Total Institution

Глаза Стива сверкнули, открываясь, и его взгляд переместился на Джеймса, но другой мужчина просто стоял там, мягко улыбаясь, его взгляд был потуплен, но он не выглядел так, будто выполнял это из покорного послушания. Он выглядел искренним. Это было похоже на правду и происходило по отчетливой и простой причине – это действительно так и было. Джеймсу нравилось, как звучало «Баки». Но ему нравилось, как это звучало, потому что это прозвище исходило от Стива. Он любил, когда Стив называл его приятелем, этим нежным и ласковым прозвищем, которое успокаивало его маниакальный страх. Теперь оно несло личностный элемент… часть его вновь обретенного имени… и чувство исключительной идентичности. В жизни Стива наверняка были и другие люди, которые могли получить такие же ласковые прозвища… но, возможно, это было эгоистично, но Джеймс мог быть его единственным Баки. Стив позволил своему языку выскользнуть наружу, чтобы увлажнить губы, а дискомфорт в его внутренностях постепенно ослабевал. - Правда? – тихо спросил Стив, слегка наклонив голову в его сторону, и взгляд Джеймса взметнулся вверх, отрываясь от бетона. Он послал Стиву крошечный, застенчивый кивок, а его глаза снова устремились вниз, и в животе у Стива взорвался рой застенчивых бабочек. Джеймс вернул себе имя, и теперь у Стива было для него прозвище… и это было так… нормально. Их взаимодействие… их отношения установились во враждебной среде. Она была суровой, удушающей и недоброжелательной, но каким-то образом это крошечное, нормальное событие осуществилось даже в подобном окружении. Стив заполучил для него прозвище, и Джеймсу… Баки оно нравилось. И не только это, кроме того, Джеймсу было комфортно с тем, чтобы выразить ему эти ощущения. Это было больше, чем Стив мог надеяться, и он не мог сдержаться, протянув руку и мягко проведя пальцами по его локтю. - Хорошо… Баки, - сказал он, и второе слово прозвучало немного тихо, и сердце Стива затрепетало в груди, когда его заключенный потянулся навстречу прикосновению, а его глаза устремились вверх из-под изгиба густых ресниц. Стив одарил его успокаивающей улыбкой и, внезапно, трепетание в его груди замедлилось и сбилось с ритма, когда Джеймс очень медленно и очень осторожно придвинулся к нему, расположившись на груди Стива. Легкие охранника замерзли, его рот распахнулся от удивления. Грудь Баки легко касалась его груди, его лоб упирался ему в воротник, пока Стив неподвижно стоял на месте, с одной рукой, все еще лежащей на локте заключенного, и другой, беспомощно зависшей в воздухе у левого плеча Джеймса, не полностью с ним соприкасаясь. Джеймс стоял, расслабившись напротив него. Его глаза были закрыты, плечи опущены, и Стив сделал осторожный, сдержанный вздох, когда его рука опустилась на металлический бицепс. Стив смочил губы, его сердце стучало со скоростью сто миль в час. Боже, он так сильно этого хотел… заключить Джеймса в объятия и притянуть ближе, чтобы он оставался в окружении тепла и безопасности, пока напитывался солнцем и дышал свежим воздухом. Симпатия внутри него продолжала расти до тех пор, пока эта привязанность не перестала быть достаточно сильным словом. Это была почти что любовь, и она до смерти пугала Стива, но, в то же время, он хотел окунуться в это сумасшествие, и будь прокляты последствия… но он не мог, по крайней мере, не прямо сейчас. Стив наклонил подбородок, чувствуя на своей ключице дыхание Баки через защитный капюшон и ощущая, как плечи заключенного поднимаются и опускаются под его руками, пока Стив неподвижно там стоял, в то время, как Джеймс расслабился рядом с ним. - Ба.. Баки… - тихонько нажал он голосом, который был чуть громче шепота, и его наполненное обожанием сердце уже на полпути подступило к горлу. Хватка Стива на руках заключенного медленно становилась чуть крепче, неохотно отстраняя его на самую чуточку назад, ненавидя то, как это действие возвращало напряжение в тело Джеймса. - Джеймс… Кто-нибудь другой может увидеть…ты не можешь… Боже, он это ненавидел. Баки искал привязанности и физического утешения. Он доверял Стиву свое беззащитное благополучие, и ему пришлось его отстранить… но, хотя, Джеймс был изранен и пережил плохое обращение, он не был глуп. Он понял. Баки медленно отступил назад, направляемый Стивом, его голова все еще была опущена, а глаза сверкали, устремляясь вверх, чтобы осторожно заметить любые признаки агрессии во взгляде Стива, несмотря на то, что Джеймс уже знал, что ничего там не найдет. Через секунду этот пристальный взгляд исчез, и Баки отступил назад, его горло дернулось, когда он сглотнул, а глаза Стива словно магнитом притянуло к этому движению. - Прости… это было… неуместно… Губы Стива слегка раздвинулись, прежде чем он снова их сомкнул, а его взгляд опустился. Он не мог сказать, что это было не так… он знал, что это было неуместно… это было неуместно с того момента, когда он начал нежно держать Баки за руку сквозь щель более месяца назад. Это было неуместно с тех пор, когда он заключил связанную, дрожащую фигуру в свои объятья, нежно поглаживая его щеки и лоб, чтобы успокоить слепой ужас. Стив стремительно терял контроль… он влюблялся, и если бы Джеймс захотел использовать его в своих интересах, он бы вил из него веревки… это было опасно… это бы привело к его увольнению и неминуемому наказанию Джеймса…но Стив не мог заставить себя об этом сожалеть. Может быть, эти чувства будут односторонними и обреченными на то, чтобы закончиться разбитым сердцем. Может быть, Баки никогда не сможет ответить на его любовь, но, по крайней мере… по крайней мере, Джеймс заслуживает того, чтобы узнать каково это – быть любимым… Стив прочистил горло, его подбородок опустился, когда пальцы медленно соскользнули с локтя его подопечного. - Прости, - пробормотал извинения Стив, не встречаясь глазами с этим мягким, израненным взглядом из-под сетчатого капюшона, но он уловил краешком глаза крошечный кивок Баки, прежде чем его лицо вновь поднялось к небу. Стив не мог не почувствовать облегчения, когда жесткие, острые углы Баки смягчились, а его разум снова мгновенно захватил вид неба над ним. И Стив тоже поднял глаза, пытаясь разглядеть то, что видел Баки, когда смотрел поверх высокого, окруженного проволокой свода… - У меня никогда не было такого охранника, как ты… И снова открытость Джеймса застала Стива врасплох, и он моргнул, глядя на него, только чтобы понять, что Джеймс уже перевел взгляд в его сторону. Его язык медленно высунулся, чтобы смочить эти шикарные красные губы, а взгляд глубоких, сломленных глаз оценивающе задержался на Стиве. - Или обработчика, - добавил он, полностью разделяя тюремный персонал и агентов Гидры; две силы и организации, которые всегда только издевались над ним и попирали его человечность. И на этот раз говорил только Джеймс, пока Стив пристально смотрел на него в тишине, совершенно не определившись, как ответить. Баки отвел взгляд. - Ты не относишься ко мне, как к убийце… Рот Стива слегка сжался, а его взгляд метался туда-сюда по закрытому двору. Он боролся с невысказанными словами, а верность к своей профессии сражалась с привязанностью к Баки. - Я не верю, что ты один из них. Вот так вот. Он это сказал. Он полностью отдавал отчет своим мятежным мыслям. Стив не верил, что Баки был убийцей, не верил, что тот заслуживал того, чтобы здесь находиться и не верил, что он заслуживает этих плачевных условий, которые на него взвалили. Если Джеймс собирался использовать его в своих целях, Стив только что сверкнул перед ним неоновой вывеской о том, что он был эгоистичной размазней, которой можно было легко манипулировать, чтобы он помог ему с побегом из тюрьмы. Но выражение лица Джеймса было самым далеким от беспринципного следования собственным интересам, которое когда-либо видел Стив. Баки повернулся к нему лицом, в его взгляде сверкнуло что-то, чего Стив не смог прочитать, пока смотрел на него, и, внезапно, в его глазах расцвела невысказанная, сырая боль. - Тем не менее, я… - тихо сказал он, сгибая руки, скованные наручниками у него за спиной, а в его голове вспыхивали жестокие образы этих самых рук, покрытых кровью. – Я убивал людей, Стив… так много невинных людей… - Но не тебе было это решать. - Просто потому, что я этого не помню, не значит, что это было не мне решать. Сердце Стива могло разорваться из-за отсутствия колебаний в голосе Джеймса. Он ненавидел слышать, как тот называет себя убийцей голосом всех тех, кто говорил то же самое, но все же… Джеймс отчаянно смотрел на него, но в его глазах не было никакого зарождающегося ужаса, когда он говорил, противореча охраннику. Он не отшатнулся от Стива и не пробормотал прерывистые извинения, ожидая жестокости и наказания. Джеймс доверял Стиву настолько, что даже не соглашался с ним. Настолько, чтобы принять противоположную точку зрения, которая только ранила бы его в прежние времена, и Стив был так горд, что мог лопнуть. Но он проглотил этот ответ, позволив словам, сказанным Баки, раствориться в свежем, чистом воздухе. Выражение неприкрытой, отчаянной ненависти к себе медленно начало исчезать из его глаз, и Стив рванулся вперед, осмеливаясь еще раз мягко коснуться его локтя, успокаивающе потирая большим пальцем тонкий материал его комбинезона. - Я этому не верю… - тихо сказал Стив, встречаясь взглядом с его широко распахнутыми, темными глазами, и в трещины истерзанной души Баки проникало смятение. Стив осторожно приблизился к нему на шаг. – Прошло уже почти четыре месяца… и все это время я видел тебя каждый день… начиная с прошлого месяца или около того, мы каждый день разговаривали…я не много знаю о тебе и о том, чем ты занимался… но это нормально, потому что я знаю одну-единственную вещь, и она заключается в том, что ты хороший. Стив облизнул губы, его взгляд на мгновение упал на рот Джеймса в этот момент слабости, прежде чем он снова поднял взгляд к его глазам, мягко сжав локоть. - Я верю, что ты хороший человек, Баки… - пробормотал он, а это новое прозвище проливалось в грудь Джеймса теплом, заполнявшим его сердце. – Я думаю, что тебе причинили боль… и использовали… но я не считаю тебя убийцей. Баки встретился взглядом со Стивом, его губы приоткрылись, а глаза затронула болезненная смесь доверия и боли, поскольку его собственное осуждение противоречило тому, как Стив мягко снял с него эту вину. Он не знал, во что верить: годы, в течение которых те, кто причинял ему боль, твердили, что он был чудовищем, или несколько нежных слов утешения от человека, который так не считал. Но прежде, чем Баки успел что-то сказать, маленький электронный предмет на поясе Стива издал три быстрых звуковых сигнала подряд, и охранник резко отстранился, опуская руку на устройство. Он заставил его замолкнуть, с неохотой стремительно сжав его своими мускулами, когда снова посмотрел на Баки. - Время истекло… - тихо проговорил Стив, ненавидя то, как округлились глаза Баки, и как его взгляд резко задрался вверх, а легкие наполнились, словно он больше никогда не увидит неба или никогда снова не почувствует сладость свежего воздуха в своих легких. На его лице было написано болезненное нежелание, и Стив потянулся к нему, осторожно взяв его за руку. - Все в порядке, Джеймс… - тихо заверил он, и горло Джеймса дернулось, когда он с трудом сглотнул, а его глаза отчаянно упивались двором, и захват Стива стал крепче, давая утешение. – Джеймс, все хорошо… я верну тебя сюда так скоро, как только мне будет позволено… это будет не единственным разом, я обещаю. Джеймс оглянулся на него, его лицо по-прежнему было искажено страхом и предчувствием худшего, но Стив просто смягчился, приподнимая губы в крошечной, успокаивающей улыбке. - Эй… - мягко сказал он, обхватив его руки обеими своими ладонями, возвращая его на твердую землю и предлагая ему крепкую, нерушимую поддержку. – Эй… Баки… доверься мне. При звуке этого прозвища заключенный почувствовал, как растущий узел дискомфорта и страха распутывается. Он выровнял дыхание, его взгляд устремился от Стива к потемневшему небу, прежде чем снова опуститься. Его смотритель все еще терпеливо ждал, хотя прошло несколько минут с тех пор, как его время истекло, и внезапно Джеймс понял, что Стив собирается взять это в свои руки так же, как он взял все остальное – наилучшим образом заботясь о его интересах… если Стив сказал, что они вернутся… значит, они вернутся. Он должен был в это поверить. Он должен довериться Стиву. И человек, который раньше был только Солдатом, затем Джеймсом, а теперь и Баки, медленно и нерешительно кивнул в знак согласия. Выражение его лица смягчилось, он стал безропотным, но доверчивым, его лишенное внимания и заботы тело все еще жалось к прикосновению нежных рук Стива. - Хршо, - выскользнул из него шепотом этот полуслог, и Баки позволил Стиву взять себя за локоть и осторожно повести к двери во двор, отводя его обратно в глубокие, извилистые тюремные коридоры, обратно в помещение, вызывающее клаустрофобию, и в спертый, переработанный воздух. Ноги Баки неохотно поволоклись за ним, а его глаза снова повернулись, чтобы оглянуться через плечо, когда Стив повел его вперед. Он чувствовал себя отвратительно от того, что двор оставался позади. Если бы он мог, то остался бы там жить, предоставленный самому себе. Если бы у него не было никакой другой свободы, он все равно хотел бы жить там, где мог чувствовать солнце на своих щеках, плечах и волосах, где мог ощущать запах воздуха, листьев и тонких следов дождя. Оставшись наедине с собой, Баки больше бы никогда не вошел внутрь… но, если Стив сказал, что они скоро вернутся… они скоро вернутся. И поэтому он подчинился и позволил Стиву отвести себя обратно в ужасную, затхлую камеру. Когда они вошли в помещение, ведущее в его камеру, свободная рука Стива нажала на маленький рычаг ползунка панели управления, прежде чем закрыть ее и захлопнуть проходную комнату в соответствии с протоколом. Когда они приблизились к двери камеры, Стив не мог не заметить, какое неприкрытое страдание захлестнуло изможденное лицо Баки, пока он смотрел на этот тяжелый стальной барьер. Стиву было больно смотреть на это тонко завуалированное мучение. Он это ненавидел. Он ненавидел видеть это выражение на лице Баки и осознавать, что должен его усугубить, засадив его в эту крохотную клетушку, из которой он только что сбежал на несколько коротких минут. Это было несправедливо, но этого нельзя было и избежать… - Ну вот, - пробормотал Стив, мягко поворачивая Баки лицом к себе, хотя взгляд его заключенного больше не поднимался от ботинок. Он выглядел несчастным… и находящимся в отчаянии, и сердце Стива яростно сжалось в ребрах. Охранник не спеша расстегнул крепления вокруг шеи заключенного, осторожно снимая защитную сетку с головы Баки. Это не решило проблемы, но когда незначительная преграда вокруг его черепа была снята, это принесло слабое, легкое облегчение, появившееся на лице Баки, и Стив тяжело сглотнул. Он зашел слишком далеко… Он погряз в этом по уши… Стив потянулся и осторожно положил руку на лицо Баки, мягко сжимая его челюсть, чувствуя его теплую кожу и грубую щетину на своей ладони. Он был так красив… Он был таким добрым, и у страдающего Стива едва ли могла возникнуть мысль о том, чтобы снова его запереть… но прямо сейчас никому не пойдет на пользу, если действовать как-то по-другому… Взгляд Баки медленно переместился на него, будучи загнанным и отчаянным, а его широко распахнутые глаза блестели от страха. - Стив… - прошептал он. Его голос был хриплым, а мышцы напряженными. – Стив, пожалуйста… не возвращай меня туда… - умолял он, высунув язык, чтобы смочить рот. Отчаяние превратило его мысли в шквал действий, только отягощавшим ситуацию, но единственный способ, которым он позволил им проявиться, была тихая, прерывистая мольба осужденного. - Пожалуйста… - выдохнул Баки, чувствуя, как ласковая рука Стива тепло прижимается к его щеке. Стив тяжело вздохнул, его горло свело спазмом, а сердце ощущалось так, словно его жестоко разорвали и потоптались по истерзанной, кровавой кашице. Он это ненавидел, но была одна вещь, которую он был в состоянии сделать, чтобы облегчить неизбежное. Этого было недостаточно, чтобы компенсировать то, что Баки, в первую очередь, приговорили к этой адской дыре, но это было хоть что-то. Что-то, что поможет… сделает это немного легче. Казалось, что это все, для чего мог пригодиться Стив. Устремившись вверх, Стив обхватил уязвимое лицо Баки обеими руками, а его грудь сжалась от боли. - Мне жаль… - пробормотал он, а его пальцы заскользили по скулам Баки, когда тот издал горестный, дрожащий вздох. – Ты знаешь, я бы не заставлял тебя, если бы у меня был другой выбор… Джеймс не встречался с ним взглядом, но его рот сжался от покорного страдания, а подбородок дернулся в крошечном кивке. Руки Стива мягко легли на его челюсть, наслаждаясь еще одним моментом прикосновения, прежде чем он позволил им соскользнуть с лица Баки и протянул руку, открывая тяжелую, стальную дверь. Баки почувствовал, как его сердце сбилось с ритма от шока. В камере было по-другому. Когда весь ваш мир представляет собой пространство 8x10, в пределах которого вы были заключены в течение четырех лет, вы узнавали каждую деталь. Даже малейшая разница привлекла бы внимание Баки, и пока он стоял, уставившись внутрь с отвисшей челюстью, то не мог оправиться от различия, которое вносила одна маленькая деталь. Свет был тусклым. Яркие, резкие флуоресцентные лампы были приглушены до уровня, достаточного для того, чтобы видеть, их просто хватало на то, чтобы Джеймс увидел то, что ему было нужно для подготовки ко сну, прежде чем впервые после своего заключения заснуть практически в темноте. Слепящая яркость, которая обжигала его чувствительную сетчатку – острая, заставляющая его стискивать зубы, приводящая к тому, что на поверхность его разума всплывали злобные, дребезжащие голоса… она исчезла… было темно… в его камере было темно… и это оказалось больше, чем Баки мог принять. Это была мелочь, которая прямо сейчас его сломала и, уставившись в ненавязчивое тусклое освещение своей камеры, Баки почувствовал, что ломается самым мягким из возможных способов. Он почувствовал, как жесткое, отчаянное напряжение в его теле затрещало по швам, рассыпаясь на крошечные осколки разбитого стекла. Он ощутил, как его сердце наполнилось чем-то очень горячим, болезненным и таким неоспоримо искренним, что он подумал, что это тоже его сломает. И в этот момент слабости Баки почувствовал тепло от мокрых слез, которые потекли по его впалым щекам. - Баки? Он моргнул. Раз, другой… его зрение затуманилось, и рука Стива снова мягко легла поверх его челюсти. Баки нерешительно отвернулся от благословенно тусклой камеры, встретившись взглядом со Стивом, в глазах которого смешались неуверенность и беспокойство. - Баки? – снова надавил смотритель, но его тон все еще оставался мягким и нежным, а губы сжались от сомнений, от опасения, что темнота была чем-то таким, что вызвало у Баки страх, а не затапливающие волны облегчения. - Темно. Это слово мягко выскользнуло изо рта Баки, его голос был хриплым и слабым, а ресницы затрепетали, когда по щекам потекла очередная дорожка слез. Он… он не мог вспомнить, когда в последний раз так плакал…он плакал от слезоточивого газа… от ночных кошмаров и воспоминаний, которые были столь жестокими, что пробирали его до самого нутра… но не так, как сейчас. Эти слезы были нежными, ошеломляющими и растерянными… растерянными от того, что Стив так много для него делает… растерянными от того, что к нему относились с такой заботой, даже когда он все еще не был уверен, что заслуживает этого. Но, тем не менее, эта забота заставляла его горло сжиматься, а лицо кривиться от неприкрытого, дрожащего вздоха, сорвавшегося с губ. - Темно… - отрывисто повторил он, а уголки его рта приподнялись в болезненной улыбке, и черты лица Стива разгладились от облегчения, потому что улыбка Баки убедила его, что эти слезы были не из-за страданий или страха. Неуверенно кивнув, Стив придвинулся ближе, и его рот расплылся в улыбке. - Да… - тихо выдохнул он. – Да, Бак… я не… я не уполномочен менять условия в твоей камере, но… это же просто свет… и никто не должен знать, ладно? Баки снова хрипло выдохнул, и это было что-то вроде сдержанного всхлипа. Заключенный отчаянно прижимался к его руке, когда Стив потянулся и нежно провел пальцами по его волосам. - Просто пока ты спишь… - тихо сказал он, будучи не в силах даже заставить себя расстроиться из-за того, как его сердце согревалось этим влечением, пока Баки на него смотрел. Его рот открылся и снова неуверенно закрылся, пока Джеймс боролся со словами, которые не мог по-настоящему произнести, потому что для Стива это был просто свет, и это было так же просто, как щелкнуть выключателем. Но для Баки… для Баки это было медленной, изощренной пыткой, которая четыре года непрерывно разрушала его хрупкий, истерзанный разум. И не существовало никакого способа, которым он мог бы заставить Стива это понять. Стив никак не мог по-настоящему осознать всю серьезность того, что он для него сделал. Баки медленно рухнул на него, чувствуя скачки сердца Стива и ощущая, как его грудь расширяется от неожиданного вздоха, когда он навалился на него. Его лицо повернулось к воротнику Стива, а грудь прижалась к его груди так, как он хотел, но не мог сделать раньше во дворе, и спустя продолжительный момент Стив ответил. Комната, ведущая в камеру Баки, была закрыта, и Стив был одним из немногих сотрудников, которым было даже разрешено туда входить, поэтому он чувствовал себя достаточно защищенным в их уединении, чтобы медленно обвить руками плечи и спину Баки. Он осторожно обнял его, держа в своих руках легко и безудержно, когда Баки подался навстречу прикосновению. Связанный мужчина вытягивался в объятии, будучи таким отчаянным… таким изголодавшимся по прикосновениям… и в этой закрытой, уединенной комнате Стив позволил себе дать ему эти касания. Баки вздрогнул напротив него, тихо плача в его рубашку, пока Стив держал его, но внезапно он поднял лоб от воротника Стива, устремив взгляд к его глазам. И от этого движения Стив нежно убрал руки, и его большие, сильные ладони снова поднялись, обхватывая его лицо, и Баки почувствовал, как из его горла вырвался вздох облегчения. Он никогда не хотел, чтобы Стив перестал к нему прикасаться. Он никогда не хотел отрываться от этих нежных, ласковых рук. Как же ему было позволено это заполучить? Каким образом после стольких пыток и издевательств ему были позволены прикосновения этого нежного, искреннего человека, который сделал все возможное, чтобы исправить то, что с ним сотворили? Это не имело смысла, но впервые Баки это не волновало. - Спасибо… - прошептал он, наклоняясь к прикосновению и чувствуя учащенное сердцебиение Стива. Глаза Баки закрылись, он медленно выдохнул, высунув язык, чтобы смочить потрескавшиеся губы, а его ресницы затрепетали напротив скул. - Спасибо… спасибо тебе, Стив… спасибо… Стив моргнул, будучи внезапно ошеломленным реакцией Баки на этот простой дар. Он был прав. Стив не мог понять, что он для него сделал, несмотря на то, что Баки хотел для него этого. Он хотел, чтобы Стив понял…он должен был знать… должен был знать, что это для него значило… Внезапно Баки охватили столь инстинктивные и сильные побуждения, что он не в силах был им противиться. В момент слепой, оцепенелой благодарности Баки наклонился вперед и прижался ртом к губам Стива. Стив почувствовал себя так, словно его ударили в грудь. Сердце остановилось, а легкие замерзли на полпути ко вздоху. Глаза охранника от паники стали огромными, и эта тревога вылилась в противоречивую смесь головокружительной, безвольной любви. Его руки шарили по лицу Баки, разрываясь между тем, чтобы притянуть его к себе и оттолкнуть прочь. И вдруг из его тела выплеснулось паническое напряжение, и он впился в поцелуй. Сердце Стива оставило позади разум, который подчинялся чувству долга, и его охватили эти сильные чувства, которые предложил ему Баки. Руки Стива притянули рот Баки ближе, а глаза закрылись, пока он его целовал. Потрескавшиеся губы Баки были теплыми, и из горла мужчины вырвался крошечный звук, в то время как Стив отвечал взаимностью на его поцелуй. Баки наклонился, охваченный дрожью, его плотно сжатые губы расслабились под губами Стива, а слезы оставляли влагу на щеках Стива, пока его лицо наполнялось жаром под этими сильными ладонями. Стив резко сделал глубокий вздох через нос и разорвал поцелуй, его грудь сдавило, а губы вожделенно задержались на губах Баки еще на одну эгоистичную секунду. Стив почувствовал, что у него перехватило дыхание, помутился рассудок, закружилась голова и бешено застучало сердце. Он ощущал себя так, словно мог опять привлечь к себе Баки и снова его целовать… целовать его и никогда не останавливаться. Но как бы то ни было, он никогда не должен был даже начинать. Баки откинулся назад, его влажные ресницы распахнулись, а глаза резко округлились, поднимаясь к Стиву, и в них читалось что-то похожее на страх. Он мог почувствовать, как момент слепой благодарности и необычной привязанности сменяется ужасом от осознания того, что он переступил хрупкую черту. Но когда его безжизненные глаза уставились на Стива, охранник встретил его взгляд только ошеломленной тишиной. Его глаза были так же широко распахнуты, как и у Баки, но там недоставало ужаса. Вместо этого лицо Стива вспыхнуло розовым цветом на щеках и ушах, а его взгляд лихорадочно метался между губами и глазами Баки. И внезапно Стив быстро моргнул, втянув в себя еще один вдох, так и не выдохнув после первого, а его дрожащий большой палец прошелся прямо под мокрыми ресницами Баки. Вместо того, чтобы говорить… и вообще вместо того, чтобы отреагировать так, как в принципе боялся Джеймс, Стив лишь сместил свой нежный захват на его лице. Он развернул руки, осторожно смахивая его слезы тыльной стороной кулака, а кончики его пальцев на секунду пробежались по его потрескавшимся губам, прежде чем Стив ласково прижался ладонями к обеим его щекам и выпустил Баки. Баки подчинился в ошеломленном молчании, когда Стив развернул его, осторожно развязывая лодыжки и путы на локтях, прежде чем завести его в тихую, тусклую камеру. Что касается наручников, Стив даже не заставил его лечь на пол, скрестив лодыжки. Он стоял посреди крошечной камеры вместе с Джеймсом, который стоял там же, будучи безмолвным и неподвижным, пока Стив расстегивал наручники и снимал их с его запястий. Он не шевелился, прислоняясь спиной к своему смотрителю, когда тот пристегнул их обратно к своему поясу, и долгую секунду спустя Баки почувствовал, как рука Стива легла на его правое плечо. Несмотря на то, что Баки мог ощущать какой-то внутренний конфликт Стива, прикосновение все еще оставалось нежным и успокаивающим, и Баки впитывал его с закрытыми глазами и глубокими вздохами. А потом Стив позволил своей руке соскользнуть с заключенного и, повернувшись, выскользнул из камеры, тихо заперев за собой дверь. Снова вернувшись в свою крохотную клетушку, Баки выдохнул, а его глаза открылись. В комнате было достаточно светло, чтобы разглядеть очертания его кровати, раковины и унитаза, но темнота вдыхала мягкое спокойствие в его измученную душу, и Баки позволил своему рту растянуться в крошечной осторожной улыбке. Он все еще мог чувствовать губы Стива на своих собственных, все еще чувствовал нежность его рук, когда он вытирал его слезы и ласково гладил щеки. Он все еще мог чувствовать мягко пылающее в груди едва ощутимое трепетное желание снова заставить Стива так на него смотреть. Он мог чувствовать тепло Стива на своей коже. Он мог чувствовать запах свежего воздуха на своей одежде. В его камере было темно. И у Баки был очень хороший день…