Путь из тьмы

Страна обнищала. На дорогах появлялись теперь не только беженцы с юга, но и семьи, которым стало не выжить в родных краях: после прошлогоднего неурожая найти хоть какую работу было очень трудно. Холь высился над холмом, хвалясь ладными высокими стенами и башнями. На праздник по случаю окончания строительства пришли люди из окрестных деревень. И пусть вместо сочного мяса и стояла на столах печеная рыба да овощи, праздник удался. Ведь главное — не еда, а те, кто сидит вокруг тебя за столом. После окончания работ каменщики и плотники разбрелись кто куда, а Клайд с семьей остался в мар-Холь, к великой радости Марна и других деревенских, которые полюбили мастера-строителя. На полпути к Ганнеру стоял монастырь, где нашлась для него работа, пусть небольшая, зато постоянная. Новое крыло храма строили уже двадцать лет, а со скромными монастырскими доходами будут строить еще столько же. Прошлого мастера унесла лихорадка, а о Клайде настоятель уже был наслышан от жителей мар-Холь, что приходили на праздничные службы. Весна наступила рано, земля покрылась пышным ковром зелени и цветов, словно природа хотела извиниться за прошедший тяжелый год. Посаженные с надеждой скудные семена принесли богатый урожай овощей. Люди повеселели. Отряд Марна, состоящий из тридцати человек, уже полгода как считался официальным гарнизоном Холь и даже получал жалованье. Эти несколько монеток были, скорее, почетным знаком, чем настоящей платой. Зато членам отряда обеспечили снаряжение, а их семьям значительно снизили налоги. Марн распределил дежурства на стене и у ворот, раз в день дозорные объезжали расчищенный тракт и кромку леса. В начале лета охотники наткнулись в чаще на следы человеческого присутствия — у кострища лежало явно награбленные вещи, добротная одежда со следами крови, серебряная посуда, несколько ковров. Отряд из Холь подкараулил разбойников ночью и расправился с шайкой быстро и без потерь, несмотря на то, что лесных душегубов было больше. *** На тренировках Жак вел себя так же, как и все ученики — называл Марна «господином» и сломя голову кидался выполнять любую команду. Но едва тренировка заканчивалась, как глаза Жака вспыхивали шаловливыми огоньками, и он наскакивал на Марна сзади, повисая у него на спине, или приставал с расспросами, или звал на кухню: «Матушка варенье сварила, ждет нас пробу снимать!» Почему-то Марну это было приятно. Они с Жаком были друзьями, да, но все равно… если бы так вел себя Клайд, Марну это вряд ли понравилось бы. А с Жаком… это была какая-то другая дружба. И, наблюдая за людьми, в том числе за своими учениками, Марн понемногу понял, как это следовало назвать. Жак был ему как брат. Младший брат. Как-то Жак улучил момент, когда Марн не был занят, оттащил в укромный угол двора, где лежали охапки скошенной травы для замковых комнат, и ни с того ни с сего сообщил: — А мне одна девушка в деревне нравится. Мы, наверное, на следующий год поженимся, если ее отец согласится. — А пока не соглашается? — спросил Марн и присел на ароматную копну. Жак раскинул руки и рухнул рядом в траву, потом удрученно помотал головой. — Нет… Но ничего, через год посмотрим! А Литта веселая, прямо как я! Только грудь у нее маловата, а мне нравится, чтобы побольше… Но ведь еще вырастет, правда? — беспечно спросил он. Марн отвел глаза, старательно прогоняя из разума непрошеные картинки. Сам Жак еще рос — и в высоту, и в плечах. Так что его подружка скорее всего тоже еще могла подрасти… в том числе и грудью. — Наверное, — наконец, согласился Марн. — А потом, ведь не грудь главное, правда? — продолжал Жак, перевернулся на живот и таинственно понизил голос: — А вообще, расскажи, как оно… с женщинами? — В каком смысле? — не сразу понял Марн. Жак смущенно заерзал. — Ну, понимаешь… ты же старше, ты больше знаешь… как оно по-настоящему… а мы с ней пока только за руки держимся. — За руки держитесь? — задумчиво переспросил Марн. Жак покраснел. — Ну, я один раз ее поцеловал. А она мне по шее дала. Я же говорю, она бойкая! — с гордостью закончил он. Марн покачал головой: — Значит, это ты больше меня знаешь. Я и за руку ни с кем не держался. Жак изумленно уставился на него: — Ты серьезно? Как же так? Ты не думай, я никому не расскажу! — Да рассказывай кому хочешь, — пожал плечами Марн. Он действительно не понимал, почему такое надо скрывать, как не понимал и тех парней, что хвастались успехом у женщин. Женщина в жизни должна быть одна. Любимая. Настоящая. Как Зинон у Клайда. Как… Марн мотнул головой. Что бы там ни говорил Ролль, а есть вещи, которые даже самому себе сказать нельзя. Разве что во сне увидеть да в мечтах представить. Над этим никто не властен. Жак честно не собирался никому рассказывать. Но сохранить тайну в одиночку, как известно, очень сложно. И он поделился с матерью — она ведь не станет болтать с другими мальчишками или смеяться! Тетушка Альма любила Марна. Почти как старшего сына, которого унесла чума. И хотела ему добра, как и барышне. Все знали, чьих рук делом была скамеечка под черемухой. Альма нередко видела, какие взгляды тайком бросают друг на друга хозяйка с Марном… И только поэтому она сказала Деспине при случае, когда рядом не было чужих ушей: — Марн-то, поди, давно бы вам в любви признался, только ведь он не знает, как и подойти… Он до сих пор и женщин-то только издалека видал, бедолага. Вам бы к нему повнимательнее присмотреться — сильный, надежный, а уж как на вас смотрит! Прости Пресветлая, даже мне жарко становится! Хозяйка от этих слов вся вспыхнула и быстрее обычного сбежала из кухни. Тетушка Альма довольно улыбнулась, глядя ей вслед. *** В Ганнер стекался народ: прошлогоднюю ярмарку отменили, а теперь люди хотели наверстать упущенное за два года. Деспине нужно было закупить те лекарства для лазарета, что она не могла сделать сама, а Марну — впридачу к простой кожаной броне заказать для гарнизона кольчуги и шлемы, на которые давно уже откладывались деньги. Деспина в последнее время стала часто слышать голос Марна — в беседах с Клайдом и Зин, в обсуждении книг с Жаком, в подробном разборе ошибок на тренировках гарнизона… Он все меньше дичился хозяйки, хоть и ощущалось, как тщательно Марн подбирает слова, обращаясь к ней. Вот и теперь всю дорогу до Ганнера они разговаривали. Деспина шутила, он отвечал. Это не было похоже ни на дружеские пикировки Марна с парнями в крепости, ни на простой юмор тетушки Альмы, но все же и Деспина, и Марн улыбались. Пели птицы, на ветвях кустов сияли капли дождя. Город принарядился, словно сбросил тяжелый колдовской морок. Кое-где белели свежеокрашенные стены, короткий ночной ливень смыл грязь с мостовой. Марн пообещал забрать заодно несколько заказов хозяйки в том же квартале, куда направлялся и сам. Деспина оставила лошадь у трактира, где обычно снимала комнату, задерживаясь в городе на несколько дней. Хозяин приветливо встретил гостей и пообещал угостить отменным обедом после того, как они закончат дела. Деспина и Марн встретились там в условленное время. — Смотри, как хорошо, что мы поехали вдвоем! — весело сказала Деспина, перебирая скляночки с лекарствами. — Вдвое быстрее с делами управились, сейчас пообедаем и поедем, глядишь, еще засветло дома будем… Она подняла взгляд и осеклась. Лицо у Марна было застывшее, неживое. Как будто он уже умер и знает об этом, а что еще дышит — так это ненадолго. Один раз она уже видела у Марна такое лицо. Когда он тонул в зыбучем песке. Ей даже не понадобилось спрашивать, что случилось. Она оглянулась и увидела графа Варда. На жестком лице с правильными чертами светлел новый шрам, глаза остались теми же — холодными, черными, словно колодцы без дна. За его спиной маячил слуга с двумя лошадьми в поводу. Граф поигрывал плетью, рот кривила усмешка. Прищурившись, он оглядел Марна с ног до головы и рявкнул: — На колени! Марн дернулся, как от удара хлыстом, и остался стоять. Деспина стиснула сумку. Она не имела права вмешаться. Не сейчас. Сейчас он должен был выстоять один. Или сломаться. Жизнь никогда не спрашивает, готов ли ты… — Раб забыл, что следует за неповиновением?! Лицо у Марна было белым, губы едва шевельнулись. — Может, я и раб. Но уже не ваш. Вард расхохотался. — Раб всегда остается рабом, — выплюнул он. — А твоя новая хозяйка, — кивнул на замершую Дес, — знает о твоей грязной тайне, ничтожество? Марн смотрел графу в глаза и не опускал взгляда. — А вот эта грязь столько же моя, — с трудом выговорил он, — сколько и ваша. Улыбка Варда превратилась в застывший оскал. — Идем, — Деспина осторожно тронула Марна за руку. На то, чтобы обхватить широкое запястье, не хватило длины пальцев. Она взяла Марна за рукав и потянула за собой, как можно дальше от этого места, в сторону от оживленных улиц. Он шагал, глядя вперед невидящим взором. В одном из переулков остановился, упал на колени, и его начало рвать — долго и мучительно, словно тело пыталось исторгнуть из себя весь яд, впрыснутый словами Варда. Потом он порывался извиняться, что госпоже пришлось смотреть на такое. Она вытащила платочек и, не слушая, вытерла его мокрое от пота лицо, затем прижала к себе голову Марна и молча гладила по отросшим волосам, медленно, успокаивающе. — Пожалуй, мы задержимся в городе, — наконец, сказала Дес. — Нужно сделать кое-что… Марн вопросительно взглянул на нее. Деспина видела страх в его глазах — ведь в городе еще оставался Вард… Это выражение глаз было слишком знакомым. Дес надеялась, что больше никогда не увидит такого взгляда. Одна фраза графа отбросила Марна на два года назад, к замученному зверю, едва сознающему себя… Уже за одно это Деспина готова была убить Варда собственными руками. И именно поэтому дело было таким срочным. — Пойдем оформим тебя как работника замка Холь, — решительно сказала Деспина. — Командующим гарнизоном. Я знаю одного нотариуса, он согласится сделать это задним числом. А еще зайдем в книжную лавку, — улыбнулась она. — Давно хотела обменять кое-какие книги, вот и посмотрим, что у них есть интересного. Ладно? Марн встал, поправил одежду и кивнул, еле заметно улыбнувшись в ответ. *** Из высокой башни было видно сжатое поле, сизое от утренней мглы. Слышались короткие указания командира, довольные возгласы, когда выстрел кого-то из солдат поражал цель — соломенные чучела на середине поля, и недовольное ворчание, когда приходилось идти и искать упорхнувшую стрелу в тумане. Солнце поднялось и осветило Жака, мелькавшего среди равномерно расставленных целей. Мальчик помогал собирать стрелы, его соломенная копна волос по цвету совсем не отличалась от плетеных чучел. С того дня, как Дес и Марн встретили графа, обоих не покидала тревога. Кровопролитная война окончилась, люди возвращались домой, принимались за привычные дела. От Варда не было ни слуху, ни духу, но это казалось молчанием затаившейся змеи. Граф не распускал свои отряды, красный замок окружал палаточный лагерь. В самом замке пили, гуляли и отдыхали после двухлетнего тяжелого похода. А что будет после — никто не знал… Деспина видела, как по приказу Марна дюжие парни таскают тяжелые валуны и складывают их на валганге. Горшки с маслом заняли место рядом с отверстиями в стене. О возможном нападении не говорили вслух, но все ощущали нависшую угрозу. Деспина проследила за тем, чтобы главные припасы перенесли в замок и в деревнях было достаточно лошадей, чтобы в случае чего быстро доставить в Холь самых слабых. Деспина смотрела из окна, как парни собирают чучела. Марн был выше любого из них, но выделялся не поэтому. Даже издалека было заметно, как обращаются к нему другие мужчины — почтительно, без малейшей фамильярности. Словно он не работал на стройке, не ворочал камни рядом с ними два лета назад… Деспина поспешно отступила в тень спальни, когда Марн повернулся к замку. Рядом шли его люди, один из них что-то спрашивал, Марн ответил, хлопнул его по плечу… Незаметно часть «ее» людей стали «его» людьми. И самое странное — это не вызывало у Дес отторжения. Парни гурьбой вошли в ворота, направились к колодцу. Деспина пожалела, что лето кончилось и ей теперь еще долго не увидеть, как Марн обливается водой и надевает рубашку… Она испугалась на миг собственных несдержанных мыслей. Дес считала, что за все это время избавилась от своего странного чувства, а оказывается, просто загнала поглубже… Однако сейчас все изменилось. Теперь-то зачем прятать его? Но если Деспина ошибается, то хватит ли у бывшего раба силы отказать госпоже? В городе, у нотариуса, они столкнулись с тем, что у Марна не было родового имени. Он его просто не помнил. Деспина предложила записать работника под именем Теиро, именем своего отца — как родственника, но Марн вдруг заупрямился. — Пусть лучше будет название леса, — попросил он. — Того, что у моря… — Гиэльского? Как скажешь, — немного обиженно пожала плечами Дес, и повернулась к старичку-нотариусу. — Значит, Марн Гиэль. Зачем он это сделал? Может, просто наконец захотел независимости… Захотел иметь возможность уйти. Их отношения уже можно было назвать приятельскими — Дес и Марн часто разговаривали обо всем на свете, советовались друг с другом. Точно так же как Дес общалась с Зиноной, с Роллем и остальными. Хотя с Марном все равно было иначе: они еще и сотрудничали. Деспина не думала, что когда-нибудь подпустит кого-то к своим делам. Однако Марн не пытался оспорить ее власть, лишь брал на себя то, что было ей самой не под силу. И делал это естественно, словно не замечая собственной помощи. Словно заполнял какое-то пустое место, сопровождавшее Деспину всю ее жизнь. Генри все же был слишком далек от жены, да и вообще от мира… И чаще именно Деспина была мужу поддержкой, а не наоборот. Деспина одно время боялась навредить Марну своей заботой, незаметно для себя превратить в дрессированного пса. Но теперь, глядя с высокой башни, Дес понимала: она не Пресветлая и не способна совершить чудо. Настолько сильно изменить человека нельзя. Можно дать возможность, а создает он себя — сам. Дес в последний раз выглянула в окно. Ставня скрипнула от порыва холодного ветра. У колодца стояли парни, смеялись, передавая по кругу ковш. Кто-то в шутку выбил его из рук приятеля, который охнул от ледяной воды, промочившей насквозь рубаху. Деспина услышала голос Марна, который требовал переодеться перед тем, как заступать на вахту на стене, где ветер дул сильнее всего. Солдат пытался спорить, что, мол, и так высохнет, однако командующий не позволил ему долго препираться. — Я не успею, дежурство начинается через четверть свечи! — в последний раз попробовал возразить парень, распахнув камзол и отжимая ткань. — Значит, бегом побежишь, — невозмутимо припечатал Марн. Деспина улыбнулась. Командующий ее гарнизоном уже знал о врачевании все, что нужно. *** В дальней деревне случились трудные роды, Деспина задержалась, вернулась лишь к ужину, оставив мать с детьми на попечение деревенской повитухи. Солнце уже село, окрасив небо в темно-багровый. Копыта коней звонко цокали по грунтовой дороге. Деспина устала, хоть и была довольна: роженица произвела на свет двух крепеньких девочек. Парни из гарнизона Холь, которых выделил в сопровождение госпоже Марн, смотрели на госпожу с суеверным ужасом, когда Деспина в конце концов вышла во двор с окровавленными руками и попросила полить ей воды из кувшина. Ворота раскрылись, Дес въехала во двор, попрощавшись со своими охранниками, которые направились домой, в деревню. На скамье у крыльца сидели тетушка Альма и Марн. Деспина улыбнулась: давно она не видела, чтобы Марн помогал кухарке чистить овощи. Они так заболтались, что даже не сразу заметили госпожу. Деспина спрыгнула с Фалады и тут же ахнула, осев на землю. Марн вскочил, перевернув миску с чищеной репой. — Все хорошо, — махнула рукой Дес, ощупывая подвернутую лодыжку. — Просто неудачно приземлилась… Марн бросился к ней и замер, не зная, что делать, чем помочь. — Не волнуйся — качнула головой Деспина, поднимаясь на ноги. — Я сама прекрасно дойду. Сделала шаг и остановилась, охнув от боли. Марн дернулся было — поддержать, подхватить… И опять застыл, не решаясь. — Ну чего стоишь, — проворчала кухарка. — На руки возьми, госпожа весит, как птичка… Уж я кормлю, кормлю, а все… Дальнейшие слова Альмы Дес уже не слышала: Марн легко поднял Деспину, прижав к груди, поднялся на крыльцо… Нет, Марн и раньше прикасался к Деспине — помогал спешиться, когда она возвращалась из города, задевал пальцами, подавая за ужином кувшин с вином, чувствовал аромат духов, склоняясь рядом с ней над чертежами. Но ни разу за эти два года не оказывался так близко. Вплотную. Чтобы не ловить ускользающее тепло дыхания, а ощущать его на своей шее. Не пытаться продлить хоть на миг касание ее руки, а крепко держать упругое теплое бедро, затянутое в бархат юбки. Марн старался сохранить голову ясной. Только бы не упасть на винтовой лестнице. Не уронить драгоценную ношу на каменные ступени. Но аромат ее волос дурманил хуже вина. Лестница окончилась слишком быстро, Марн внезапно уперся взглядом в резную дверь спальни хозяйки и не сразу смог разжать руки, опуская Деспину на пол. Она что-то говорила ему, он не слышал ни слова. Повернулся и спустился к себе. Разделся, машинально запалил свечу, чтобы прочесть пару страниц перед сном. Открыл книгу, закрыл… И погасил огонь. Во тьме лицо Деспины представлялось легче. Нежный румянец, темный локон, приставший к щеке… И ниже. Ложбинка грудей в обрамлении белых кружев сорочки… Марн позволил себе уплыть в мечты, но привычные туманные образы больше не насыщали. Тело слишком хорошо помнило, каково это — оказаться так близко к Деспине, и не в мыслях, а взаправду. И мучительно жаждало большего. В последние недели Деспине все труднее удавалось вытеснять из разума неподобающие мысли о Марне. А теперь он нес ее на руках, и старательно возведенные барьеры рушились с каждым шагом. Деспина прикрыла глаза, чтобы не видеть смуглую шею у себя перед лицом, но продолжала ощущать жар мужского тела, слышать стук могучего сердца и дыхание. Она нашла в себе силы оторваться, спуститься на пол, вежливо и немного иронично поблагодарить за любезность. Стараясь не смотреть на лицо мужчины, не замечать, что он сам едва стоит на ногах, и виной тому вовсе не крутая лестница… Уже несколько часов под кожей, казалось, горел огонь, а воздух превратился в густую массу, похожую на зыбучий песок. Марн стискивал зубы, пытаясь унять то и дело проходящую по телу дрожь. Когда луна залила светом постель, он не выдержал. Тихо вышел из комнаты и бесшумно поднялся по лестнице, замирая от собственной дерзости. Он только подойдет к двери и послушает, все ли благополучно с хозяйкой. И сразу уйдет. Только убедится, что она здорова и мирно спит. Полоска неяркого света виднелась под дверью. Марн остановился и приложил ладони к резным цветам, словно пытаясь ощутить тепло горящей за дверью свечи. Услышал легкие шаги и тихий вздох. Перед глазами словно полыхнуло пламя, Марн стукнул по двери и задохнулся, осознав, что натворил. Дверь распахнулась сразу, словно его ждали. Дес стояла на пороге, подсвеченные красноватым огнем камина волосы ниспадали по плечам, змеились по тонкой ночной рубашке. Марн молча стоял перед ней, стискивая кулаки, и не знал, что сказать. Дес отступила в комнату, и он, ведомый взглядом темных глаз, шагнул за ней. Молния прошила все тело, когда Деспина, наконец, сделала то, о чем мечтала так давно: приложила ладони к его спине, прижавшись к широкой груди и вдохнув запах. Это случилось уже после того, как он, повинуясь почти невидимому жесту, стащил и отбросил свою рубаху. Марн был твердым и горячим, как нагретый на солнце камень, он неподвижно стоял, будто страшась спугнуть или совершить ошибку. А у Деспины не хватало сил оторваться — слишком долго она ждала этого момента, слишком сильно он отличался от туманной мечты. Слишком ярко, солоно и горячо пахла его кожа. Слишком волнующе напрягались мышцы. Если бы кто-то из них сказал хоть слово, магия момента рухнула бы тотчас. И, страшась этого, Деспина решительно подняла голову и, встав на цыпочки, обхватила Марна за шею, потянула к себе, раскрыв губы навстречу. Мужчина выдохнул и обхватил Дес руками, поднял от земли, осторожно повторяя движения ее губ. Дес не торопилась, нежность была необходима, чтобы остудить полыхающее тело, вернуться в реальность темной тихой комнаты, где двое наконец-то раскрылись друг другу… Случайное прикосновение языков оказалось ошеломительным для обоих: слишком давно никто не целовал Деспину так, а Марна, должно быть, и вовсе никогда… Дес повторила опыт, с силой прижав к себе мужчину, запустив язык ему в рот. Он крупно вздрогнул и, забыв на миг о неуверенности, чуть сдвинул руку, властно сжал ее ягодицы широкой ладонью, тут же оторвался, размыкая объятия, и отпрянул, задыхаясь. Дес нахмурила брови. — Молчи. И, взяв его за руку, повела к высокой постели. В свете луны, лившемся из окна, и мигающих оранжевых сполохах камина обнаженный мужчина на ложе казался рассеченным надвое — лед и пламя, страх и желание, древний инстинкт и неопытность… Деспина сняла сорочку, тряхнула рассыпавшимися по спине волосами, опустилась на постель. Марн смотрел, завороженный. Близкая гроза ворчала где-то в небесах, застилая луну косматыми плетями. Из окна пахнуло свежестью. Дес перекинула ногу и медленно опустилась Марну на живот. Ощутив ее прикосновение, Марн со свистом втянул воздух сквозь зубы. Деспина взяла его за руку и положила ладонь на свою грудь. Затем вновь склонилась и прошлась по всему лицу мужчины легкими поцелуями. — Здесь нет ни запретов, ни рамок. Не думай, лишь чувствуй. Марн выдохнул ей в губы, закрывая глаза. Его робкие прикосновения постепенно превращались в еще неумелые, но все более жадные ласки. Он перевернулся и подмял ее под себя. Дес была готова к тому, что Марн сразу возьмет ее, быстро, напористо, не умея совладать с собою, не зная ничего иного… Но он все продолжал гладить тело Дес, губами, пальцами, горячими и шершавыми ладонями. Ей верилось и не верилось, что у него никогда еще не было женщины. Марн желал открыть ее для себя, желал всю — от макушки до пят, и от этого Деспине казалось, что она тает в этом горячем воздухе, наполненном сбивчивым дыханием, шорохом простыней и звуками поцелуев. Это уже превращалось в пытку. Хоть Деспина и мысленно пообещала себе не вмешиваться, она все же не удержалась и намеренно потерлась бедром о горящую мужскую плоть. Марн оторвался от поцелуя, стиснул зубы, застонал, и Дес вспыхнула — она узнала этот стон… Она слышала его раньше. Когда по исполосованной коже стекала кровь и пахло хвоей и морем. Когда по той же коже стекало масло и пахло потом и луговыми травами… От вставших перед глазами картин низ живота залило жидкое пламя. Деспина протянула руку и, обхватив мужское естество, подалась навстречу. По подоконнику застучал дождь, полыхнуло зарницей. Дес увидела выбеленные светом закушенные губы, напряженные руки, сведенные брови… Марн и вправду был красивым! Дес поняла это лишь теперь. Не просто желанным, умным, сильным… но и красивым — тоже. По лицу было неясно, хорошо ему или плохо… Тело мужчины жаждало одного, но что творилось в разуме? Деспина шептала что-то нежное, успокаивающее, вторя его голосу, подавалась навстречу, выгибалась на постели, стараясь принять его еще ближе, глубже, стать единым целым. Когда Марн упал на локти, вздрагивая, уткнулся в ее плечо, то ли рыча, то ли плача от острого наслаждения, Деспина прижала его, запустив пальцы в отросшие волосы, стараясь показать, что все хорошо, и яростное пламя грозы уже отбушевало, остался лишь плодородный тихий дождь… Дес устроила голову на плече Марна, дотянулась до сбившейся простыни и укрыла их обоих. Марн зарылся в ее волосы лицом, расслабился и задышал легко и редко. Деспина улыбнулась. Лучшее лекарство — это сон. Завтра им обоим предстоит справляться с отдачей, но сегодня, и правда, упасть в теплую темноту казалось лучшим решением. Ощутив, как тянет низ живота, Дес хотела было тихонько довести себя до разрядки, но Марн что-то пробормотал во сне, повернулся и обнял ее второй рукой. Деспина прислушалась к шуму дождя, пригрелась в этом уютном коконе и сама не заметила, как уснула.