Возрождение Кармен

— Ну же… Растягивать удовольствие она (пока) не умела, стремясь получить все и сразу, и он (пока) не возражал: глубоко толкнулся в нее, стремительно наращивая темп, и она легко приняла его, раскрытая, жадная до его тела ничуть не меньше, чем он — до ее. Им обоим не нужно было много времени, чтобы достичь разрядки: она содрогнулась, горячо сжимаясь вокруг него, и он услышал, как она сдавленно, словно бы растерянно зовёт его по имени.  POV Даниил

Не уверен, что я хочу продолжать это читать. Не то, чтобы мне не понравилось. «Тебе понравилось?» Алина издевается надо мной. Вероятно, ей еще более неловко, чем мне. Однако она нашла время и силы скопировать ссылку и скинуть ее. Если учесть, что я должен находиться на льду, а не читать это, то все действительно очень плохо. «У автора талант.» Это все, что я могу ответить Алине сейчас. В моем состоянии. У автора действительно талант, а я стараюсь понять каким образом он узнал, что Кармен — это действительно сильно. В любом случае фантазия у него работает так как надо. «Жаль, что мне не позволят взять платье напрокат.» И мне становится дурно, когда я представляю эту сцену… воочию и… вот так. Мне хочется проклинать весь мир, что сейчас я здесь, а Алина… «А ты почему не на тренировке? Или это у Надежды такие методы?» Алина ничего не отвечает. Я закрываю «Вконтакте» и снова открываю страничку с рассказом. Чем дальше — тем тяжелее мне становится сосредоточиться на работе. Если к концу дня меня придется выносить, то можно ли подать жалобу на это? Мне не нравится, как Даниил (тот Даниил) рассуждает о любви. Казалось бы, у нас все не так. Я люблю Алину. Действительно я ее люблю. И она знает это. И вот сейчас, когда она в очередной раз пропускает мимо ушей мое нелепое предложение руки и сердца, я начинаю задумываться. А верит ли она в мою любовь? Сложно было поверить в нее год назад, когда я наплевательски отнесся к ее травме, перестал даже появляться на пороге ее палаты. Но ведь теперь изменилось все. Так ли? Это, вроде бы, такое (многообещающее) произведение действительно заставляет задуматься. И я обязательно должен поговорить с Алиной. POV Алина Если бы меня можно было сравнить с помидором, то я была бы похожа на самый спелый. Это ужасно. Ужасно стыдно, что писатели такое… придумывают. Они-то напишут и забудут, а мне теперь представляй все это. Всегда. Выбросить это из головы получается только когда меня просят выйти на лед. Неловкости ситуации добавляет тот факт, что я вроде как не против попробовать некоторые… мм… идеи автора. «Жаль, что мне не позволят взять платье напрокат.» И такое, состояние странное. Точно предвкушение в совокупности с: «какого черта происходит». Программу я откатываю плохо, от слова совсем. И не потому что не могу. Мои мысли заняты Даней. От и до. Его предложением стать его женой, его присутствием в моей жизни, в моей квартире. Этим чертовым рассказом. Со льда я ухожу внезапно с радостью. Надежда высказывает все, что обо мне думает, но сейчас я воспринимаю ее слова так, словно это отголоски единственного здравого смысла. — Через неделю прокаты. Ты готова, но почему-то я видела сегодня Алину, которая совсем не думает о победе. Я думаю о том, как теперь Даня будет смотреть на мои открытые наряды."Прекрати, Алина, — говорю я себе, — он видел тебя голой!» Но это другое! *** — Я хочу есть, — жалуется Даня. Вечером мы лежим на диване и наслаждаемся последним вечером, когда можем позволить себе «ничегонеделанье». С завтрашнего дня у него усиленные тренировки в группе Этери — у меня в своей группе, где я пока единственная воспитанница. Даня обещает иногда меня навещать. Но я знаю, как сложно ему сосредоточиться на мне, на девочках из Хрустального. Это сложно и я его за это винить не могу. Впрочем, мне будет не очень приятно смотреть, как он выводит на лед их, а не меня. Издержки его профессии. А я справлюсь как-нибудь сама. — Я тоже хочу есть, — соглашаюсь я. О том странном рассказе мы не вспоминаем. Лучше представить, что этого вообще не было, чем… представлять, что это можно было бы осуществить. — Я готовить не хочу. И пиццу не хочу. — А мне и нельзя, — ворчу я. Готовить такое себе дело. Мы ограничиваемся тем, что поднимаем себя и плетемся на кухню. Находится то из чего можно сделать салат. По крайней мере нечто подобное точно. — Даня… — начинаю я так осторожно, чтобы не подумал ничего плохого. — А как это — жениться? По-настоящему? Он отставляет тарелку — знак плохой. Если Даня отказывается от еды, то это уже настоящий подвиг. Он шарится в кармане. Я стараюсь подсмотреть, что же он там ищет. — Жениться по-настоящему. С платьем, гостями, кольцом и тортом. Отчего-то мне становится грустно. Он не может говорить серьезно и… — Даня, а ты готов? Отказаться от… всего этого. В фильмах всегда после замужества исчезает романтика. Я боюсь, что все так кончится. Нехорошо. Мне сложно сформулировать то, что я хочу сказать. Но он, видимо понимает меня. — Ничего не изменится. Только я буду всем говорить, что у меня жена Олимпийская Чемпионка. И вообще я неплохо пропиарюсь. Мне бы возмутиться! Но я только двигаю к себе ближе тарелку. — И мы также будем беситься на тренировках? — интересуюсь я, вспоминая прошлый вечер, когда он воспользовался отсутствием Надежды и вообще всех. Не то, чтобы это можно было назвать «беситься», но автору того рассказа точно бы понравилось. Даня гордо вскидывает голову. — Да. И еще мы также будем беситься в машине… — Это ужасно! — Да. Секс в машине не очень круто. — Хватит! — Я только начал! И так ладонью по столу. — Завтра мы идем в ЗАГС. И вот тут, глядя на маленькое колечко, которое откатилось в сторону салатницы, я говорю свое тихое: — Мне что, придется жить в той твоей дурацкой квартире? Он смеется. Надевает мне на палец кольцо. — Да. Но ради тебя я сам сделаю ремонт. Лично. На самом деле звучит как угроза. Я мысленно соглашаюсь с тем фактом, что обои в его квартире не так уж плохи, как если бы он выбирал сам. «Да» — соглашаюсь я сама с собой. Наверное, это будет интересно.