Курама

      Волшебством детской сказки, которую я случайно создал, кроме детей скоро заразились и взрослые. Детский смех и тепло, которого так не хватало, вызвали первые неуверенные улыбки. Дети, играющие в догонялки с летающими светляками, не оставили равнодушными никого.       Тётушка Чо, та самая, что благодарила меня, оказалась в этой общине «главной по припасам». Посмотрев на творящийся хаос, она несколькими тихими фразами привела в себя детей, прекратив беготню, и… распорядилась накрывать столы. Несколько нескладных столов и табуретов, сколоченных из разного хлама, что всё это время пылились в углу, вытащили в центр пещеры. Началась срочная уборка, десятки детей под руководством Чо выгоняли клубы пыли за порог пещеры, очищая пол и стены от мусора. Голый камень пола покрыли циновками, оставив свободным лишь место у столов и костра. Пошептавшись между собой, Чо с двумя другими женщинами, оставив детей на Тору-младшего стали споро выставлять угощения. Чуть позже, скрывшись с наших глаз за перегородкой в дальней части пещеры буквально на пару мгновений, они пригладили повседневную одежду и поправили волосы, где теперь красовалось несколько незатейливых украшений. Скромно, просто, но тем не менее даже этого хватило, чтобы создать приятное впечатление.       — Праздновать, так праздновать, — улыбнулась Чо. — Слишком давно мы не слышали смеха и не видели улыбок. Эти огни, — попыталась она прикоснуться к одному из них, но он, как живой, увернулся, — сколько они будут гореть?       — Всю ночь, если будет надо, — ответил я ей.       — Да, — прикрыла она глаза, пытаясь собраться с чувствами, — тогда это будет волшебно.       Незаметно на столах появлялись блюда, а чуть позже и несколько круглобоких кувшинов с дешёвым вином и саке. За столы никто не садился, детей тоже не пускали, оставшиеся даже не сговариваясь решили дождаться ушедших за добычей мужчин.       Радостными криками встречали дети охотников, что притащили с собой тушу убитого медведя. Те с ошалелым видом рассматривали изменения: они уходили из промозглой, грязной и вонючей пещеры, а вернулись… в совершенно другое место, освещённое мистическими огнями.       — Переодеться и за стол! — хлопнула в ладоши тётушка Чо. — Только вас и ждём.       Скоро и я подсел в компанию, сидеть с хмурым видом в углу — это несомненно пафосно и загадочно, но не отказывать же себе даже в таких мелких прихотях и слабостях?       За столами мгновенно воцарилась гробовая тишина, едва я снял свою арафатку, открывая лицо. Светлая кожа, прямые европейские черты лица, кофейного цвета глаза и короткий ежик светлых волос в противовес облику типичных японцев с их жёлтой кожей, темными глазами и волосами. Как я здесь выглядели только немногие из старой аристократии, гены Сенджу, заложенные в тело клона, давали о себе знать. Мгновенно изменилось и отношение, теперь я из опасного, но мирного незнакомца, превратился в одного из тех, кого они ненавидели всей душой. Шиноби всегда имели у простых людей «сложную» репутацию.       — Почему Марика не может поймать его? — звонко спросила какая-то малышка, подойдя и стукнув меня маленьким кулачком по ноге. — Ну почему? — со слезами указала она на зависший прямо у неё над головой огонёк моей чакры.       — Он не хочет быть в руках той, кто пытается его поймать силой, — с улыбкой ответил я, изменяя чакру этого шара и остужая его. — Попробуй ловить его не силой, попробуй подружиться с ним.       Всё это время, пусть это и было достаточно сложно, я продолжал управлять своей чакрой не позволяя людям коснуться её. Из-за этого мои «светляки», почти как живые, ускользали из рук детей и некоторых взрослых, оставляя лишь ощущение тепла на коже, и поднимались под самый потолок.       — Ой, — я пожелал, и «светляк» опустился девочке в ладони, — а он совсем не горячий! — Засмеявшись, она побежала к остальной детворе, что почтительно ожидала и наблюдала за маленькой «посланницей». Оттуда раздалось множество восхищённых вздохов, когда дети впервые дотронулись до такой тёплой и непонятной светящейся штуки. Не радовался лишь я, пытаясь всеми силами предотвратить попадание своей чакры в тела малышни. Пришлось поднимать светляка из рук девочки, ведь ещё немного и она бы получила серьёзные ожоги.       Лёд и холод, воцарившиеся после того, как я открыл лицо, были разбиты. В открытую на разные голоса зазвучали первые тосты, опустел первый кувшин с саке, а чуть позже кто-то попросил у меня ещё больше прогреть пещеру.       — Это мелочь, сейчас будет, — хлопнул я по плечу пожилого охотника, отгоняя несколько огоньков подальше от людей и превращая их на время в настоящие факелы огня.       Теперь не только дети, но и взрослые сбросили тяжёлую верхнюю одежду, оставаясь лишь в домашних кимоно.       В какой-то момент Тору-младший резко подскочил и, никому ничего не говоря, полез в груду своих вещей. С победоносным кличем он вытащил на свет небольшую флейту. Незамысловатая мелодия зазвучала за столом, а женщины выступили вперёд, начиная традиционный танец. Совсем скоро и первые пары закружились в танце, прямо рядом с костром. Тут же и остальные подхватили мелодию кто чем горазд: кто постукиванием, кто подпевая, а кто-то и сам полез искать такие же свистульки. В какой-то момент пришлось выйти и мне, когда перед тобой склонилась в поклоне женщина отказывать её было оскорблением. Пройдя несколько кругов в паре с Чо, я вскоре вернулся обратно за стол, от покрасневшего лица женщины уже шёл жар, а она сама начала слишком фривольно прижиматься ко мне.       Беженцы не ложились спать до последнего — всё ждали своего лидера, отца Мамору, который должен был вот-вот вернуться. Только когда дети стали засыпать прямо на месте, они прекратили это ожидание и начали сборы, как занавес на входе раздвинулся, пропуская внутрь могучую фигуру.       Вернувшийся отец маленького Мамору оказался совсем непохож на остальных охотников. Да и на обычного жителя Страны Воды тоже. Косая сажень в плечах, два метра роста, густая борода, да всё это ещё и в толстой меховой шубе. Встреть такого в лесу и примешь за медведя. Голос у него был тоже соответствующий: раскатистый бас. Почти незаметно зайдя в пещеру, он на мгновение замер, пытаясь понять, а что происходит и почему его не встречают.       — Папка! — рванул к этой живой горе Мамору. — Я медведя завалил, прямо как ты!       Хлопнули стаканы и зазвучали тосты в честь вернувшегося, тогда как самого великана окружила разгоряченная детвора.       — По очереди, по очереди, — аккуратно раздвигал он детей своими огромными ручищами. — Или в очередь или никто ничего не получит! Я сам всё съем, — скорчил он злобное лицо, на что дети лишь ещё больше рассмеялись, пытаясь забраться ему на плечи и дёргая бороду.       Кулёк конфет, который он аккуратно достал из внутреннего кармана своего плаща, сразу стал самым ценным и важным в глазах всех детей и даже некоторых взрослых. Самый молодой охотник даже рефлекторно облизнулся, услышав про конфеты.       — Одна, вторая… — началась раздача по сладости в одни руки. — И ты держи, Синдзи. А ты не лезь, своё взял, не лезь за добавкой! — прикрикнул он на самого хитрого. — И ещё, и вам тоже…       Веселье закончилось уже глубокой ночью, когда многие уже просто падали без сил. Отыграла последняя мелодия, прозвучали последние тосты, начали гаснуть мои огни и люди потянулись к своим лежанкам.       — … и он хочет помочь нам, — закончил вводить в курс дел Тору-младший старшего.       — Почему? — просто спросил он, когда мы втроём сели у затухающего костра. Господином называть он меня в отличие от других беженцев не спешил.       — Я спросил себя, чего это будет для меня стоить.       — И что? — с детской непосредственностью влез в разговор Мамору. Его глаза слипались, он постоянно кивал головой, проваливаясь в сон, но продолжал цепляться за своего отца.       — Ничего, я не теряю ничего, — щелчком пальцев я выбил искру, подбавляя жара в костёр.       Мужчина выслушал этот ответ и проследил за яркой летящей искрой, так и не поменявшись в лице. Рядом послышалось тихое сопение, его сын всё же не смог перебороть усталость. Посидев и помолчав ещё немного, охотник разворошил угли костра и наконец-то ответил:       — Совсем малым я жил в другой стране, — издалека начал он. — Там было холодно и голодно, но люди считали друг друга людьми, а не животными. Не рабами, как здесь — он с горечью выплюнул это слово. — Так сложилась моя судьба, что теперь я живу здесь. Жил здесь, — снова вздохнув, уточнил он. — Моя семья: моя жена, дети, моя мать… Остался только он, — потрепал он вихры мальчишке. — Последний. Понимаешь ли ты это, шиноби? Терял ли ты всех?       — Тору…       — Не мешай, — одёрнул он своего тёзку. — Я потерял всех и начал свою месть. Я убивал их своим луком, я убивал их своим ножом, — на несколько сантиметров он приподнял кинжал из ножен и с силой загнал обратно, — я убивал их своими руками, — протянул он мне свои ладони, демонстрируя жесткие мозоли. — Даже шиноби, понимаешь? Шиноби, обычные люди — всем нужен сон. Хех, — отхлебнул он ещё немного из своей кружки. — Я убивал их всех.       От него тянуло безумием, болью, ненавистью и… нежностью, когда он смотрел на своего сына.       — Старший… — снова попытался вмешаться младший.       — Я сказал не мешай, — рыкнул он. — А теперь я смотрю на тебя. Ты не похож на воина. В тебе нет искры, нет бури, нет эмоций. В тебе нет стержня, в тебе нет стали. Ты живешь и не живешь. Я чувствую твою силу, ты можешь меня убить, — расплылся он в немного безумной ухмылке, — но это будет не бой, а убийство. Такое холодное безразличное убийство… В этом нет чести. А теперь я слышу, что такой человек хочет нам помочь… Так почему? Скажи мне честно! — до хруста сжал он кружку в руке.       Я не буду в это вмешиваться, ведь это не моя война — именно так я мог бы сказать себе, а после отправить ребёнка домой добираться к своим близким сквозь лесную чащу. Этот мужлан только что оскорбил меня своими словами и даже сейчас я могу развернуться и уйти. Я могу убить его за эти слова, и он знает это. Знает, но говорит, словно надеясь на что-то. Это не моё дело, если говорить напрямую. Несмотря на его слова, я просто сделаю небольшой крюк и потрачу один день. Разобраться с бандитами, что терроризируют эту деревню столько времени, не будет стоить мне ничего, а для этих людей станет освобождением от кошмара. Один мой день против месяцев или даже лет страданий других. Маленькое доброе дело и… Один ребёнок, что посмотрел на меня этими невинными глазами и просил о мести… Всего один день, одно дело и я пойду дальше. Да, всё именно так.       — Меня попросил твой сын, — честно ответил я ему. — Ничего более.       — Хорошо, — выдохнул он. — Это хорошо, что в тебе есть хоть что-то человеческое. Я поверю, да, я поверю тебе, — смежил он на мгновение веки. — Времени у нас мало, а я пришёл с плохими вестями. Только решил не говорить всем, не портить веселье. Мы выйдем сегодня, прямо на рассвете.