раскаиваешься. Я тебя прощаю. И уверена, что другого раза не случится. Марну показалось, что он ослышался. — Я виноват, госпожа, — выдохнул он отчаянно. — Я должен… — Здесь я решаю, чего ты должен! — резко ответила она. — Подними голову! Он поднял. И увидел ее глаза, спокойные и ласковые. — Я сказала, что я тебя прощаю, — голос был мягким и чуть насмешливым. — Или ты не веришь моим словам? — Что вы, госпожа, как я могу… Она коснулась его головы. Запустила пальцы в волосы, погладила… — Ну все, ступай! Он встал. Глубоко поклонился. Пошел к двери… — Помни, — вдруг окликнула Деспина. — Даже бессловесная скотина, лошади и собаки, понимают не только палку. А ты человек. Ты должен понимать слова. Я не собираюсь больше бить тебя. Не позволяй делать это никому другому. И сам тоже учись обходиться словами, а не кулаком. *** Опасения не оправдались: все рабочие, кроме самого Рама, остались на месте. Госпожа не напоминала Марну о том случае, и никто другой так же не тыкал в больное место. Постепенно жизнь вошла в привычную колею. Конец лета принес холода. Стены Холь были закончены, осталась лишь мелкая работа в самой крепости — подновить крышу башни, поменять выщербленные ступени. Спальню хозяйки украсила новая дверь. Не такая простая, как прошлая, а покрытая резными цветами. Эту дверь Клайд подарил Деспине к осенним праздникам. Марн смотрел на мастера почти с завистью — сам он так и не сумел придумать ничего достойного. И спохватился-то поздно — не привык, что в праздничном обмене подарками участвует теперь и он сам. Еле успел съездить в город и купить Жаку новый пояс, тетушке Альме красивую резную ложку, Клайду новый футляр для чертежей, а хозяйке… Все, что было достойно ее, стоило слишком дорого, даже если продать свежекупленный меч. А остальное казалось слишком простецким… В конце концов он просто взял и сколотил из хорошего дерева небольшую удобную скамеечку, пропитал составом от гнили и огня, как делали со всеми деревянными конструкциями на стройке, и поставил под черемухой. Туда, где, как рассказывал Ролль, госпожа когда-то любила сидеть с книгой. И даже не стал никому говорить об этом… Под благовидным предлогом Марн не присутствовал на обмене подарками. Но когда спустя некоторое время заметил на скамеечке забытую госпожой накидку, на сердце потеплело. Госпожа пользовалась его тайным подарком до самых холодов, когда землю укрыл тяжелый белый покров и скамейка превратилась всего лишь в очередной сугроб. — Госпожа, нам нужно закупить готовые наконечники для стрел, — доложил Марн. — Дункан хороший кузнец, но работы у него и так много. Одному и до весны не успеть… — Нужно так нужно, — пожала плечами Деспина. — Я как раз завтра собираюсь в город, заодно и этим займусь. — Хорошо, госпожа. Вот список нужных наконечников — простые, бронебойные, срезни и двузубые. И воск для них тоже надо купить. Только нужны не большие вилки, а малые, — уточнил Марн. — Не те, что для огненных стрел… Деспина засмеялась: — Как все сложно! Зачем мне все это запоминать? Поедем вместе, сам и выберешь то, что нужно! — Да, госпожа, — помедлив, ответил Марн. Он старался казаться спокойным. Обычно госпожа ездила в город одна, иногда брала с собой Жака, Марна до сих пор не брала ни разу. От мысли о том, чтобы провести вдвоем с госпожой несколько часов, кружилась голова… Они выехали рано утром, еще в сумерках. Марн старался держаться чуть позади, как положено усердному слуге. Но госпожа придерживала свою лошадь, оглядывалась, смеясь: — Не отставай! Приходилось подчиняться, ехать рядом. На узкой, неразъезженной дороге они то и дело случайно касались друг друга коленями, и от этих прикосновений Марна бросало в жар. Он отводил взгляд, стараясь не смотреть лишний раз на госпожу, но все равно видел только ее — если не лицо, то маленькие руки, крепко удерживающие поводья, или обтянутые вышитыми кожаными штанами круглые колени… Он сто раз мог повторять себе, что не должен так смотреть, не должен об этом думать, не должен мечтать о невозможном… И не мог. Деспина любила ездить в город одна. В замке она не оставалась одна никогда, разве что ночью. В любой момент хозяйка могла кому-то понадобиться, кто-то ее искал, она должна была что-то решать, о чем-то распоряжаться… Нет, ей все это нравилось. Не нравилось бы — не стала бы этим заниматься. Осталась бы в столице, не вспоминая про заброшенное имение, все равно доходу с него как с козла молока. Но иногда хотелось просто побыть одной. Помолчать, посмотреть на небо, помечтать о невозможном… Она сама удивилась, что вдруг предложила Марну поехать с ней. Впрочем, Деспина не пожалела об этом. С Марном оказалось не хуже, чем одной. Он был так трогателен в своем смущении, так краснел и отводил глаза… Деспине было смешно и приятно, она поддразнивала его, незаметно направляла Фаладу поближе к лошади Марна, так, что они почти касались друг друга. А потом самой Деспине стало неловко, слишком волнительно от его прикосновений, от его взглядов… Она давно не оставалась с ним наедине и успела забыть, каково это. — Догоняй! — крикнула вдруг госпожа и пустила лошадь галопом. Марн знал, что она прекрасная наездница, но все равно тревожился — мало ли что? Вдруг лошадь споткнется, всякое ведь бывает… Он старался не отставать, быть рядом, чтобы успеть помочь, поддержать. Но кобыла солнечной золотистой масти оказалась под стать хозяйке — маленькая и изящная, но сильная и выносливая. Вдруг подумалось — а была бы госпожа тогда на Фаладе, Марн не догнал бы ее… Его словно холодной водой окатили. Госпожа вдруг резко развернула лошадь, спросила, глядя ему в лицо: — Ну, что случилось? Он сказал правду. Почти всю правду. — Я не заслужил всего этого… этой жизни. Это случайно вышло. Была бы у вас тогда лошадь получше или похуже, все закончилось бы по-другому. Мне просто повезло, я сам ничего хорошего не сделал. Чем я лучше Эверина? Деспина подумала, что он теперь говорит иначе, чем раньше. И переживает о другом. Раньше ему достаточно было знать, что она его простила. А теперь он другого хочет. Сознавать себя достойным. Самому себя уважать. — Что ж, может, и повезло, — задумчиво сказала Деспина. — А скажи, разве ты заслужил столько лет быть игрушкой для Лимуса? Один раз не повезло, другой раз повезло… в жизни по-всякому бывает. А потом, ты и сам кое-что хорошее сделал. — Правда? — несмело переспросил Марн. — Ты не дал мне замерзнуть той ночью. Если бы не твои плащ и рубашка, я могла бы серьезно заболеть. И это было твое решение, так ведь? На улицах Ганнера стояла непривычная тишина, со стены городской ратуши спускались красочные лозунги и обещания скорого разгрома врага. Марн вышел из лавки, прислонился к стене в раздумье. Когда госпожа сказала ему самому выбрать и купить все, что нужно, он не думал, что это будет так сложно. Думал, что надо выбрать самое лучшее, а вышло, что у одного торговца наконечники показались Марну легковаты, у другого — форма не во всех заготовках верна, а у третьего все бы хорошо, но больно уж дорого. И как тут выбрать? Наверное, надо не ломать голову, а дождаться госпожу и доложить ей. Она сама решит, что выбрать. Она все решает сама. Вот именно что она и так все решает. Целыми днями. Все ждут от нее решений. Он, Марн, один пустяк и тот решить не может, прямо измучился уже, а госпожа все время решает. И потом, она же не разбирается в видах стрел. И правильно, ещё бы не хватало ей, хрупкой и светлой, разбираться в таких вещах! Она у него же, Марна, и спросит, как лучше. И согласится с его выбором. Она же всегда говорит, что доверяет ему. Так что, выходит, выбор-то все равно его будет, только отвечать за этот выбор Марну не придется. Выходит, он хочет переложить на нее ответственность. А госпожа и так за все отвечает. За все и за всех. Нет. Так неправильно. Марн должен сам решить. И если ошибется — должен сам нести ответственность за ошибку. Он вдруг рассмеялся. Ответственность! Совсем недавно он знал один способ отвечать за свои ошибки — подставив спину под кнут. Если он сейчас ошибется, то не будет падать перед госпожой на колени. И не только потому, что ей это неприятно. Если он ошибется и выберет недостаточно хорошие наконечники, то они выйдут из строя от одних лишь тренировок уже к середине зимы, и придется докупать ещё… От жалования, которое платит Марну госпожа, осталась почти половина. Он сможет нести ответственность за свою ошибку, как… Как свободный человек. Марн развернулся и пошел в лавку. После прошлогоднего случая со служанкой Марн стал замечать, как ему строят глазки и другие деревенские девушки. Даже в городе, куда он иногда выбирался с Клайдом, учениками или Зиноной, женщины оборачивались ему вслед. Жена Клайда шутливо брала Марна под руку, спасая от излишнего внимания. Тогда взгляды обращались уже на нее — завистливые или недоуменные. Зин лишь звонко хохотала. Может, женщины смотрели на него и раньше, просто он не замечал? Даже теперь, проезжая по городским улицам, видел это. Смотрели на него, на нее, на них вдвоем. От этого становилось холодно и страшно — вдруг госпожа тоже заметит эти взгляды, скажет что-нибудь. Насмешливое или холодное. Лучше так, молча, без определенности, которая останавливает сердце. Деспина была прекрасна. Марн мысленно сравнивал ее с другими женщинами, которых видел, и понимал, что госпоже замка Холь нет равных. Ею хотелось любоваться бесконечно. К ее слову прислушивались, ее уважали. Любили. Не просто за то, что она госпожа. А за то, какая она. Тетушка Альма как-то обмолвилась, что замку давно пора обзавестись хозяином, женщине трудно волочить такой груз в одиночку. Тогда Марн впервые осознал, что у госпожи могут быть слабости. Это странным образом делало ее еще более прекрасной. Живой. Какой мужчина достоин хозяйки замка? Сильный, чтобы можно было опереться. Воспитанный, умный, чтобы вести беседы о чем угодно. Благородный и добрый — как она сама. И красивый, чтобы приятно было взглянуть. Но Клайд, хоть и отвечает всем требованиям, ну, разве что кроме красоты — давно и счастливо женат, библиотекарь стар, Жак слишком молод, остальные деревенские парни слишком просты, а о манерах и говорить нечего. В последнее время госпожа часто уезжала в город. В Ганнере много благородных, богатых мужчин, даже теперь, когда идет война. От одной мысли, что Деспина когда-нибудь вернется в замок с чужаком, представит его челяди, как мужа… в груди стало больно и тесно. Хотя Деспина заслуживает счастья как никто другой! «Надеяться и мечтать может каждый». По дороге назад Марн хмуро смотрел в сторону. Госпожа тоже молчала, ехала чуть впереди, накинув капюшон — с неба капал мокрый редкий снег. Мукой было представлять ее рядом с собой. Мысленно ощущать под ладонями водопад темных волос, слышать голос… Пусть этому не бывать, но мучение было слишком сладким, чтобы прекратить его. Марн позволял себе мечтать. Ведь, предаваясь тяжелым мыслям и отсекая саму вероятность, разве он не отбирает право выбора у самой Деспины? Пусть госпожа решает, чему быть, а чему — не сбыться никогда. *** Марн чуть помедлил перед дверью библиотеки. Как-то так вышло, что за все полтора года он ни разу сюда не заходил и теперь почему-то робел. Наконец собрался с духом и вошел. Комната оказалась невелика, чуть больше кухни. У окна за небольшим столом с книгой, листом бумаги и чернильницей сидел старый Ролль. А вдоль стен стояли шкафы с книгами, и сколько же тут было книг! Марн за всю свою жизнь столько не видел. Их было, наверное, штук пятьсот, а может, и тысяча. Все подготовленные слова вылетели у Марна из головы, и вместо них он с порога ахнул: — Неужели вы все это прочитали, дядюшка Ролль? — А что мне еще делать тут целыми днями? — улыбнулся старик. — Заходи, что же ты стоишь? Заходи да дверь закрывай, а то мои старые кости боятся сквозняков. — И госпожа все это прочитала? — Марн недоверчиво озирался по сторонам. — Ну, у нее-то и других занятий хватает. Когда ей столько читать! Не все, нет. Но много. Да ты и сам видишь, она каждую свободную минуту с книгой. Ну, садись же, поговорим. Марн осторожно подошел к столу, чувствуя себя большим и неуклюжим. Неловко присел на край табуретки. — Дядюшка Ролль, мне… помощь нужна. Неожиданно подумалось — а ведь раньше, в той жизни, до госпожи, ему и в голову не пришло бы просить о помощи. Не умолять господина, а попросить у равного. В той жизни каждый выживал сам по себе. — Конечно, сынок! Что у тебя за проблема? Хочешь что-нибудь по строительству почитать? Или что другое? — Нет. То есть… я сам не знаю, что мне надо, — Марн поколебался и наконец выпалил: — Я хочу стать образованным человеком. Культурным. Как… — Как хозяйка, да? Марн осекся. Сник, опустил голову. — Я понимаю, что это дерзость… — Почему? — старик смотрел с удивлением. — Что же плохого в том, чтобы брать пример с достойного человека? Наша хозяйка заслуживает того, чтобы ей подражать! Конечно, он был прав. Конечно, брать пример с достойного человека — это хорошо. И совершенно незачем было объяснять ему, что граф вздернул бы Марна на дыбе за одну мысль о том, что он, раб, может в чем-то подражать господину… Вместо этого Марн сказал: — Я думал, что надо просто прочитать все те книги, что читала госпожа. Но их так много… — Ты не сможешь за несколько месяцев прочитать столько же книг, сколько она за всю жизнь, — покачал головой Роль. — Да и не нужно это. Можно много прочитать, но остаться невеждой, а можно знать не так уж много, но уметь думать и рассуждать. Давай сделаем так — я тебе дам кое-что, а потом мы с тобой обсудим, а может, и поспорим. Спорить ведь тоже надо учиться, надо уметь прислушиваться к аргументам собеседника и возражать на них. — Спасибо, — от души сказал Марн. — Боюсь, что вам придется долго со мной возиться. Я ведь ничему толком не учился. — Ничего, я только рад быть полезным, — старик снова улыбнулся. — А то ведь сюда заходит только хозяйка, а она и без меня знает, где какую книгу найти. Ну, еще Жак забегает изредка. — Жак читает книги?! — поразился Марн. — Ну да, а что такого? Он мальчишка, ему интересно про героев, про приключения и подвиги. Новость оказалась неожиданной. Представить себе болтливого и непоседливого мальчишку за книгой было непросто. Но с другой стороны, если Жак может читать и получать от этого удовольствие — значит, и он, Марн, непременно научится! Первые дни Марн заставлял себя разбирать слова, страницу за страницей. Здесь не было чертежей или простых объяснений. Только истории, люди, разговоры. Такое чтение казалось Марну тяжелой работой, камни таскать и то легче. Но как-то незаметно он втянулся, стал думать не о том, что значат отдельные сложные слова, а о том, что происходит с персонажами книги… И с обсуждениями выходило примерно так же — сначала отвечать на вопросы Ролля о прочитанном было тяжело, нужные выражения никак не находились, и мысли путались. А потом вдруг оказалось, что не так уж это и трудно, зато интересно, и прочитанное становилось яснее, и вдруг появлялись какие-то новые мысли, вроде и не совсем о книге… Через два месяца Жак столкнулся с ним на лестнице, когда Марн шел возвращать Роллю «Сказание о Фридтьофе Смелом». — Ого, ты тоже читал эту книгу! — воскликнул Жак. — Здорово, правда? — Правда, — честно согласился Марн. — Мне очень понравилось. — И мне, я ее три раза перечитывал. Особенно, помнишь, когда он пришел забирать свое кольцо. — Нет, мне больше понравилось, когда он выбросил меч. Они перебирали отдельные эпизоды, вошедший в азарт Жак цитировал на память слова Фридтьофа и даже потребовал, чтобы Марн разыграл с ним по ролям: — Давай как будто я Фридтьоф, а ты Хринг! — Это почему ты Фридтьоф, а не я? — возмутился Марн. Жак ответил с невинным видом: — Ну, Хринг же старше Фридтьофа, как же я могу его изображать? Оказывается, разговаривать о книге — это едва ли не интереснее, чем читать. А ведь госпожа тоже читала эту историю, Марн специально спросил об этом Ролля. Вот интересно, что она о ней думает? Только ведь с ней нельзя заговорить так свободно, как с Жаком…