Возрождение Кармен

POV Алина «Неужели жизнь моя продолжается?» Мама сидит напротив меня, но я никак не могу вернуться к разговору. Я мысленно совсем в другом месте. Там, в танцевальном зале с кучей бумажек ноутбуком. Там, где решается моя дальнейшая судьба. Но моя судьба решается и здесь — в уютном кафе, где перед мамой лежит кипа документов, на которых она должна поставить подписи. Она смотрит на них — точно они ядовитые, выплеснут свой яд, если она их коснется. Она не хочет. Всем сердцем не хочет отдавать меня людям, которые могут починить мои ноги. Не потому что она желает зла. А потому что… — Почему, мам? — Я ошибиться боюсь, Алина. «Ты уже ошиблась» — думаю я. Но мой внутренний голос затыкается. Это слишком грубо. Хватит обвинять родителей во всех катастрофах. Все давно случилось. — Я хочу вернуться. Мам, пожалуйста. Ты же знаешь, что через три месяца мне исполнится восемнадцать. Ваш с папой отказ ничего не изменит. «Изменит все.» И мама тоже это понимает. Она подписывает бумаги, плачет, но подписывает. Я пью кофе, уверенная в том, что я возликую, когда последняя подпись будет поставлена. Ничего не происходит и моя надежда не вспыхивает, как должна бы. Слезы стоят комом в горле. Почему ничего не происходит? — Алина… Она успевает прижать меня к себе, прежде чем рыдания срываются с моих губ. POV Даниил — Слышала, Алиной решила заняться немецкая клиника. Но мы же оба понимаем, что ей ни за что не вернуться в сборную, Даня. Я могла дать ей этот шанс. Алина не отвечает на мои звонки — вот что беспокоит. Она отправилась на встречу с Лейсан пару часов назад. А Этери… ну, я думаю, она пытается разговорить меня, узнать у кого тренируется Алина. — У нее есть шанс. Вы это прекрасно понимаете. Этери вскидывает подбородок. Она понимает. Наши девочки уникальны. Но Алина всегда отличалась упрямством и упертостью. Мне бы верить в нее, но я и сам смотрю на Надежду со смесью негодования и подозрительностью. Алина также не верит ни в нее, ни в себя. Но это своего рода интригующе. Одно хорошо — Алине действительно проведут операцию, которая позволит ей избавиться от боли. А что будет дальше? Год. Год, который станет для нас двоих испытанием. Я предлагал полететь с ней, на что получил категоричное «нет». — Ты вообще меня слушаешь? — Этери трясет меня за руку, — Даниил. И я киваю. Наверное, мне стоит внимательнее относиться к работе. Но Алина уедет на год так далеко. Непременно я смогу посещать ее. Но я настолько привык за эти годы, что девушка всегда рядом, что мне, кажется, я чокнусь на почве такого одиночества. И этими переживаниями я делюсь с Надеждой, когда приезжаю в центр, где она работает. — Я тебе чокнусь, павлин недоделанный. Пока Алины не будет, мы должны поднять все связи, которые у нас есть. Даже если их нет! Алина приедет после реабилитации, так что на восстановление прыжков будет достаточно времени. Плюс — минус год. Год. У нас будет всего год, чтобы добыть для Алины квоту. — Это невозможно. Смешно. Дай Бог, чтобы ее пустили на Гран-при… — Бог может и не даст, а вот я обещаю ей квоту на один из этапов. Победит — значит у нас есть шанс. А она победит. Не менее важный вопрос, который я хочу задать Надежде крутится у меня на языке. Я уже давно об этом думаю… — Какие гарантии, что при этой бешеной подготовке мы не угробим Алину снова? — Все гарантии. Во-первых, мы будем ее кормить и поить. И такой взгляд на меня — уничтожающий. Мне ничего не остается, как опустить голову. — Во-вторых, всегда будем спрашивать, готова ли она идти дальше. У нее будет шанс сказать «нет». И, наконец, у нас всегда рядом будет врач. Ежедневные осмотры гарантированы. И у нас, если что есть хороший психолог. Если что пойдет не так, я остановлю это. Звучит как хороший план. Но мне все еще не верится, что это возможно. За год подготовить человека к олимпийским играм? За год вернуть все то, что она нарабатывала годами? Через боль. Через силу. Алине явно нужна будет очень сильная группа поддержки, а мне очень много успокоительного или виски. — Этот год для нас будет не менее сложен, Даня. А Алина будет заново учиться ходить. Опять. Так что, думаю нам всем нужно запастись валерьянкой. Домой я прихожу в полной уверенности, что через год что-то будет. Что-то хорошее, плохое или уничтожающее. Когда Алина приходит ко мне, на ее лице следы истерики. Меня это слегка пугает, но она только отмахивается.  — Даня, как ты тут без меня будешь? — она гладит меня по волосам. -У меня всегда есть твой отец. С ним не заскучаешь. — Эй! Не надо так больше делать. Это ужасно. Пьяный ты — это ужасно… мило, конечно, но не делай так больше. Алина смеется, когда я опрокидываю ее на кровать. Смеется, когда я позволяю своим рукам пробраться под ее рубашку. Она целует меня в губы, выгибаясь навстречу моему телу. А я больше ни капли не сдерживаю себя, стягивая с нее ненужную одежду. Алина кусает губы, видимо прикидывая насколько второй раз будет ужасен. Мой глубокий вздох видимо говорит сам за себя, когда я, борясь с собой, отодвигаюсь от нее. Но девушка хватает меня за запястье. Она хочет и не хочет. Я был бы героем, если бы сделал важный вид, удовлетворил ее наилюбимейшим для нас обоих образом и отошел в в ванную минут на двадцать. Но сегодня я не герой. Не собираюсь быть им и через год, когда она вернется. — Я тебя люблю. Отвечаю ей тем же. У нас нет права на разговоры, сейчас они ни к чему. Алина обхватывает мою шею. Касаясь ее груди, я чувствую, что моей силы воли хватает только на то, чтобы не взять ее мгновенно. Она делает невыносимое, обхватывая мою талию ногами. И тогда мы погружаеися в этот «ужасно — приятный» второй раз.