Total Institution

Фогги отложил документ, с которым он уже поработал, во вторую стопку, доставая еще один из первой и открывая его. - Хорошо… - пробормотал он голосом, изнывающим от усталости после нескольких часов работы и эмоционального воздействия тихих, монотонных слов своего клиента. – Давайте… продолжим. Мне кажется, мистер Барнс, на цифровых записях из… Прежде чем он смог продолжить, Фогги почувствовал легкое, словно перышко, прикосновение к своему запястью и запнулся, поглядывая в сторону. Кончики пальцев Мэтта упирались ему в кожу. Его рот был плотно сжат, а лицо внезапно исказилось от беспокойства, и рука Фогги неуклюже замерла на странице, которую он переворачивал. - Из… гм… - Фогги дважды моргнул, прежде чем поднять взгляд на человека, который с каменным лицом сидел напротив них, будучи привязанным к стулу. – Гм… мистер Барнс, мне нужна минутка с моим партнером, если Вы нас извините. Мужчина едва ли моргнул, пока Мэтт и Фогги поднялись на ноги, соскользнув со своих стульев, и закрыли дверь в маленькой комнатке позади них. Выйдя за пределы помещения, Мэтт в ту же минуту повернулся к своему партнеру. - Фогги, мы должны завершить эту сессию. Прямо сейчас, - сказал он, все еще отслеживая приглушенный звук сердцебиения Баки через закрытую дверь. В ту минуту, когда дверь за ними захлопнулась, оно стало беспорядочным. Фогги посмотрел на него, и его взгляд снова устремился через маленькое окошко к оставшейся низкой стопке документов. - Мэтт, - возразил он, оглянувшись на партнера. – Мы почти закончили. Мы разберемся с оставшимися документами и сможем заставить колесо завертеться. Но Мэтт уже качал головой, сжимая губы. - Фогги… доверься мне в этом. Все эти кошмарные вещи, о которых он нам рассказывал? Они случились с ним. Он их помнит, и ты думаешь, он просто на них не реагирует? Он отрегулировал свое сердцебиение, поэтому мне потребовалось некоторое время, чтобы заметить… я думаю, что мы слишком сильно на него надавили. Думаю, мы уже давно пересекли черту, и он очень напуган и растерян, но не хочет, чтобы мы об этом узнали. Брови Фогги нахмурились от его слов, а взгляд снова устремился к маленькой комнатке. - Чем раньше мы с этим покончим, тем скорее он отсюда выйдет, вот чего мы хотим, верно? Мэтт, мы пытаемся освободить этого парня… - запротестовал Фогги, разум которого был настроен на нужный лад, но сердце не улавливало значения слов партнера. Мэтт поморщился, качая головой. - Нет, - твердо сказал он. – Мы прекратим это. Немедленно. Он боится нас, Фогги, - настаивал Мэтт. – В противном случае, почему тогда он так себя ведет… подумай об этом. Его практически столетие контролировали, использовали и заставляли выполнять приказы, не задавая вопросов, и теперь два человека, которых он не знает и не доверяет, спрашивают его о деталях его жизни, которую он едва помнит. И это ужасно. Поэтому у него остается только два варианта: либо он эмоционально закрывается и совсем отказывается отвечать, даже если «знает», что ему причинят боль… либо он подчиняется приказам, - его голос затих, становясь мягче, пока тяжесть психологической травмы их клиента медленно проникала в настроенный на деловой лад разум Фогги. Рот более низкорослого мужчины напрягся, брови нахмурились, а взгляд наполнился беспокойством, пока Мэтт опустил глаза в пол. - Как ты считаешь, что он будет делать? Фогги в течение долгого времени молча стоял напротив него, прежде чем сделать глубокий вдох и слегка кивнуть. - Ты прав. Нам нужно расходиться. Мы вернемся в другой день. Мэтт кивнул в знак согласия и быстро схватил Фогги за плечо, прежде чем двое адвокатов вернулись в закрытую, душную маленькую комнатушку. - Мистер Барнс, - сказал Мэтт ровным голосом, не садясь снова на свое место, а вместо этого оставаясь стоять, сложив руки перед собой. – Мы сожалеем о том, что задержали Вас так надолго, мы потеряли счет времени… - Пусть лучше Джеймс верит, что его тактика удалась. Это спасет его от дальнейших чувств вины и страха. – Мы с партнером решили, что для нас будет лучше разобраться со всем остальным в другой раз. Внутренняя часть Баки едва не зарыдала от облегчения. Все внутри него болело. Все в нем саднило, тряслось и всхлипывало от каждого нового ряда вопросов, которые вынужден был терпеть его измученный разум. Но они закончили… Техники закончили бередить его душу. Они прекратили делать свои записи и задавать вопросы, на которые его рот отвечал с вынужденным смирением, хотя даже попытка вспомнить причиняла страдания. Ему стало известно о таких вещах, о которых он не знал раньше, поскольку техники перекапывали руками окровавленные, раздробленные остатки его разума, зарываясь пальцами в открытые язвы и вскрывая ногтями загнившие, полузакрывшиеся раны. Это было пыткой, которую он не ощущал с тех пор, как его арестовали после Гидры… Но внешне Актив моргнул пустыми, мертвыми глазами, переводя взгляд на другого человека. Фогги склонил голову в подтверждающем кивке, а его губы приподнялись в небольшой улыбке. Эта улыбка не была самонадеянной или чересчур дружелюбной, но она была ласковой… и обнадеживающей. Как только ему указали на сдерживаемые страдания их клиента, Фогги испытал тяжелое чувство вины и ответственности, осевшее грузом у него в животе, и все, чего он хотел – каким-то образом это исправить. - Мы назначим другое время, чтобы прийти и поговорить с Вами. Но сегодня Вы помогли нам многое узнать. Этим тем более можно будет воспользоваться, чтобы помочь Вам добиться справедливости, которой Вы заслуживаете. Мы собираемся помогать Вам за пределами этого учреждения, - добавил Фогги, и его тон немного смягчился, как будто он мог каким-то образом заставить это замученное существо понять, зачем его подвергли таким сильным душевным мукам. Но этим ободряющим тоном он не добился ничего, кроме безразличного кивка от их клиента, прежде чем тот покорно опустил взгляд. Фогги бросил тяжелый, виноватый взгляд на своего партнера, прежде чем легко коснуться костяшками пальцев его локтя, и Мэтт один раз кивнул. - Мы будем на связи, мистер Барнс, и еще раз благодарим Вас за сотрудничество, - мягко сказал Мэтт, прежде чем они с Фогги развернулись и с неохотой покинули помещение. Фогги тихо прикрыл за собой дверь, жестами указав охраннику, находящемуся снаружи, что они закончили, прежде чем синхронизировать шаг с Мэттом. - Ну… теперь я чувствую себя ослом… - сказал он, а его тон пронизывал фальшивый энтузиазм, тонко завуалировавший подлинную боль, которую он испытывал от того, что не распознал за маской Баки сложных мотиваций. Ему нравилось считать себя акулой; безжалостным бизнесменом в этой сфере, который набивает себе карманы и помогает невиновным, если эти два события идут рука об руку. Но Мэтту лучше других было известно, что у Фогги доброе сердце. И Мэтт лучше, чем кто-либо знал, что эта встреча его расстроила. Он почувствовал, как рука партнера сжала плечо, притягивая ближе к себе, и его рот изогнулся в напряженной, печальной улыбке. - Мы будем более предупредительными, но, если не остается ничего другого, мы компенсируем это, вытащив его отсюда так скоро, как только возможно в пределах человеческих сил, - сказал он тихим голосом, прежде чем хлопнуть Фогги между лопаток и скользнуть рукой в карман. - А теперь… я позвоню Стиву и сообщу ему о прогрессе… и неудаче. *** Он пробыл один в комнате меньше минуты, прежде чем туда вошел человек, хлопнув дверью с яростным грохотом позади себя. Баки внутри него съежился от слепого страха, но Актив не дрогнул. Актив уставился впереди себя мертвым взглядом, оставляя перепуганного, растерянного человека запертым внутри; больного, измученного и не желающего ничего, кроме как свернуться калачиком в объятиях единственного человека, который когда-либо отказывался причинить ему боль, и заснуть. Но крошечный кусочек счастья, за который он цеплялся… единственный кусочек, который предоставила ему ограниченная память… вырвали у него без остатка. Стив ушел, и его заменили на того, кто агрессивно появился в этой комнате; на человека, который будет относиться к нему так же, как и любой обработчик в прошлом. С жестокостью или пренебрежением к его жизни и благополучию… Он никогда раньше не видел человека, который заменил Стива. Он был высоким и крепким, с мощными, бросающимися в глаза мускулами. Его волосы были темными и коротко подстриженными, он носил форму охранника, однако электрошоковый пистолет, который он должен был носить на поясе, покачивался перед ним в руке со свободной уверенностью. Он выглядел так, словно изнемогал от желания им воспользоваться при малейшем предлоге, а его большой палец поглаживал курок с чем-то вроде почтения. Для него предназначение этого оружия заключалось в том, чтобы вселять чувство контроля и порядка, а не бесполезно болтаться в петле на поясе. Он прошел вперед. Его личность источала уверенность в себе и разила злым умыслом. - Итак, - сказал он низким и мощным голосом, пусть даже это слово несло извращенные оттенки ничего не значащего разговора. Оно ощущалось, словно насмешка. – Ты – Зимний Солдат, о котором я так много слышал. Звук его шагов медленно обогнул спинку стула Баки, прежде чем он опять неспешно двинулся вперед по кругу, и взгляд охранника заскользил по связанной фигуре, буравя легкий сетчатый капюшон и пробираясь к бесстрастному лицу. Охранник слегка пожал плечами, и от каждого его движения сквозило неискренностью и издевкой. - Я слышал сплетни, что это ты стоял за убийством Кеннеди… что ты убрал этого изобретателя, гм, Старка… да, точно… Говарда Старка. Я слышал истории о целых армейских базах… погибших охранниках, стоявших по периметру, и о других, которые все еще лежат в казармах со вскрытым горлом у всех до единого. Взгляд его темных, злобных глаз сместился, и охранник медленно повернулся, изгибая рот в ухмылке донельзя непохожей на нежную, ласковую улыбку, которую дарил ему Стив. - Но знаешь что? – усмехнулся охранник, шагая вперед и внезапно тяжело опуская подошву ботинка на сидение стула между бедрами Баки, болезненно вжимая носок куда-то промеж его ног, пока он наклонялся, вторгаясь в личное пространство заключенного. – На самом деле я немного разочарован. Я ожидал большего. Я ожидал от тебя некоторой мужественности… мне выпала привилегия охранять самое смертоносное оружие Гидры… а он оказался смазливым мальчишкой. Актив смотрел прямым, неподвижным и немигающим взглядом; просто стараясь выжить до того мига, когда сможет остаться один. Слова нового охранника вдогонку омыли его, словно волной, оставляя Баки чувствовать себя мертвым и опустошенным, пока зернистые образы солдат с истекающими кровью, перерезанными глотками мелькали в глубине его сознания. Его разум тактически обрабатывал каждое слово, сказанное ему новым охранником… сортируя и классифицируя эти слова, а так же неосознанно определяя профиль стоящего перед ним мужчины. Несоблюдение личного пространства для закрепления господства. Использование женоподобных обращений, чтобы унизить. Оценка: повышенный потенциал физического и сексуального насилия. Вероятность словесного оскорбления составляет 96 %. Уголки губ мужчины подергивались от ухмылки, а затем они изогнулись, когда он поднял электрошокер и ощутимо, но в то же время, с издевательской небрежностью прижал его к чувствительной нижней части челюсти Баки, и короткие металлические зубцы легко скользнули сквозь сетчатый капюшон. Впервые за это время маска Актива чуть заметно треснула, у него перехватило дыхание, пока зубцы нажимали и нажимали все глубже и глубже, не оставляя ему другого выбора, кроме как приподнять лицо, очутившись на одном уровне со своим охранником. Его ухмылка стала отвратительной, и одним мощным, целенаправленным движением он ухватил свободной рукой затылок Баки, вонзаясь пальцами в сочленение шеи и черепа. - Я думаю … - тихо проговорил он – … что пока ты делаешь в точности то, что я говорю, мы отлично поладим. Электрошокер еще сильнее вдавился в мягкую плоть подбородка Баки, и зубцы глубоко ранили хрупкую кожу. - Но сдвинься хоть на дюйм без моего согласия, и я могу сделать намного хуже, чем просто ударить тебя шокером. Тяжелые безмолвные вздохи, раздающиеся между ними, затянулись, и голубые глаза со стальным оттенком встретились с суровыми темно-зелеными глазами обработчика, в то время как хватка мужчины становилась крепче. Его пальцы вонзались в шею, оставляя насыщенные, болезненные синяки, а электрошокер со столь сильной самонадеянностью удерживался возле горла Баки… оставляя на его плоти глубокие темно-пурпурные отметины. Этот мужчина удерживал его с насмешкой и отвращением, которые сочились из каждой поры его тела. Но внезапно новый охранник резко отпустил Баки и отступил назад, ослабив нажим ботинка на чувствительный пах Баки. Почти сразу же он принялся за работу, отстегивая Баки от стула, и Актив оставался совершенно неподвижным. Он не моргал. Не дышал. Он не мог справиться с еще одним испытанием. После всего, что сегодня произошло, после того, как его оставили растерянным, брошенным и одиноким в своей камере, после того, как его притащили сюда и сказали, что Стив ушел… После того, как он был подвергнут часам психических и эмоциональных мучений, которые он удерживал запертыми глубоко в груди… он не мог справиться с очередным испытанием… Он больше не мог сегодня выносить наказаний или… или он сломается. Он собирался треснуть по швам, а затем рассыпаться под тяжестью стресса, боли и страха, а потом… потом они просто причинят ему еще больше боли. Потому что Актив был предназначен для того, чтобы подчиняться приказам. Его единственная личная цель в жизни - не допустить неисправности, чтобы продолжать быть полезным… а это значит, ему не будут причинять боль… боже… пожалуйста… просто не делайте ему больно… Баки сидел неподвижно, пока его отвязывали от стула, пытаясь максимально возможно ограничить свои движения, невзирая на то, что все это время чувствовал себя так, словно по его венам течет жидкий азот, несмотря на ощущение, что он застывает, горит и полыхает огнем изнутри. Когда мужчина схватил его за предплечье и рывком поставил на ноги, Баки покачнулся, а его желудок болезненно рухнул вниз, но он быстро встал на ноги, стараясь не споткнуться. Он не сводил глаз с пола, сглатывая от внезапного жгучего желания закричать от неприкрытой муки и паники, когда зубцы шокера вонзились в основание его позвоночника, чтобы подтолкнуть вперед. Рука охранника была тяжелой и безжалостной, впиваясь в его кожу и мышцы, пока он тащил Баки, минуя безликие белые коридоры, обратно в его яркий персональный отсек ада. Его пихнули на колени, и охранник прижался к его спине, а от тихих, непристойных слов, которые он прошипел ему в ухо, живот Баки скрутило спазмом от страха и тошноты. Эти слова нахлынули на Баки, оставляя его с ощущением холода и дрожи, а по всему его телу выступил леденящий пот, прежде чем в ушах зазвенело от резкого лающего смеха, и Баки прижался к земле, в первую очередь, прислоняя к бетонному полу лицо. Актив смотрел невидящим взглядом и не шевелился, пока его путы развязывали, а защиту от плевков резко сорвали с головы. Он лежал на горячем, липком бетонном полу, когда его охранник встал во весь рост, а после того, как за ним захлопнулась дверь, Баки не мог даже заставить себя пошевелиться. И когда дверь заперли на замок, Актив сломался. Баки испуганно застонал и свернулся калачиком, прижав колени поближе к себе и подгибая голову руками, а все его тело охватила яростная дрожь. Ему стало дурно… Баки почувствовал себя совершенно больным, и неприкрытый всхлип вырвался из его горла так неожиданно и громко, что он резко отозвался эхом в крошечном пространстве. Он вздрогнул, когда этот звук завибрировал вокруг него, а его живая рука хлопнула себя по рту, чтобы заглушить второй вскрик. Почему это произошло? Впервые в своей жизни он почувствовал что-то вроде счастья. У него был кто-то, от кого он зависел… кто-то, кому он доверял о себе позаботиться… кто-то, к кому никогда не надо было испытывать страха из-за того, что он будет его терроризировать, причинять боль или морить голодом. У него был Стив… Стив, который держал его за руку и поглаживал большим пальцем его костяшки; который обнимал его и нежно успокаивал из-за страха перед защитной сеткой, чтобы его выпустили на улицу… Стив, который целовал его теплыми мягкими губами и говорил, что у него есть выбор… говорил, что считает его невиновным и хорошим… Баки был практически счастлив… и внезапно все это вырвали у него без остатка. Внезапно все, что осталось от его сердца и души, стало ощущаться внутри так, словно их выдернули, оставив Баки пустым и выпотрошенным; оставив его без ничего, кроме одной-единственной сочащейся, открытой раны. Стив ушел. А он стал объектом воздействия для людей, которые ворвались в его поврежденный разум, словно это была гонка, чтобы посмотреть, чей вопрос сможет причинить ему больше всего боли… сможет разрушить его маску сдержанности. Ему назначили нового охранника, который причинил ему боль, угрожал и унижал его и… и Стив ушел. Стив ушел. Стив ушел. Безнадежность пронзила его, словно пуля, и Баки обхватил руками живот, который яростно крутило, сводило от спазмов и выворачивало, пока он не подумал, что его стошнит. Его колени напряглись, глаза закрылись, сжимая веки, а по щекам покатились горячие, жестокие слезы. Он просто хотел Стива… Он скучал по его ласковой заботе и теплу его улыбки… по нежности его добрых голубых глаз. Баки скучал по тому, как его целовали и держали за руку, и часть него очень боялась, что он никогда снова этого не испытает. И внезапно, все, что смог сделать Баки – это заплакать. Он лежал на твердом, безжалостном полу и плакал, пока его горло не охрипло и не засаднило, а тело не свернулось напряженным узлом от яростной дрожи, которая его сотрясала. Баки сжимал руки до тех пор, пока его ногти не вырезали кровоточащие полумесяцы на правой ладони, а левая металлическая рука не стала горячей от силы нажима. Он плакал, пока дверь не содрогнулась от жестокого удара, который заставил Баки вздрогнуть и оборвать всхлип. И когда охранник шикнул на него, Баки засунул в рот костяшки правой руки, чтобы заглушить беспомощные звуки. Он просто хотел Стива. Он просто хотел Стива… Он просто хотел Стива…