Возрождение Кармен

У меня появилось время на рисование. За ночь моя комната превратилась в галерею незаконченных рисунков, альбомные листочки разбросаны по полу, усеивают мой рабочий стол и диван. В них целая история моей жизни. На эскизах малышка на коньках делает свои первые шаги, она падает, плачет, а мама успокаивает ее. Намечены контуры подростка — девочка стоит, прижимая к себе покоцанные коньки, с опаской смотрит на огромное кирпичное здание. «Хрустальный» — гласит вывеска. Девушка стоит на пьедестале, подкидывая к верху руки. Она радостно смотрит на своих любимых тренеров, когда они прижимают к себе другую девчонку. Она все понимает, другой поддержка важнее. И в ее глазах нет зависти и обиды. Последний эскиз я рисую уже под утро. Инвалидная коляска выходит кривой, немного покошенной, но смысл несет все тот же. Я мгновенно комкаю листок, выбрасываю в корзину и ложусь спать. Проходит не так много времени, прежде чем я просыпаюсь. Солнце бьет в глаза. Щурясь, я подымаюсь с кровати. — Алина, доброе утро! — бабушка входит в комнату, ставит поднос с завтраком на мою прикроватную тумбу. — Ты сегодня пойдешь со мной в торговый центр? Я хочу прикупить тебе подарок. Я смеюсь. Бабушка игнорирует беспорядок в моей комнате, она, конечно, видит что изображено на рисунках, но не устраивает истерики. Это меня радует. А ее радует то, что она, наконец, может кормить свою внучку. На моем подносе скудный завтрак, небольшая порция молочной каши и два яйца. Я уплетаю все это за десять минут, а затем принимаю быстрый душ. — Мне сегодня нужно сходить по делам, — говорю я бабушке, кинув за окно взгляд, — а потом мы можем встретиться в городе. — Ты уверена, что можешь идти одна? — интересуется бабушка. Я бросаю взгляд на ноги и сгибаю колени. Боль все еще есть и тяжесть никуда не ушла, но врач сказал разрабатывать коленные суставы. Я так и собираюсь поступить. — Все в порядке — да. Закажу такси на крайний случай. В общем, ты как будешь в центре — позвони мне. Хрустальный — это не главная моя цель сегодня. Мне действительно предстоит решить несколько вопросов. Первый пункт моего плана — запись на лечебную гимнастику. Тут же есть танцы для травмированных. Я спрашивала у врача, стоит ли мне брать на себя такие нагрузки, он заявлет, что не рекомендует, но под руководством опытного ортопеда можно. Терять свою хореографию и, тем более, гибкость, не хочется. Я собиралась обновить гардероб, выпить чашку кофе и посидеть в придорожном кафе. Такой своеобразный релакс. Мое душевное состояние больше не находится на грани. Вероятность того, что я не прыгну под поезд равно ста процентам, но почему-то все мои близкие (и болельщики) были уверены, что я воспользуюсь случаем, резану по венам и на том прощай. Отсюда круглосуточное дежурство у моей кровати. И психологи — много психологов. Один лучше другого. Не скажу, что после разговора с ними мне было дурно или лучше, но они определенно мешали моему собственному разуму справиться с ситуацией, вышедшей из-под контроля. Я бы никогда не сделала ничего такого, я ведь хотела вернуться в спорт, а, значит, я хотела жить. Разве не ясно было с самого начала? В кафе мне предлагают блюдо дня — запеченное филе цыпленка. Я радуюсь тому, что могу теперь позволить себе съесть нечто подобное, но отказываюсь. Завтрак был всего час назад и есть особо не хочется. «Мы с тобой, Алина! Рады, что тебя выписали из больницы. Поздравляем с возвращением домой!» Моя фанатская группа присылает сотни сообщений, кидают фотографии и делятся новостями. Я стараюсь ответить на каждое сообщение, но в итоге включаю камеру на телефоне. — Я хочу сказать вам всем спасибо. За то, что весь этот год вы были со мной. Не бросили, верили в меня. В самые печальные моменты я могла открыть сообщения и почитать слова поддержки. Удивительное дело, как простое «мы с тобой» может сделать нечто такое, отчего хочется двигаться вперед. Не стану скрывать, что я не верила в то, что вновь встану на ноги. Но меня подняли. Это заслуга врачей, ваша, моя и моих близких. Я надеюсь, что смогу вернуть себе силы и здоровье на то, чтобы вновь радовать вас своими программами на льду. Это… почти невозможно. Вы знаете, что такое маловероятно, но все же я постараюсь. Даю обещание, что Загитова Алина не сдастся просто так. Мое видео-обращение немного приведет их в чувство. Я сто лет не давала интервью и не общалась с людьми, но так нельзя. Они действительно переживают. Пусть видят, что я не собираюсь исчезать. Как исчезают многие. Кофе выпито, сообщение отправлено. Я оставляю чаевые на столе, написав на салфетке пару приятных слов. Три небольших домика стоят в линию. Они выдержаны в японском стиле, я победоносно улыбаюсь. Сюда я и записываюмь на лечебную гимнастику и танцы. Мы обсуждаем мой график, разговариваем о травме. — У нас очень дружный коллектив, Алина, — говорит молодая девушка, на вид ей не дашь больше двадцати пяти, — мы стараемся не только приводить в форму подростков, детей, но и участвуем в разных соревнованиях. Для тебя, я думаю, это будет не в новинку. Я бы сказала, что для нас честь принимать в своих стенах Олимпийскую чемпионку, но… ты и сама понимаешь, как это не тактично звучит. — Все в порядке, — уверяю ее я, — я хочу поскорее разработать колени и вернуться на лед. Врачи говорят шансов нет… — Шанс есть всегда, если ты действительно желаешь этого всей душой. Надеяться на то, что ты будешь вновь участвовать в международных стартах, конечно, абсурдно. Здесь сама федерация не станет брать на себя такую ответственность. Да и ты девочка умная, гробить здоровье не будешь. Так что давай пока поставим реальную цель — разработать твои колени. И, если я еще пару минут назад сомневалась в своих силах вернуть себе былую форму, то теперь моя душа парит от того, что эта цель вполне досягаема. Мы делимся контактами, я оплачиваю занятия и прижимаю к груди папку с договором, расписанием и уставом. Кажется, что впервые за длительное время я могу искренне улыбаться человеку. — Спасибо вам, — шепчу я, покидая кабинет девушки. И я отправляюсь в ледовый дворец, сияя не хуже летнего солнца. Мне нужно забрать мои коньки. Конечно, это только оправдание. Коньки я могу позволить себе новые. Мне необходимо посмотреть ему в глаза и увидеть, что в них нет безразличия. Хочется верить, что ему не все равно. Что была причина… Что она есть.