Возрождение Кармен

POV Алина Домой добираюсь с большим трудом. Я падаю на кровать, не в силах подняться или пошевелиться. Больше всего на свете мне хочется, чтобы боль ушла, чтобы я вновь могла встать и пройтись, не ощущая того, что происходит с моими коленями. Я не хочу… На первой тренировке я умудрилась навредить себе еще больше. Меня успокоили, сказали, что добиться результатов можно только через боль. Мне ли этого не знать? Но сейчас… сейчас я не могу подняться с постели и заставить себя сделать хоть что-нибудь. Я сжимаю в руках записку Даниила. Если еще пару часов назад я думала над тем, стоит ли с ним встречаться вечером, то теперь я даже не смогу дойти до парка. Я прячу ее под подушку. Масару забирается ко мне, тычет носом в щеку. — Может, я совершила ошибку? Врач говорит, что ничего страшного нет… но почему так больно? Я засыпаю, игнорируя боль и желание встретиться с Даниилом. Но вряд ли в ближайшее время мне удастся подняться с кровати. POV Даниил Алина не пришла на встречу. Я продолжаю сидеть на скамейке, надеясь невесть на что, заставляю себя придумывать все новые оправдания для девушки. Может, ее задержали на тренировках? Или она долго добирается до парка? Или Алена решила не передавать записку. Но причина всего одна и она до жути банальна: я не нужен Алине. Больше нет. Принять эту правду сложнее всего, тогда придется смириться с тем, что я действительно… Ломаю детей. Будучи ослепленным победами Алины, я не мог видеть, как эта девушка постепенно становится только марионеткой в наших руках, выполняя абсолютно любые указания. Без споров, без вопросов. Если раньше мы с ней советовались, то теперь? Мы перестали считаться с ее мнением. И вот что из этого вышло. «Когда-нибудь ты поймешь, что твоей вины в этом нет, Даня. Может, тогда вернешь себе человеческий вид. А пока ты похож на побитого дворового пса» — как-то сказала мне Этери. Только я никогда не мог понять, где я на самом деле допустил ошибку. В тот момент, когда Алина впервые пожаловалась на колени? Или, когда я ставил программу, которую она бы в жизни не выкатала? Может, тогда, когда струсил и не пришел ее навестить? Вероятно, эти ошибки повлекли за собой катастрофу. Я касаюсь теплой ткани мягкой игрушки. Салфетница — это единственный козырь, который у меня остался. Последнее связующее меня с Алиной звено. Последний шанс. Я направляюсь в сторону дома девушки. Если она меня прогонит, то я отойду в сторону. Оставлю ей Салфетницу и больше не попытаюсь… Дверь никто не открывает. Я осторожно поворачиваю ручку и с удивлением понимаю: дверь открыта. — Алина? — спрашиваю я. Это очень невежливо, но мне особо не до вежливости. Я вхожу в комнату к Алине. И замираю на месте. Это абсолютно другая комната. Прежде, мне приходилось здесь бывать, когда мы подбирали девушке образы, но с тех пор здесь изменилось… многое. В глаза бросается отсутствие медалей, грамот, значков. Комната кажется пустой без массивных элементов. На столе по-прежнему можно найти наши совместные фотографии, но они теперь прикрыты рисунками. Рисунков стало очень много. Они развешаны по стенам, не законченные, сыроватые, некоторые окрашены в красный цвет, некоторые -- в черный. Алина явно старалась справиться со своим психологическим состоянием таким странным способом. Я отвожу взгляд и вижу… На стене висят коньки. Среди этого хаоса я не сразу замечаю спящую Алину. Девушка лежит на спине. И я впервые вижу ее колени… — Черт. Если прежде я мог только догадываться насколько все плохо, то сейчас я воочию вижу ее синюшную кожу, неровные швы, выпирающую кость и… много синяков. Девушка поворачивается на бок и открывает глаза. — Привет, Алина. Она бросает взгляд на тумбу, позади меня. Я оглядываясь. Лекарства. Смотреть на тумбу страшно. Столько лекарств, различных баночек и шприцов. Она трет глаза и переводит взгляд на меня. — Как вы сюда попали? — Тебе лучше бы запирать дверь, — замечаю я. Она морщится, осторожно сгибает колени, но они ей не подчиняются. Девушка шипит. — Передайте, пожалуйста, мазь, — она указывает на желтую баночку. — Ты выглядишь плохо, ты была сегодня на тренировке? — Возможно. Отдаю ей мазь. Алина присаживается и начинает растирать больные колени. — Я пришел вернуть тебе это. Нехотя возвращаю ей Салфетницу. Девушка бросает на нее взгляд. Я бы сейчас все отдал, чтобы не видеть ее такой печальной. Но затем она мрачнеет. — Оставьте себе. — Алина. — Оставьте себе, Даниил Маркович. Я заберу ее только в том случае, если вернусь на лед. Мы не сговариваясь бросаем взгляд на коньки. Они — напоминание о том, к чему Алина стремится. — Я хочу тебе помочь… — Что? — Помочь, Алина. Я хочу… — Я слышала! Она с силой бьет себя по голени, сжав кулаки. Ее взгляд полон ярости, злости. Она явно устала от всего кошмара, что происходит в ее жизни. — Кто сказал вам, что мне нужна помощь? Она нужна была! Раньше! Я чувствую, что сейчас самое время оставить девушку, но мне не хватает смелости оставить ее одну в таком состоянии. Мне очень не хочется оставлять ее. Отбираю мазь у нее из рук и начинаю втирать ее в кожу девушки. Она издает раздраженный вздох. — Вы вообще оставите меня в покое? — спрашивает Алина. — Не раньше, чем ты врежешь мне и прогонишь. — Я не пришла на встречу. Разве этого мало? Нет. Этого достаточно. Но я опускаю глаза. На самом деле больно смотреть на ее ноги, но видеть этот разочарованный взгляд еще хуже. — Чтобы вы ушли мне нужно вас ударить? — Да. — Но это не работает! Я уже бросала в вас апельсинами. — Верно. Я настойчивый. Девушка раздраженно падает на спину. Я откладываю мазь, укрываю Алину одеялом. Она больше не смотрит на меня, точно на врага народа. Но я все еще ощущаю ее злость. Я усаживаясь на пол, прислонившись к ее кровати. Мы молчим. Каждый погружен в свои мысли. И это самое лучшее, что происходит с нами за последнее время.