Total Institution

Баки вскочил на ноги даже до того, как его разум обработал это действие, и мышцы его бедер напружинились, чтобы перескочить через прочные дубовые перекладины, которые отделяли переднюю часть зала суда. Его тело устремилось вперед, но внезапно на предплечья Баки легли чьи-то руки, которые потянули его, останавливая это движение. Нельсон вскинулся и, быстро выкрикнув: «Стой!», схватил его сзади за руки, в то время как Баки подпрыгнул, резко останавливаясь. - Джеймс… Это было произнесено Мердоком, и темноволосый адвокат переместился, становясь перед ним, несмотря на то, что Баки оборачивался, глядя себе за спину. - Полегче… ты не сможешь поговорить со Стивом прямо сейчас, но я хотел, чтобы ты знал, что он здесь. Джеймс… посмотри на меня. Баки не был уверен, как Мэтту удалось судить о том, что он на него не смотрел, но он начал понимать, что его инвалидность не так проста, как казалась на первый взгляд. Его глаза на секунду оторвались от Стива, нетерпеливо устремившись к лицу Мердока с отчаянием, которое было написано на каждой черточке лица Баки. - Джеймс, Стив здесь ради тебя… Он здесь, чтобы тебя поддержать. Сегодня последний день. Если все пройдет хорошо, ты будешь свободен, чтобы быть рядом с ним… - А если этого не произойдет, я никогда больше его не увижу… - резко выпалил Баки. Его программирование на то, чтобы быть уважительным по отношению к обработчикам, сломалось при виде Стива. Он подался вперед, практически вжимаясь своей грудью в грудь Мердока и фокусируя взгляд на Стиве. Мердок поднял руки, просто чтобы осторожно прекратить сдавливание своей грудной клетки. - Я не позволю этому случиться… Посмотри на меня… Нам нужно через это пройти. Я знаю, что ты устал, знаю, что этот процесс тебя травмировал, и я подумал, что осознание того, что Стив находится прямо здесь, стало бы утешением. Я подумал, что это поможет тебе пережить этот последний день. Мэтт высунул язык, медленно смочив губы, пока он настраивался на ритм сердцебиения Стива, который по-прежнему оставался быстрым. - Если это слишком… Взгляд Баки резко метнулся обратно к Мэтту, и глубоко внутри него вспыхнуло что-то вроде паники. - Нет… - умолял он, а его голос внезапно упал до отчаянного выдоха. – Нет… не заставляй его уходить… я… я прекращу… я буду хорошим, я… я сосредоточусь. - Это не угроза, Джеймс… - тихо сказал Мердок, и его руки опустились по бокам тела. – Но ты должен относиться к этому серьезно… в этом заключается все твое будущее, которое мы пытаемся изменить… я не могу подвергать его опасности даже из-за Стива. Доверься мне, Джеймс… Он понимает… Все, чего он хочет – это быть здесь для тебя. Баки медленно отступил на шаг, его плечи поникли. В некотором смысле он был раздавлен. Но… не смотреть на Стива… и даже не иметь возможность к нему прикоснуться… это же лучше, чем столкнуться со всем этим один на один? Разве не лучше знать, что он здесь, даже если это означало, что его ладони и пальцы горели и зудели от желания погладить его великолепную сильную челюсть. Баки сглотнул, его взгляд метнулся к Мердоку. - Я… я ничего не буду делать… я просто подойду к ограждению, обещаю, что ничего не сделаю. От этих слов выражение лица его адвоката смягчилось, и он отступил назад, жестом показывая Баки, чтобы он проходил. Он нерешительно прошел к ограждению, его глаза снова отыскали Стива, и Баки медленно заставил свои сухие потрескавшиеся губы изогнуться в крошечной дрожащей улыбке. Стив увидел эту легкую улыбку и почувствовал, как его сердце вспыхнуло жаром. Он смочил губы едва заметным движением языка, тяжело сглатывая от комка, образовавшегося в горле. Боже… прошло четыре месяца… четыре месяца с тех пор, когда он последний раз видел Баки… с тех пор, как он последний раз нежно поцеловал его в камере на прощание и закрыл дверь, неизменно намереваясь вернуться, но Стива оторвали от него против воли. Прошло четыре месяца, и Баки исхудал и побледнел. Его глаза ввалились и потускнели, и он выглядел напряженным и измученным, словно его растягивали во все стороны, делая все тоньше и тоньше, пока он совсем не порвется. Он выглядел усталым… Он выглядел разбитым… но при виде Стива его рот растянулся в крошечной улыбке, и Стив почувствовал, как у него в глазах щиплет от непролитых слез. - Привет, Баки… Эти слова были произнесены одними губами через всю комнату, его рот безмолвно придал им форму, а рука, лежащая на боку, отчаянно, едва заметно дернулась. Стив не желал ничего, кроме как вытолкать взашей каждую живую душу, которая стояла между ним и Баки, перепрыгнуть через ограждение и сжать его в объятьях. Он хотел вдыхать его запах, чувствовать тепло его тела и частоту дыхания. Он хотел его поцеловать… боже, он хотел его поцеловать и услышать отчаянные, жадные до прикосновений вздохи Баки, когда он подавался навстречу этим проявлениям чувств. Он хотел наверстать каждый упущенный день, каждое мгновение их расставания, и ему хотелось, чтобы Баки знал, что он любим. Он был так любим… так глубоко, глубоко любим, а Стив даже не мог этого сказать. Но он мог обнять его, поцеловать и погладить по волосам. Он мог лежать рядом с ним на кровати и шептать о том, каким он был красивым. Он так сильно его любил… Прошло четыре месяца с тех пор, как кто-то показывал это Баки, и из всей жизни, которую он прожил, эти четыре месяца были чертовски длинными. Рука Баки плавно поднялась, дернувшись в легком, неуверенном взмахе, а его разбитый взгляд стал застенчивым от тепла улыбки Стива. Он наклонил голову, и внезапно вся его защита - все программирование и жесткий протокол исчезли, и он стал просто Баки. Просто пугливым, мягким мужчиной, которого пытали и над которым издевались при каждой возможности, и все же где-то глубоко внутри него (что было практически невозможно) сохранилась нежность. Его взгляд взметнулся вверх, а рот мягко сформировал ответ: «Привет, Стив...» Почти в ту же секунду, когда с его губ сорвались очертания этих слов, раздался резкий удар судейского молотка, и Баки вздрогнул, поворачиваясь обратно. Это было началом. Обернувшись, он бросил быстрый панический взгляд на Стива, прежде чем Нельсон поспешно отвел его обратно к скамье подсудимого, и образ Стива оказался вне поля его зрения. Но он присутствовал здесь. Начинался последний день судебного разбирательства, и Стив был здесь… несмотря ни на что. Взгляд Баки устремился вперед, а его желудок скрутило спазмом. Он мог с этим справиться. Он должен был. У него не было другого выбора. *** Последний день суда по ощущениям походил на отрубание головы в замедленном движении. Он был ужасающим, неизбежным и практически предрешенным. Это было окончанием жизни Баки. Либо окончанием его жизни в неволе, либо просто окончанием, и ничто не могло остановить падение топора. Этот удар обеспечит ему свободу, либо убьет его, и не существовало никакого промежуточного варианта. Его единственным спасательным кругом был Стив. Изредка, если он смотрел в подходящее время, когда женщина в розовом наклонялась вперед, одновременно с тем, как лысый мужчина в сером подавался назад, Баки мог видеть его со своего места. Он мог видеть, как тот наблюдает за происходящим или бросает быстрые взгляды в его сторону. Иногда они достаточно долго оставались в поле зрения друг друга, чтобы Стив мог послать ему едва заметную, натянутую улыбку. Он тоже выглядел напуганным. Он мог почуять металлический, едкий запах падающего на него топора. Он тоже ждал, чтобы увидеть, куда обрушится этот удар. Было три часа дня, когда судья попросила Мердока произнести заключительную речь. Весь день они копались в оставшихся доказательствах и подробно обсуждали другие задокументированные примеры. Мэтт продемонстрировал суду видео… ужасные, отвратительные видео, о которых говорил Стив… Звук его собственных, замученных криков заставил желудок Баки сжаться от тошноты, и он склонил голову, вздрогнув, когда эта версия его самого, которая понятия не имела что его ждет, взывала к товарищам по оружию, пока его привязывали. Они просматривали видео крио-процедур и дисциплинарных процедур. Мэтт продемонстрировал присяжным, что случалось с Баки, если он проваливал миссию, выходил за рамки или показывал даже след человечности. Он продемонстрировал, что происходило даже тогда, когда Баки не делал ничего неположенного – показал, как агенты Гидры мучили его даже без повода. И как только большой плоский экран стал черным, Мэтт медленно поднялся со своего места, становясь рядом с Баки. Баки мог слышать свой собственный пульс, бьющий по ушам. Он мог ощутить запах пота, обильно покрывающего тело под тюремной униформой. Он мог почувствовать боль, когда его живот скрутило спазмом чистейшего ужаса. Мэтт уверенно прошагал до середины помещения, его поза источала уверенность, но плечи были расслаблены, а выражение лица стало серьезным. - Дамы и господа присяжные заседатели… - начал он, и его лицо было обращено к собравшимся здесь случайным мужчинам и женщинам, которые будут определять дальнейший ход жизни Баки. – Я призываю Вас задуматься над теми видеозаписями, которые я Вам продемонстрировал. Этот молодой человек, сбитый с толку, напуганный и борющийся за свою жизнь – вот это Джеймс Бьюкенен Барнс. Он был умным, он был смелым и он пытался защитить свою страну. Он во всем поступил правильно… но иногда этого оказывается недостаточно. Голос Мэтта немного смягчился, его тон стал более субъективным, когда он подошел, чтобы положить руки на ограждение, отделяющее его от присяжных. - Мой клиент всеми силами боролся со своими захватчиками. Даже будучи больным, раненым и недоедающим… даже после того, как на нем ставили эксперименты, пытали и надругались. Эти кадры показывают, что даже спустя годы после того, как из его сознания стирали всё, что делало его тем, кем он был, Джеймс Барнс все же снова и снова прорывался наружу и пытался поступить так, как по его воспоминаниям было правильно… и они жестоко наказывали его за это. Баки мог видеть пристальное внимание присяжных, мог видеть каждый взгляд, устремленный в глаза тому, кто, в свою очередь, был не в состоянии их увидеть. Они сосредоточились на человеке, который произносил для них речь, которая заставляла их сердца заныть от горечи. Мэтт медленно шел вдоль ограждения, словно его слова предназначались персонально для каждого из них, а не для безликой массы. - Дамы и господа… - тихо произнес он, при этом кончики его пальцев очень легко касались ограждения, а голос был таким глубоким и интимным. – Джеймс Бьюкенен Барнс столкнулся с ужасами, выходящими даже за рамки того, что мы сегодня обнародовали, и он имел с ними дело на протяжении большей части столетия. У него украли его жизнь, его семью и друзей, которые остались позади, в том времени, в которое он никогда не сможет вернуться. Его против воли заставили стать оружием и убийцей, его пытали, насиловали и использовали без его ведома… И когда он вырвался на свободу из плена Гидры, он был сразу же взят под стражу без учета его психического состояния и оказался в плену Соединенных Штатов Америки. Дамы и господа… когда я смотрю на своего клиента, когда я смотрю на Джеймса, я не вижу ни жестокого человека, ни человека, который заслуживает того, чтобы провести остаток своей жизни в крошечной изолированной камере. Я вижу человека, который заслуживает шанса заново открыть свою уничтоженную Гидрой личность, который заслуживает шанса заново выстроить свою жизнь. Я вижу человека, нуждающегося в поддержке, заботе и внимании к травме, которую он пережил… Я вижу человека, который после целой жизни в кошмаре заслуживает стать свободным… Пожалуйста, примите это во внимание, когда будете выносить решение… спасибо. Когда Мэтт вернулся к Баки, тот почувствовал, что все его тело обмякло. Вот и всё. Это всё, что они могли сделать… Теперь группа посторонних людей будет решать выйдет ли он на свободу… к Стиву… или вернется в эту адскую дыру, в которой провел практически пять лет… вернется к охраннику, который мог издеваться над ним при любой возможности… вернется в душную белую камеру с пронзительно-ярким светом, который будет мучить его всю оставшуюся жизнь… все кончено… они больше ничего не могли поделать… Судья говорила, но ее слова накрыли Баки, словно волна, не затрагивая восприятие. Они не проникали в сознание, а просто текли мимо, словно вода по камням. Фогги дотронулся до его локтя, побуждая подняться на ноги. Мэтт стоял по другую сторону от него, и его рука, лежащая на пояснице Баки, направила его прочь отсюда, когда все остальные присутствующие начали двигаться, словно единое целое. Что происходит? Баки с трудом повернул голову, глядя через плечо, его уши заложило, и в них раздавался звон, пока глаза беспрестанно искали Стива… он был где-то там… он затерялся среди движущихся людей. Присяжные, один за другим, выходили в комнату, расположенную в другом конце огромного, словно пещера судебного зала. Все вокруг ощущалось густым, медленным и текучим, сердце Баки колотилось прямо в ушах, пока его вели через узкий дверной проем в маленькую комнатку, в которой они ждали в прошлые разы. Щелчок двери прозвучал так же громко, как выстрел, и тело Баки резко дернулось, а его взгляд взметнулся, стремительно фокусируясь. - Что происходит? – снова вырвалось у Баки хриплым и отчаянным голосом, когда он внезапно отстранился от направляющей руки Мердока и вернулся к двери. Он коснулся двери кончиками пальцев, вяло надавив на нее ладонью и уставившись вперед, желая, чтобы его взгляд мог проникнуть сквозь створку. - Что случилось… что происходит? Мэтт снова подошел ближе, положив руку на предплечье Баки и медленно проведя ладонью вниз, мягко уговаривая его отойти. - Присяжные принимают решение… теперь уже недолго, Джеймс… - Я могу увидеть Стива? – прозвучала тихая просьба, которая была слабой даже для его ушей, его плечи внезапно поникли, а взгляд все еще упирался в дверь. - Его не пустят сюда прямо сейчас… но у нас это получится, Джеймс. Эти присяжные слышали, что с тобой произошло, они должны проголосовать за то, чтобы освободить тебя. Внезапно Баки почувствовал себя слепым, страх подкатил к самому горлу, а тело сжалось от напряжения, словно пружина, когда он развернулся лицом к адвокату. - Ты этого не знаешь! – пугающе огрызнулся Баки, широко распахнув глаза и встряхнув прядками волос, отчего те упали ему на лицо. – Они слышали, что со мной произошло, но в придачу они слышали все эти свидетельства! Они слышали об организациях, которые я уничтожил, о людях, которых я убил… Они не собираются забыть об этом, Мердок! Они… - Нет… - резко отрезал Мердок, его брови нахмурились, а плечи намеренно откинулись назад. – Нет, они не забудут… они это учтут и поставят на другую чашу весов, соизмеряя со всеми остальные доказательствами, но Джеймс… я знаю, что ты невиновен. Фогги это знает, Стив это знает. Мы разумные люди, Стив разумный человек… Мы поняли это, даже не располагая всеми фактами, которые нам открылись… и они тоже поймут… доверься мне… просто дыши. Напряжение медленно покидало тело Баки, и он откинулся на скамью, находясь в прострации. Он смутно осознавал, что только этим утром сидел на этом же самом месте, будучи таким же потерянным и ошеломленным. Его в течение восьми дней приводили сюда, чтобы оградить от толпы, а так же голосов и обвинений, и сейчас это был последний раз… присяжные выносили решение, и Баки чувствовал, как каждую жилу его тела пронзает истощение. Он кивнул, находясь в оцепенении. Спорить было бессмысленно. Его решимость делать выбор снова исчезла. Гидра… тюрьма… суд… как будто весь мир замышлял ни за что не позволять Баки принимать решения, что делать с собственным телом и собственной жизнью… когда-либо. *** Прошло семь часов, прежде чем Баки вернули в зал суда. Кровь стучала у него в ушах, и Баки мог почувствовать запах собственного страха, сочащегося из каждой его поры. Он мог почувствовать, как беспомощность сковывает его конечности. Беспомощность… отчаяние. Мэтт выглядел уверенным, но жизнь Баки была ужасной везде, куда ни глянь, так почему сейчас будет иначе? Когда судья заговорила, глаза Баки беспомощно уставились на Стива, и он вытянул шею, чтобы еще один разочек мельком на него посмотреть. Если они признают его виновным, он никогда больше его не увидит… их последний и единственный шанс исчезнет. Но сквозь плотную толпу присутствующих он не мог рассмотреть ничего, кроме кусочка своего бывшего охранника. Его глаза щипало от напряжения, а шея выворачивалась в попытках поймать его в поле зрения, когда Мердок мягко коснулся его руки, и желудок Баки рухнул вниз, словно ведро со свинцом. Судья направила взгляд в его сторону, держа в руках раскрытый конверт с решением присяжных. - В деле Джеймса Бьюкенена Барнса против Соединенных Штатов… мистер Барнс, суд признает Вас… … невиновным… Баки почувствовал, как у него засосало под ложечкой, и все его тело охватило судорожное покалывание, пока слова судьи переплетались, путаясь, и смешиваясь друг с другом у него в голове. Он словно в тумане ощущал, как Мердок сжимает его руку и видел, как ладони Нельсона сжимаются в кулаки, которые он слегка приподнял под столом. Он слушал, как она продолжает, словно издалека. - Мистер Барнс, Соединенные Штаты Америки подводили Вас на протяжении без малого восьмидесяти лет и, учитывая представленные здесь доказательства и эту непростительную пародию на правосудие, я перехожу к реализации статьи 440.10 уголовно-процессуального кодекса и, тем самым, отменяю решение, вынесенное не в Вашу пользу. Поздравляю, мистер Барнс… Он отрешился от всего остального. Баки вскочил на ноги, а Мэтт и Фогги уже поднялись. Он начал паниковать, когда Фогги схватил его за руку, но этот момент страха прошел мимо, стоило его взгляду заскользить по залу суда в сторону Стива… Стив… Боже... он собирался быть со Стивом! Он снова его увидит… он… он был свободен! Забыв о неподвижности, Баки освободил руку из захвата Нельсона, частично игнорируя людей, которые подгоняли его, направляя его шаги так, как им хотелось, пока он вытягивал шею, чтобы смотреть поверх голов этой толпы. - СТИВ! – закричал он, быстро вглядываясь в каждое лицо широко распахнутыми глазами. – Стив! СТИВ! Ответный выкрик с противоположного конца зала был предназначен для его ушей, и поверх людских голов взметнулась рука. - БАКИ! Его сердце подскочило прямо к горлу, и рот Баки внезапно расплылся в широкой ухмылке, когда он заметил этот проблеск ярко-голубых глаз и великолепную, исступленную улыбку Стива. Чьи-то руки схватили его за правое предплечье, кто-то заговорил, обращаясь к нему, в то время пока Баки вели к дверям, но он был слишком отрешенным, чтобы в это вникнуть. Он даже не был уверен, кто именно его окружал, Нельсон пропал с концами, хотя Мердок был где-то слева от него. Стив – это все, что имело значение. Теперь он мог видеть Стива более полноценно; тот подныривал под людей и расталкивал их, чтобы добраться до него, его щеки раскраснелись, а рот растянулся в широкой улыбке. Его глаза блестели от слез, и внезапно Баки почувствовал прилив отчаянной привязанности, которая была такой глубокой и такой искренней, что казалось, она разобьет ему сердце. Стив был здесь… Баки был свободен, и Стив был здесь, и трудность заключалась только в том, чтобы до него добраться. Неожиданно дверной проем, ведущий в зал суда, сомкнулся позади Баки, и Стив исчез из виду. Его передернуло от беспокойства, и Баки встал в пол-оборота, подавляя испуганный крик. Мердок бурлил от азарта и энергии, уводя его и несколько других людей от двери, а уши Баки омыло волной его теплого и приятного голоса «Давай же, Джеймс». Но Баки внезапно почувствовал смятение, а слабая паника вспенилась и забила ключом из самых глубин его нутра. - Подождите… - запротестовал он, почти полностью разворачиваясь и отчаянно пытаясь заглянуть в дверной проем. – Подождите, подождите нет, Ст… Стив! Мердок, нет! Я должен подойти к Стиву… подождите! Стив!