Total Institution

Его ласковый обработчик внезапно охладел, и Джеймс не мог понять почему. Он сказал, что никогда не накажет его за то, что он расстраивается… он прикасался к его руке с таким теплом и чуткостью, от которых ныла его покрытая шрамами душа. Но между моментом, когда рука Стива покоилась на его собственной, и моментом, когда он отстранился, Джеймс, должно быть, нанес какое-то ужасное оскорбление, потому что после этого ничего подобного не происходило. Что он сделал не так? Теплота Стива и нежные, ласковые слова стали бесплодными, словно зима. Стив не был резким, боже, нет, он никогда не был с ним резок, но их мягкий обмен словами замерз, и Стив больше не бездельничал, болтая с ним через дверь. Он больше к нему не прикасался, и Джеймс чувствовал, как его сердце начинает зудеть и саднить в грудной клетке, нуждаясь получить эти касания. До появления Стива он полностью забыл добрые прикосновения, и теперь, после всего... после этого касания, этого нежного момента, воспоминания потоком хлынули обратно, и Джеймс вдруг обнаружил, что жаждет большего. Когда Стив пропихивал и вытаскивал наружу книги сквозь прорезь для еды, Джеймс отдавал и принимал их, прижимая корешок книги к ладоням, а его пальцы вытягивались на обложке настолько далеко, насколько их хватало, в надежде, что к ним легко прикоснутся пальцы Стива. Но Стив забирал книги с особой тщательностью и никогда к нему не прикасался. В мире, расположенном за толстыми, стальными стенами, Стив не мог простить самого себя. Человек под его опекой был так сильно ранен, он так пострадал, подвергаясь жестокому обращению, а он даже не подумал попросить у него разрешения, чтобы прикоснуться. Он схватил его за руку, и у его заключенного, вероятно, свело желудок из-за страха. Джеймс ожидал наказания на каждом шагу, все новое вызывало подозрения… а Стив просто схватил его за руку. Боже, он так усердно старался ему помочь, а теперь он был тем, кто разрушил этот прогресс… Звук мягкого постукивания Джеймса по щели с едой встряхнул Стива от клубившегося туманом чувства вины, и охранник резко повернулся. Постукивание перешло в терпеливую тишину, и Стив с трудом сглотнул, сделал глубокий вдох и, осторожно открыв задвижку прорези, потянул ее назад. Его губы приоткрылись, а рот начал формировать пробное слово приветствия, прежде чем Стив прикусил язык. Джеймс не хотел, чтобы он с ним разговаривал. Когда зазор открылся, пальцы его заключенного обхватили край прорези. В последнее время он часто это делал, и для Стива это представлялось бессмысленным. Джеймс так сильно паниковал… зачем бы ему доверчиво класть руку туда, где его охранник снова сможет к ней прикоснуться? После долгой секунды молчания рука проскользнула обратно, и сквозь щель протолкнулся корешок «Питера Пэна», который его заключенный держал в своих растопыренных пальцах. Стив осторожно взял корешок, уклоняясь от любого места, где плоть могла коснуться плоти, забирая книгу из руки Джеймса, прежде чем его пальцы обернулись вокруг края щели, блокируя путь. Дверка до сих пор не закрылась, а это означало, что Джеймсу нужно что-то еще. Стоя за толстым слоем стали, Джеймс прокручивал эти слова в своей голове. С тех пор, как Стив стал неприветливым, он не смел с ним заговорить, боясь усугубить любой урон, который он нанес. Боясь довести Стива до того, что он его накажет. Но сегодня воспоминания всплыли из запутанного беспорядка его населенного призраками разума, и это была первая грёза, которая не оставила его дрожащим и больным на полу камеры. Это воспоминание было невинным. Безопасным. Возможно, свобода, которую ему предоставили в отношении книг, всколыхнула эту память, но на поверхность его сознания лениво всплыло изображение. Две руки из плоти и крови переворачивают страницы книги у залитого солнцем окна. Правая рука принадлежала ему. Левая, так же сделанная из плоти и костей, была чужой. Но книга, судя по ощущениям, была новой, хрустящей и захватывающей, а чернила на ее страницах расцветали из-под темной пелены его памяти. - Стив… - нерешительно начал он. – Не мог бы ты…не мог бы ты принести мне в следующий раз «По ком звонит колокол»?… При звуке его голоса Стив почувствовал, как собственная вина сменилась удивлением. С одной стороны, потому что Джеймс разговаривал и разговаривал с ним. С другой стороны, потому что просьбы все еще были редкостью. Однако еще более необычным делом была конкретика. Джеймс вообще никогда не упоминал ничего конкретного. Казалось, он никогда не опознавал популярной или даже классической литературы. Он никогда не упоминал ни дат, ни имен, ни мест. Все это было расплывчатым и абстрактным, но теперь он назвал ему очень специфичную книгу, и Стив почувствовал любопытство, осторожно перелезая через стены, которые возвел, чтобы уберечь Джеймса от своей растущей привязанности. - Да, - тихо сказал Стив, прежде чем легонько положить руку на дверь, задерживая взгляд на той части руки Джеймса, которая все еще была видна через щель. – Просто…из любопытства, тебе не нужно отвечать, если не хочешь, но… почему «По ком звонит колокол»? Звук голоса Стива ощущался, словно холодная вода на ожоге, и Джеймс снова позволил своей руке опуститься на щель, а его взгляд все больше отдалялся. - Я… помню, как читал эту книгу, когда она вышла… И на этом все; больше не было никаких причин или воспоминаний, чтобы подкрепить это заявление. Все, что он помнил – это то, что видел в своих руках книгу, и где-то глубоко внутри него было понимание, что она была новой, захватывающей и неизведанной. Словно какой-то момент его жизни, который был самой захватывающей частью его недели… Стив моргнул, его рот просто слегка приоткрылся, а затем снова закрылся, когда на его лице промелькнуло замешательство. Мгновение спустя он скрыл это недоумение. Это заявление не имело смысла. «По ком звонит колокол» опубликовали в 1940 году. Джеймс не мог читать эту книгу, когда она впервые вышла. Но он долгое время находился в одиночном заключении, и Стив испытывал боль глубоко в груди при мысли о том, что это должно было повлиять на его разум. Стив очень мало знал о том, кем на самом деле был этот человек, однако он пережил больше, чем Стиву хотелось бы себе вообразить… он мог простить ему несколько перепутанных дат. - Ты читал это раньше? – спросил Стив, позволяя своему строгому охраннику немного расслабиться. Джеймс сегодня предложил ему больше, чем его обычный набор слов, и Стив стал надеяться, что, возможно, он начал прощать его за нарушение согласия. Джеймс, стоя за дверью, кивнул, а его рука из плоти и крови согнулась на щели. - Да… - тихо сказал он, не в силах предложить большего. Он не помнил эту книгу. Он не знал, о чем была история, и даже не мог вспомнить, кто ее написал, но знал, что читал ее… однажды… давным-давно… когда он был кем-то совершенно другим. Робкий разговор замолк, погрузившись в тишину, и Джеймс убрал руку, позволяя Стиву запереть его, пока тот отлучался, чтобы раздобыть книгу. *** В течение нескольких следующих дней Стив оставлял своего заключенного в тишине, все еще осторожно ходя на цыпочках насчет того, сколько он может себе позволить. Ему хотелось поговорить с Джеймсом. Он так отчаянно желал, чтобы тот поверил, что ему можно доверять, и обратился к нему со своими потребностями, но Стив должен был знать, сколько ему было позволено, когда такие случайные взаимодействия разжигали в его груди злополучные чувства. Ему не разрешалось прикасаться. Это просто должно быть под запретом. Их короткий, неестественный разговор, состоявшийся на днях, потянул за струны сердца Стива, но он подумал… просто, возможно, он мог бы продолжать разговаривать с ним и при этом держать свои эмоции под замком. Ему позволялось беседовать с ним, заботиться о нем, как охраннику. Ему просто не разрешалось прикасаться. И ему не позволялось влечение к Джеймсу. Стив сидел у двери камеры Джеймса, положив в карман телефон и слушая, как переворачиваются страницы по ту сторону стали. Он оставил щель открытой на случай, если Джеймсу что-то понадобится, но это также позволит свежему воздуху немного проникнуть в камеру. Крошечной, прикрученной болтами решетки на потолке, едва ли было достаточно, и это, вероятно, служило причиной того, что там все время было так чертовски жарко. Осторожно повернув голову, Стив позволил своему взгляду скользнуть сквозь щель, украдкой оглядывая то, что он мог захватить изнутри. Он мог видеть белизну, металл и только лишь проблеск ноги своего подопечного. Джеймс сидел на полу, скрестив ноги, и краешек его книги иногда смещался в поле зрение Стива. Прошло почти три месяца, как Стиву передали подробности о Джеймсе, и с того самого дня, на задворках его разума вертелся один вопрос. Это был фоновый шум. Легко игнорируемый, но никогда полностью не исчезавший. И теперь Стив молился, чтобы не нарушить своих границ, наконец-то спросив. - Джеймс? – тихо позвал он и услышал, как зашелестела одна из страниц, прежде чем книга закрылась. Джеймс перестал вздрагивать, когда он к нему обращался. Стив был рад . - У меня… у меня есть вопрос, если ты не возражаешь. Почти сразу же рука Джеймса вернулась, обхватывая щель, пробудив другой интерес и еще более глубокое искушение у Стива. Но он сдержал в узде и то и другое, осторожно принимая приближение Джеймса как разрешение продолжить. Ему не нужно было отвечать, но Стив, по крайней мере, чувствовал себя в безопасности, задавая вопрос: - Во всех твоих записях и файлах ты не указан под реальным именем, только под псевдонимами и номерами… Стив сжал губы, смутно вспоминая свое негодование по отношению к начальнику, предположившему, что он будет обращаться к заключенному по номеру. Имена были важны для Стива. Так почему же Джеймс не удостоился имени? - Думаю, мне действительно хотелось бы спросить… почему ты никому не говоришь своего имени? Потому что, конечно же, Стив не мог думать, что он сам был особенным. Джеймс – это, вероятно, просто еще одно вымышленное имя. Еще одно расплывчатое прозвище для обращения к тени, которой он являлся. - При рассмотрении этого дела было так много порядка, я уверен, что тебя спрашивали…почему ты никому не сказал? Джеймс все еще потерянно стоял за дверью, но это было не похоже на все другие разы. Он не казался расстроенным, шокированным до тошноты или безмолвно застывшим, как в тот раз. Он казался…нерешительным…может быть, немного смущенным, нет… почти пристыженным, и Стив почувствовал, как в его животе начинает завязываться узел. Очень медленно Стив оторвался от стула, опустившись на колени, чтобы прорезь была на уровне его глаз, упиваясь видом своего заключенного. - Джеймс? – мягко подтолкнул он, и Джеймс беспокойно переместился, его брови нахмурились, а губы беззвучно дернулись. В его голове крутились слова, но ни одно из них не достигало губ. Он не хотел, чтобы Стив видел его неисправность… ему не хотелось, чтобы тот видел насколько он в действительности сломлен, потому что, возможно, Стив так к нему относился, поскольку по-настоящему верил, что он этого заслуживает…но бессознательное оружие не заслуживало такого терпения и понимания, и признание в этом продемонстрирует Стиву, что он просто был этим самым оружием… Ему нравилось то, как обращался с ним Стив, как разговаривал с ним, даже если иногда это ставило его в тупик. Он не хотел, чтобы это прекратилось… Но слова дошли до его рта, балансируя на языке, пока они колебались между признанием и невысказанной тишиной; и сейчас настало время говорить. Джеймс тяжело сглотнул. Он расскажет Стиву и, несмотря ни на что, примет смену его поведения по отношению к нему. Но… Просто возможно… Он мог еще раз ощутить тепло этого прикосновения, прежде чем оно окончательно его покинет. Джеймс медленно сдвинул руку к прорези и нерешительно развернул ладонь, вытягивая пальцы в умоляющем жесте. Это была вопиющая просьба. Ему просто снова хотелось этого нежного прикосновения. Стив увидел это движение и почувствовал, как у него свело живот, а сердце, помимо воли, затрепетало. Рука Джеймса была раскрыта для него, протягиваясь к прикосновению, и внезапно нутро Стива вспыхнуло неуверенностью. Он сказал, что не будет этого делать. Во благо своих запутанных эмоций, и во благо Джеймса, но…он просил его. Сомнения Стива явно было нелегко разрешить, но его подопечный искал поддержки и доверял Стиву достаточно, чтобы найти в нем эту поддержку… Он доверял ему… и к полной неожиданности Стива, он не смог прислушаться к предупреждениям, которые сам же себе и сделал. Его рука осторожно приподнялась, зависнув над ладонью Джеймса, он нервно увлажнил рот, а его легкие странно сдавило; так же, как они, бывало, сжимались, когда он был ребенком. - Следует ли мне… Он запнулся, все еще не в силах избавиться от чувства вины, которое грызло его с того времени, когда он в последний раз нарушил личное пространство своего заключенного. Он должен быть уверен. Рука его подопечного вытянулась ближе, мышцы покалывало от нужды, и Стив очень осторожно проглотил наживку. Он опустил руку и мягко положил свою ладонь на ладонь Джеймса. В тот миг, когда он это сделал, что-то в его подопечном переключилось: изорванная на клочки, кровоточащая нужда уступила место облегчению, и когда пальцы Джеймса чуточку обвились вокруг его ладони, Стив услышал низкий гул в воздухе, словно он держал в руках его дыхание с того самого момента, когда в последний раз к нему прикоснулся. Стив моргнул, удивленный этой реакцией, удивленный отсутствием страха и напряжения в теле своего заключенного. Он позволил своей руке медленно повторить его движение, и его сердце подскочило к горлу, а глаза широко распахнулись. Он держал его за руку очень свободно и очень осторожно сквозь трехдюймовую прорезь в двери, но он держал его за руку… и Джеймс его об этом попросил. Внутри камеры Джеймс прикрыл глаза; тепло, струящееся из его ладони, поднималось вверх по руке и, минуя грудь, попадало прямо в неистово бьющееся сердце. Это прикосновение проникало в его исстрадавшуюся душу и успокаивало острую внутреннюю боль. Он молился, чтобы Стив не сдвинулся с места, потому что он так отчаянно изголодался по прикосновениям и гуманному обращению, что чувствовал, что может сломаться, если его снова этого лишат. Но Стив задал ему вопрос, и тепло его руки было той ценой, которую Джеймс попросил за ответ. Теперь он задолжал Стиву. Заключенный наклонялся вперед до тех пор, пока его лоб не уперся в дверь. У него затекла рука из-за того, что протискивать ее в щель было неудобно, но он не смел пошевелиться, опасаясь, что Стив отодвинется. Почему он никому не сказал своего имени. Конечно же, его спрашивали. Вдобавок к этому, из него жестоко выбивали это имя, но он был способен ответить на этот вопрос под воздействием силы не лучше, чем благодаря упорной дипломатии. Независимо от того, кто его спрашивал, все получали один и тот же ответ: - Я не знаю… После долгих, тяжелых мгновений молчания, ответная реплика почти напугала Стива. Честно говоря, он едва не забыл, что задал вопрос. Он был настолько отвлечен и поглощен видом руки Джеймса в его собственной, что забылся. Его разум присвоил и переигрывал этот рваный вздох облегчения, дерзнув воплотить крутящиеся мысли в теорию, что, возможно, Джеймс действительно хотел этого. Это было многообещающе и идеалистично, и Стив полагал, что, вероятно, просто искал предлог, чтобы к нему прикоснуться ради успокоения своей собственной эмоциональной путаницы… но ладонь Джеймса в его руке была расслаблена… и он не сдвинулся, чтобы отстраниться… в конце концов, могло быть так, что он этого хотел… Но его слова были более насущными, и Стив поднял взгляд; большую часть его поля зрения сквозь щель загораживало запястье заключенного. Он подарил Джеймсу небольшую, успокаивающую улыбку. - Все в порядке… - тихо сказал он, осмеливаясь мягко потереть большим пальцем его ладонь. – С твоего судебного разбирательства прошло много времени… я не виню тебя за то, что ты не помнишь деталей… - Нет… Это слово выскользнуло из него коротким лаем, и пальцы Джеймса в ладони Стива слегка сжались, практически пугаясь того, что этим коротким возражением он переступает границы. Но все что он увидел – это блеск обеспокоенных голубых глаз, и Джеймс проглотил маленький узелок страха. Его язык высунулся, медленно пробегая по потрескавшимся губам, а брови нахмурились, пока он подбирал слова: - Нет… - осторожно повторил он. – Я…я не помню…я не.. помню, кто я…или что-либо вообще… я ничего не помню… Финальные четыре слова вырвались хриплым шепотом, и Стив почувствовал, как ужас и осознание резко окатили его, словно ледяная вода, приведя его организм в состояние шока, пока его пальцы неосознанно сжимали пальцы Джеймса. Он не мог иметь в виду… - Ничего? – удалось выдавить Стиву, глаза которого широко распахнулись, уставившись на крошечную полоску Джеймса, которую он мог рассмотреть. – Джеймс, ты… ты вообще ничего не помнишь?