Возрождение Кармен

2021 год. Открытые прокаты. — Алина Загитова безукоризненно откатала короткую программу! Кто бы мог подумать? Неужели Чемпионка наших сердец вернулась? Мы ждали этого и вот она — покоряет наши сердца вновь! Неустанно он восхваляет меня. Комментатор восхваляет мое катание. Они восхищаются тем, что я здесь. Они радуются. А я… — Если я выкатаю произвольную, то квота на Чемпионат России моя. А если я там… Даня где-то мельтешит в сторонке с Этери и девочками. Он не подходит ко мне намеренно. Но я не могу сдержаться и не кинуть на него взгляд, который говорит «понял, да?» Он бросает на меня не менее многозначительный взгляд, от которого у меня краснеют щеки. Надежда Александровна хлопает меня по плечу. — Не отвлекайся. Продолжай свою логическую цепочку. — Вы и сами прекрасно знаете. Знает, поэтому и кивает. Ее руки холодные, касаются моих запястий. Вздрагиваю от неожиданности, а она так стискивает их. Но мне не хочется отдернуть руки. Я смотрю на своего тренера и кусаю губы. — Оставь это дело для своего павлина. Думаю, его покусывания придутся тебе по вкусу. Как же она меня бесит… Но я мгновенно перестаю терзать губы. Не сговариваясь мы смотрим вниз. — Болят? — Немного. — Дуй к врачу. А затем, она стискивает меня в объятиях. И нас накрывает волной неверия. «Алина Загитова безукоризненно откатала короткую программу»

Жизнь продолжается.

Германия чудная страна. Их больницы так отличаются от наших. Появляется чувство, будто ты укатил не в другую страну, а в другой мир. Не стану скрывать, перешагнув порог клиники, я была готова сбежать. Наплевать на всех, на все — просто сбежать. Мне было так страшно, что я хотела спрятаться, как маленькая девочка, чтобы меня не могли найти. Это было сложно. Жизнь кардинально изменилась в стенах немецкой клиники. Люди, привычки, обстановка. Первую неделю меня готовили к операции и я думала, что это конец. Словно после нее ничего больше нет. Так и оказалось. Первое, что я увидела, открыв глаза — инвалидная коляска. Попробовала пошевелить ногами и получила адскую боль. Мой мозг сделал вывод — у них не получилось! Ничего! Они сломали меня полностью. И теперь… а что будет теперь? Разочарование сменилось негодованием. Я швыряла в медсестер все, что попадалось мне в руки. Это были подушки, таблетки, какие-то микстуры. На своем, на немецком, девушки старались успокоить меня. Но, как успокоить подростка, которая решила, что она навсегда прикована к инвалидному креслу? — Все хо-ро-шо… — - Гвендолин, если я не ошибаюсь, немного знает русский. У меня есть переводчик, но, видимо, они не ожидали, что я приду в себя так… рано. — Почему мне больно?! Они объяснили. Сквозь мой ор, крик, истерику. Спасибо небесам за то, что меня не вышвырнули оттуда. Объяснили, что операция прошла успешно. Шла вторая неделя моего пребывания в Германии. Операция прошла успешно. Все остальное время меня ждала жуткая реабилитация. То самое непонятное слово, которое несет в себе сюрпризы. «Или-или». Два месяца, кошмарный месяца, я каталась на инвалидной коляске, сдавала экзамены в школе. Сложновато. Сдавала на «удовлетворительно». Учителя желали здоровья и, вероятно, торопились закрыть мое дело. Дома меня ждал аттестат. И Даня. На четвертом месяце я научилась ходить. А Даня прилетел с юниорами покорять Германию. Это была такая встреча… не думала, что я способна так сильно по нему скучать. Обняла его тогда и отпускать не хотелось. Он пообещал, что дома меня ждет сюрприз. Какой не сказал. Позже я узнаю, что этот сюрприз позволит мне осуществить свою мечту. А пока я наслаждалась его присутствием. К шестому месяцу я поняла, что моя растяжка никуда не годится. В который раз, стоя у кабинета врача, я старалась придумать такую речь, которая бы разжалобила его и он придумал бы мне несложные упражнения. Гвендолин всегда была рядом. Самое сложное время пришлось на десятый месяц, когда я поняла, что боли больше нет. Словно и не болели мои колени никогда. Я ощутила, что могу свернуть горы. Я была готова свернуть горы. Но, это было не позволено, а я обещала слушаться врачей. Поэтому остаток дней я слонялась по больничным корпусам, старалась придумать, куда деть свою энергию. Рисунков — хоть галерею открывай. (прим. автора — повествование идет по прилету Алины домой после года реабилитации) *** Самолет идет на посадку. В иллюминаторе самолета отражение счастливой девушки. Я ее не узнаю. Эту улыбку. Но изменение Алины Загитовой мне нравятся настолько, что я на мгновение забываю о том, что, наконец, увижу своих близких. Они так близко, рукой подать. После долгой разлуки — увидеть их лица воочию — дорогого стоит. И я их вижу. В зале ожидания. Моя семья. — Сабина… Сабина! Она распахивает свои большие глаза, будто не узнает меня. Но затем ее губки растягиваются в улыбке, а сама девочка несется ко мне. Это невероятно, но я вижу, что моя сестренка так повзрослела. Или мое воображение пока еще не вернулось из мира иллюзий и мечтаний. И мы обнимаемся, пока ее тонкие ручки не отталкивают меня. Мама и папа. Обиды не ушли. Обиды — они здесь. Всегда рядом со мной, но я, наконец, смиряюсь с ними. Прошло два года, но я буду стараться. Для себя и для них. — Все получилось, — только и шепчет мама. Она повторяет это из раза в раз, пока обнимает меня, целует. Слезы, кажется, они стали неотъемлемой частью моей жизни. Кто-то скажет, что это слабость. Ну и пусть. Мне плевать. Отныне и навсегда. — Я так скучала по вам, так сильно! Не кривя душой, без шуток. От сердца. Папа подхватывает меня на руки и мы смеемся. Это и есть счастье. И тогда я начинаю оглядываться. — Он не пришел. Мамины слова бьют меня точно хлыстом по лицу. Наотмашь. Он не пришел. — Нет — нет! — мама тянет меня к дверям, — Даня в пробке. Он выехал позже нас, поэтому стоит где-то там. Мы его дождемся. Но в кафе. Да? Думаю, мне стоит попрактиковаться в сдерживании своих эмоций. Они бьют ключом, сердце метается, а мысли… ну они далеко не о том. — В кафе. Да, отличная идея! И они пересказывают все, что накопилось за эти месяцы. Особенно меня пугают предложения, которые начинаются как «мы не хотели тебя волновать, но…» Но оказывается, что Сабина переходит в юниорскую группу Этери. Это отличная новость, если учесть, что девочка не выглядит дистрофиком и сейчас ест вполне себе обычный салат. Значит, Даня выполнил уговор. Еще одно «но» носит менее хороший окрас. Мои документы не принял ВУЗ, в который я подавала заявку пару месяцев назад. Но это ничего. Я и не ожидала, что они меня примут. С моими оценками. Последнее «но» так и не сорвалось с маминых губ. — Даня! И все же контроль эмоций — это хорошо. Я вскочила, едва не опрокинув на себя кофе. А он там, с цветами, уставший и, верно, голодный. Бросив тоскливый взгляд на меню, он наконец, заметил меня. — Даня… Год — это так мало. Или много? Но мы здесь, сейчас. И больше не расстанемся. Я уверяю себя, что он никуда не денется. А он машет букетом. Он так и падает из его рук, когда мы обнимаемся. И я счастлива, оказавшись здесь — среди тех кто меня любит. — Алина. — Его руки на моей талии. Его голос… его губы… И такой многозначительный кашель позади Дани. — Опять облизываетесь. Если вы примерзнете друг к другу, то это будет довольно эпично. — Надежда Александровна… Даня отпускает меня. Вероятно, мне это снится. Она стоит позади Даниила, в своем странном образе цыганки-оборванки. Но в ее глазах то, что она всегда старается скрыть. Надежда. Она моя надежда.